Четыре кружки пива

Прежде всего профессор самым тщательным образом обследовал мои глаза, похмыкал, подумал, затем изрек:

- Самое обыкновенное воспаление радужной оболочки. При интенсивном лечении зрение может вернуться через две-три недели. Но в вашем случае эта болезнь осложнена побочными явлениями. Скажите, вы пьете?

- В меру, господин профессор.

- Ясно. Стало быть. как бездонная бочка. Страдаете головными болями?

- Нет.

- Считайте по три.

Я досчитал до какого-то числа, после чего он заставил меня вести обратный отсчет по четыре. Потом неожиданно велел называть любые числа наугад, как взбредет на ум. Я долго перечислял, и только когда кончил, спохватился, что я, как старательный ученик, отбарабанил весь цифровой код на тот день.

С перепугу я понес какую-то околесицу, но тут сестра остановила меня, хватит, мол, господин профессор вышел, а мне ведено перейти в другой кабинет, сделать энцефалограмму...

- Не исключено, что зрение вам удастся спасти только с помощью операции на черепе.

Молочно-белая пелена перед глазами к тому времени сменилась непроглядной темнотой. Я брел по коридору, точно лунатик, все голоса и звуки доносились до меня откуда-то издалека. Должно быть, в таком мире живут слепые.

Ах да, уважаемый, что же это мы с вами не пьем, совсем заговорились, а кружки простаивают. Теплое пиво и в рот не возьмешь. Ну, будем здоровы!

Я замечаю, вы из тех людей, у кого слезы выступают, едва заходит речь о глазных болезнях. Вот и со мной поначалу тоже так было, а потом привык. В больнице - там с нашим братом не церемонятся: сейчас тебе веко вывернут, кисточкой смажут и уко. лы разные делают... А то еще и чистят, будто перед ними не глаз, а луковица какая, вот ей-богу!

Но уж если черепушку пополам распиливают, это, скажу я вам, еще похуже будет.

Пролежал я так в кромешной тьме несколько суток. Но однажды подходит к моей койке сестричка, гладит меня по щеке. Я, понятное дело, воспрянул духом и тоже протянул руку, чтобы потрепать ее по щечке, да что возьмешь с незрячего: промахнулся сослепу и угодил рукой не в щечку, а пониже.

- Не такой уж вы и больной, оказывается! - заметила сестра.

- Простите великодушно! - смущенно кашлянул я.

И тут вдруг она наклоняется и чмок меня в небритую щеку.

- Извинения излишни: вам все дозволено, - промурлякала сестричка.

Гром и молния! Тут меня в жар бросило, вот, думаю, сейчас в момент прозрею. Чудо, какая удача! Ведь сестричка-то оказалась не из робких!

На такие слова требуется достойный ответ. Но до дела у нас не дошло. Сестра ловко увернулась, а меня в тот же миг сграбастали другие руки, уложили на каталку и прямиком в операционную.

Кружка третья

- Еще по одной предлагаете? Премного благодарен! Порядочного человека сразу видно! Так вот, дружище... вы позволите так называть вас? Зато расскажу вам, как прошла операция, понимаю, что вам не терпится узнать. И чего только со мной не делали: и пилили, и долбили, и электричеством сверлили! Да-да, я все чувствовал, ведь меня не усыпляли. А-а, пустяки,какая там боль! Мозг - он сам по себе никогда не болит, дурак он, что ли, болеть! Он регистрирует разные боли-хвори человеческого организма, и хватит с него.

Вот после операции меня, конечно, усыпили. Проспал я, наверное, несколько суток кряду. А когда проснулся, открыл глаза и вижу: справа от меня сидит моя больничная сестра, из себя заглядение, прямо куколка, а по другую сторону несет дежурство моя верная супруга в белоснежном халате.

- Ур-ра, вижу! - закричал я и обнял жену. После чего поворачиваюсь и заключаю в объятия куколку - в конце концов на радостях чего не сделаешь. Видеть-то я видел, да только одним глазом. Другой застилала беспросветная тьма.

- Не беспокойтесь, со временем зрение восстановится полностью, - утешил меня профессор; собственно говоря, его я тоже сейчас видел впервые. Низенький такой, лысый и очки у него на носу настороженно поблескивали. - Только не закрывайте ничем и не завязывайте незрячий глаз; напротив, старайтесь им смотреть так же, как здоровым.

- А как быть с работой?

- Работа в лаборатории вам не повредит, а скорее даже наоборот пойдет на пользу, - ухмыльнулся профессор.

Затем он направился к выходу и знаком поманил за собой сестру. Смущенно и не без угрызений совести я покосился на жену.

- Вот ведь как все обернулось... - сбивчиво запричитала она, а потом вынула из сумки какую-то коробочку. - Смотри, что я тебе купила. Знаю, что ты давно на них заглядываешься.

Она показала мне элегантные наручные часы и сама защелкнула мне на запястье браслет. Это были дорогие кварцевые часы, с постоянным заводом и крупным рубиново-красным циферблатом. Мне случалось видеть такие только на фотографиях в иностранных журналах.

- Выставочный образец, - пояснила жена, - но мне продали. Фирма гарантирует точность хода, часы водонепроницаемые и с противоударным устройством. И очень красивые, не правда ли?

Часы действительно были красивые и дорогие, только жаль, что говорить не умели, а иначе они, наверное, подсказали бы мне, что они-то меня и погубят.

Да что мы попусту вертим в руках свои кружки, пора допить, пока пиво не согрелось! А теплое пиво - его хоть выливай...

Ваше здоровье! Что может быть лучше кружечки холодного пива? Разве что две кружки! Ха-ха-ха!..

Вот я веселюсь, а самое интересное еще не досказал... Значит, ослеп я на один глаз, и на голове у меня остался четырехугольный шрам - в точности как на арбузе бывает, когда его взрежут, попробуют, а потом вырезанный кусочек опять на место пришлепнут. Швы на голове срослись, но волосы в месте трепанации выпали, может быть, потому, что профессор платиновой проволочкой скрепил края кости: как он объяснил, для того чтобы мне не пришлось валяться в больнице до полного заживления. А я, как только меня выписали, сразу же помчался в лабораторию.

Там меня встретили с распростертыми объятиями. Каждый норовил пожать мне руку, всем хотелось полюбоваться моими новыми часами и поглядеть на забинтованную голову.

Впрочем, часы оказались очень практичными. При красном освещении фотолаборатории рубиновый циферблат становился почти белым, и на нем особенно отчетливо выделялись черные стрелки.

В институте мне все уши прожужжали, как меня им не хватало. Тот парень, что меня замещал, как специалист оказался ни к черту не годным: до того запутал все дело, что на Марсе пришлось застопорить строительные автоматы.

Не скрою, похвалы льстили моему самолюбию. Согласитесь сами, дружище, что еще человеку надо? Главное, чтобы его ценили! Невелика радость, если тебя осыпают деньгами и при этом ни во что не ставят! По мне, так пусть уж денег будет меньше, а добрых слов больше. Ваше здоровье! Я сразу же взялся за работу, у меня все шло без сучка, без задоринки. Я и с одним глазом делал такие же качественные фотокопии чертежей, как и прежде. Работа меня ничуть не утомляла, но зато, признаюсь, ужасно одолевало любопытство, когда же наконец спадет эта отвратительная черная пелена и с другого глаза. Каждый раз, стоило мне только включить лампы на копировальном столе, я на секунду замирал, уставившись незрячим глазом в чертежи, и все надеялся, вдруг да в один прекрасный день стану им видеть.

А пока суд да дело знай себе работаю дальше.

Дома, конечно, мне приходилось несладко. Жена моя, видно, размечталась, что я выйду на пенсию и мы заживем без забот, без печалей и душа в душу, воркуя как голубки. Да только сказать по правде, дружище, я своей жизни не мыслю без работы... К тому же и ворковать в четырех стенах рано или поздно наскучит, особенно если какай другая голубка поманит.

Ах, лучше и не вспоминать! Первые недели я работал как заведенный, да и сестричка целыми сутками была занята на дежурстве. От силы раза два перекинулись словом по телефону. Правда, полунамеками условились, что как только улучим свободных полчаса, то зря терять время не станем. Сейчас расскажу, что было дальше, наберитесь терпения, не перебивайте!