Многоликость

- Да на тебе лица сегодня нет! - Одолжил его приятелю вместо карнавальной маски, - попытался отшутиться Евгений Максимович, но не тут-то было. Признавайся, что случилось. Врать жене за всю их совместную жизнь Евгений Максимович так и не научился. Пришлось рассказывать.

На удлиненном смуглом лице жены с густыми бровями и невыцветшими, яркими губами отражались разные чувства: интерес, участие, обеспокоенность, тревога, удивление. Но вот они сменились возмущением, которое в первый момент Евгений Максимович не разглядел.

- Значит, ты считаешь, что профессор Стень не прав, что болезнь вовсе не грипп и что возбудитель - паразит, а не вирус?

- Да, - запальчиво воскликнул он и тут же пожалел об этом. Жена поинтересовалась: - У тебя есть доказательства? - Пока нет. То есть прямых доказательств нет. Понимаешь, тут всякие мелкие детали, интуиция...

- И с ними ты выступил против профессора? Теперь понятно, почему ты никуда не пробился. Да ты представляешь хотя бы разницу между вами? Кто он и кто ты? Даже внешне, не говоря о другом. Стань когда-нибудь рядом с ним и взгляни в зеркало. Его можно рисовать на плакатах, рекламирующих достижения медицины и спорта, а тебя? - Она презрительно фыркнула. - Тебя можно рисовать в качестве Противовеса - как образец того, до чего может докатиться человек, пренебрегающий советами врачей и никогда не занимающийся физкультурой. Скажи на милость, какой больной добровольно доверит тебе свою жизнь? - Она снова фыркнула.

Евгения Максимовича не так раздражали ее слова, как это презрительное фырканье, и он, знающий по опыту, что возражения, как масло в огонь, только усилят извержение супружеского гнева, не удержался:

- Представь себе, находятся больные, которые доверяют мне больше, чем ему. Представь себе!

Он взглянул на жену и понял, что перешагнул дозволенный рубеж спора. Она горестно раскачивала головой:

- Теперь я вижу: ты просто сошел с ума!

- Да, да, - поспешил он согласиться. - Я действительно сошел с ума. Ты совершенно права.

Ее гнев несколько поутих, будто в огонь плеснули водой.

- Господи, когда же он поумнеет и мы заживем как люди? - нараспев произнесла она. - Стыдно же перед другими. Все твои товарищи уже давно защитились, стали видными людьми. Один ты, неприкаянный, застрял простым врачом...

- Ты совершенно права, - машинально бубнил Евгений Максимович, думая о своем.

- Наверное, тебя иногда обижают напрасно, - вдруг без всякого перехода сказала она - и это тоже было в ее манере. - Ты мне так и не рассказал, почему считаешь, что возбудитель не вирус, а паразит.

В ее тоне теперь отчетливо слышалось заинтересованное участие. - Не мог же ты вот так, с бухты-барахты, отменить назначение профессора.

- Да я и не отменял. Я только сделал небольшое изменение, - проговорил он, приободренный ее участием. - Выделенный вирус вполне может оказаться нераспознанным аденовирусом. Больная ослабла - он и" размножился, неспроста его можно выделить лишь спустя неделю. Тут легко ошибиться. Практики-то у меня побольше, чем у Владимира Игнатьевича. А вот процент эозинофилов, отсутствие кашля, насморка... Есть и еще детали. Интуиция ведь не возникает на пустом месте. А самое главное - интерферон-С не помогает и вся схема, выстроенная профессором, не срабатывает. Люди гибнут...

- Проведи дополнительные анализы, возьми больше проб крови, может быть, обнаружишь возбудителя.

- Больные очень ослаблены, легко повредить им, а у меня нет достаточных оснований для рискованных исследований, - с откровенной растерянностью произнес он.

- А если это будут не анализы? - медленно, думая вслух, произнесла она. Если, например, ты просто соберешь свои "дополнительные детали" воедино? Почему бы тебе не расспросить больных, узнать, где они могли заразиться?..

В который раз Евгений Максимович подивился и порадовался ее практическому уму.

- Я уже думал об этом, но как-то не решался... Скажут: методы не медицинские, подкапывается...

- Эх ты, - она провела рукой по его волосам, - застенчивый старый воробей...

Прозвучал резкий телефонный звонок. Для Евгения Максимовича - несомненный сигнал тревоги. Он протянул руку, но жена успела раньше взять трубку:

- Он еще не отдыхал после дежурства, - оказала она официальным тоном, но Евгений Максимович выбежал в другую комнату и поднял трубку параллельного аппарата. Он услышал голос сестры и понял, что тревога не напрасна.

- Извините, Евгений Максимович, но вы сами просили, чтобы я позвонила, если состояние больной ухудшится. Гемоглобин на пределе, она задыхается...

- Еду, - выдохнул в трубку.

Жена по его лицу поняла, что сейчас лучше не вмешиваться, и, хотя это явилось для нее нелегким испытанием, молчала все те несколько минут, пока он собирался.

Такси поймать не удалось, и он, взмокший от быстрой ходьбы, мысленно торопил троллейбус, ежесекундно поглядывая на часы.

Он добрался до больницы за четырнадцать минут, но Нади в палате уже не оказалось.

- В реанимации, - сказала санитарка.

Словно не замечая предупреждающего сигнала, он толкнул дверь и увидел склоненную над столом знакомую курчавую голову: Бригадир реаниматоров даже не обернулся в его сторону, только сделал остерегающий жест.

- Ну что, Игорь? - все-таки решился спросить Евгений Максимович.

Бригадир покачал головой и ткнул пальцем в экран осциллографа. На нем танцевали беспорядочные зеленые зубцы.

Почти одновременно они произнесли "стимулятор!", только Евгений Максимович прошептал, а бригадир отдал команду, и один из его помощников тотчас щелкнул тумблером.

Ритмы желудочков сердца стали упорядочиваться, Евгений Максимович даже позволил себе чуточку расслабиться и облегченно вздохнуть, но, взглянув на напряженный затылок Игоря, понял, что радоваться рано. И действительно, через несколько минут на электрокардиограмме появились характерные маленькие неровные зубчики. И опять они произнесли одновременно:

- Дефибриллятор!

Как ни тих был шепот Евгения Максимовича, Игорь расслышал его, недовольно повел плечами. "Сейчас укажет на дверь", - подумал Евгений Максимович, отлично зная нрав бригадира реаниматоров. Добрый, интеллигентный Игорь Санах (говорили, что он пишет отличные стихи) становился почти жестким - до грубости, - когда ему вот в такие минуты кто-то мешал или мог помешать. Евгений Максимович поспешил отступить в угол и спрятаться за спины реаниматоров. Но долго он там не выдержал - ему нужно было видеть экран осциллографа, потому что только зубцы на экране свидетельствовали, что жизнь еще до конца не покинула лицо, похожее на гипсовую маску. Зубцы начали как будто становиться ритмичнее, но вместе с тем они опадали все ниже и ниже, стремясь вытянуться в ровную линию.