Серпухов

   Ожидая, когда создастся нечто, достойное митрополита, я спрашиваю:

  - Какая интрига?

  - О. Мефодий дистанцируется от политических дрязг. Он, в основном, занимается молитвенной жизнью. Это хорошо для священника, но плохо для благочинного крупного округа. О. Мефодий словно не замечает, что происходит в государстве. Народу внушили мысль, что он не сам зарабатывает на жизнь, а его из милости содержит тот или иной чиновник. В Серпухове уже есть "городские", "районные", сейчас к ним добавились "Подольские". Все эти кланы ходят в собор, но не для того, чтобы молиться Богу. Для них вера - это способ вербовки людей в свои ряды, а благочинный - тотемная должность. Да только о. Мефодий на нее не подходит. Поэтому неожиданное появление митрополита - это плохая новость. Мне думается, что он, фигурально выражаясь, едет "рубить" неугодные гражданским властям головы.

  - А ты разделяешь мнение наших клириков, что в происходящем с Русью отчасти виноват патриарх? - спрашиваю я, помогая Сергею Алексеевичу загрузить тяжелый букет в мой автомобиль.

  - Молодые батюшки, возможно, в чем-то правы, - уклончиво произносит алтарник, усаживаясь в машину рядом со мной, - но патриарх не так уж плох, как говорят в частных беседах, и пытаются изобразить в соц. сетях. Патриарха Сергия тоже обвиняли во многом, и до сих пор обвиняют. Однако никто не попытался представить, что было бы, если первосвятитель не стал договариваться с коммунистами, а вступил с ними в противодействие. Были ли тогда на Руси верующие, и был ли у нас наш собор? Вот в чем вопрос!

  - Христос обещал, что врата ада ее не одолеют церковь. Из этого следует вывод, что не нам переживать за ее сохранность. Скорее, переживать надо за Русь. А сейчас русское общество стремится в духовный ад первобытных племен, люди сознательно опускаются до животного примитивизма. Вот с этим, мы и должны бороться!

  - Ну и как ты себе это представляешь? - спрашивает Сергей Алексеевич, выслушав меня без одобрения.

  - Как и предложили молодые батюшки! Поместными соборами, участием в них самых широких слоев населения. Нам нужно понять, каким образом развиваться дальше. Если мы не станем особым, русским социумом, состоящим из Божьих людей, то погибнем, как нация! - говорю я, въезжая на территорию собора.

  Далее наш разговор не продолжается: выйдя и машины, мы оказываемся в суете подготовки к встрече митрополита, и, получив указание положить цветы в холодильник, направляемся в здание воскресной школы.

   В одном из классов я вижу Маргариту Ивановну и Татьяну, которые, разложив на партах материал, шьют платья для детского хора. Я останавливаюсь и смотрю на женщин. Маргарита Ивановна, заметив меня, здоровается, а затем обменивается с Татьяной взглядом. Яр краснеет, и Тихая, поджав губы, с недовольным видом закрывает дверь перед моим носом. Я соображаю, что Яр в прошлом заметила интерес к себе со стороны Жени, однако его намерения остались для нее тайной. Если брат считал Татьяну дочерью, но не сказал ей, то, как это сделать мне? Я даже не знаю имя матери Татьяны!

   Из задумчивости меня выводит Костя: он зовет меня с собой, в гаражную мастерскую. Поскольку Сергея Алексеевича поблизости не видно, и неизвестно, нужна ли ему моя помощь, я соглашаюсь пойти. Работы оказывается много, и едва мы заканчиваем, нас зовет Василий Михайлович. Он уверяет, что необходимо срочно разобрать леса в боковом алтаре, иначе всем будет " полный капут".

   После разборки лесов, по настоянию, как всегда, загадочно появившегося Сергея Алексеевича, мы перемещаемся в главный алтарь. В нем трудятся, пытаясь добиться от церковной латуни "золотого" блеска, молодые батюшки, привычно споря о патриархе, государстве и текущем моменте. Сергей Алексеевич пальцем указывает, что кому-то из нас необходимо подняться по лестнице, и снять икону над царскими вратами.

  - Это слишком высоко, у меня голова будет кружиться! - нерешительно говорю я.

  - А я тяжелый, лестница не выдержит! - трогая рукой хлипкую конструкцию, произносит Василий Михайлович.

  - У меня нога больная. Тогда, кто же рискнет? - спрашивает Сергей Алексеевич.

   Костя, взглядом сосчитав ступеньки, говорит:

  - Молитесь обо мне, святые отцы! - и, обреченно вздохнув, лезет вверх, откуда вскоре возвращается, с трудом держа тяжелую икону. Она от постоянного каждения в алтаре так покрыта слоем копоти, что лишь здесь, внизу, становится понятно, что это икона Христа - Спасителя.

  - А что я про кадильный дым говорил! - восклицаем о. Наум, подойдя к нам, - результат, сами видите! Лет шесть, как повесили, а уже пора на реставрацию!

  - Очистим! Быть того не может, чтобы не очистили! - говорит Сергей Алексеевич. Он берет влажную салфетку и бережно, едва дыша, проводит ею по лику. Получается нехорошо: грязь, не уступая позиций, собирается в противные плотные комочки, ухудшающие изображение. Присутствующие в расстройстве крестятся, а Василий Михайлович огорченно спрашивает:

  - Что же делать? Обратно в таком виде не повесишь, и без специалистов в порядок не приведешь! Но до рассвета чуть осталось, скоро служба начнется!

  - Не хочу вас огорчать, да только икона Спасителя над царскими вратами, висеть должна! - говорит о. Андрей. Будучи рассеянным человеком, он вытирает пот со лба грязной тряпкой, от чего становится похожим на трубочиста. Сергей Алексеевич отрывает от рулона и подает о. Андрею чистую салфетку, а затем говорит задумчиво: