Свинцовый ливень

Покупки были благополучно отправлены на заднее сиденье, и Богдан, пройдя через семь уступов чистилища, завел «Жигули». Радио он включать не стал, углубившись в себя, снова вспоминая счастливое прошлое и представляя гиблое будущее. Когда автомобиль выехал за город, Богдан увеличил скорость, стараясь выжать из «Жигули» все, на что он способен. Машина начала подозрительно пыхтеть, показывая, что уже стара для подобных маневров. «Плевать, если перевернусь, так и быть, моя жизнь ничего не значит», – Богдан несся по трассе, обгоняя ветер, пытаясь скоростью отринуть горе. Подпрыгивая на неровностях, «Жигули», словно корабль на волнах, преодолевал тонны асфальта в поисках неведомого сокровища. Колеса грозились отлететь, корпус перевернуться, двигатель задохнуться. Если бы кто-то увидел такую поездку, он бы подумал, что парень за рулем рехнулся. Отчасти так и было. В этот день Бог опять не проявил милосердия. Вскоре показался дом, и Богдан был вынужден снизить скорость.

Остаток выходного дня Богдан провел в компании телевизора и еды, смотря все подряд и проглатывая все не глядя. Челюсти работали неустанно, будто гидравлический пресс. В конце концов, желудок не выдержал такого объема работы и вытряхнул все обратно. Утирая рот, бармен улыбнулся в пустоту, рассматривая уличную дыру нужника пустыми глазами. «Может быть, сегодня я отправлюсь в мир иной от отравления?» – эта мысль его повеселила, и он расхохотался. Хохот стихал, и раздавалось лишь глупое хихиканье, а тело, минуя участок, непроизвольно перекочевало обратно на диван, где глаза опять уставились в одну точку и замерли.

Ночь наступила довольно быстро. Богдан вспомнил, что завтра надо было на работу.

– Чертов Петрович, надеюсь, блядь, ты когда-нибудь поперхнешься собственным брюзжанием, – Богдан завел будильник и принял лекарства, – какой удачный день, какой счастливый день, какой прекрасный день, – губы напевали бессмысленные слова, а мозг уже дремал, отдыхая от пережитого стресса. Вроде бы, Богдан был готов к испытаниям, подбрасываемых ему жизнью, но с другой стороны это всегда было сложно, а сейчас даже не было видно света.

Опять стал накрапывать грязный дождь, укрепляя атмосферу безысходности. Если Бог все-таки есть, то у него скверное чувство юмора. Когда-нибудь хорошим людям должно везти. Но часто оказывается, что Бог не видит хороших людей на созданной им планете. Точка зрения Господа всегда будет отличаться от точки зрения смертных, и это довольно смешно. Как совершенный Господь создал людей по своему образу и подобию, а они оказались такими неблагодарными существами? Вспоминается парадокс: а может ли Бог создать камень, который не сможет поднять?

Богдану снилось небо. Не такое, как сейчас, а старое голубое небо. С красивыми облаками. Небо, которого он не видел.

Глава

III

– Вот ты где, Светлов! Рабочий день начался десять минут назад! Мне иногда кажется, что ты напрашиваешься на увольнение, быстрее! Быстрее!

Богдан со злостью посмотрел на Михаила Петровича, а потом на настенные часы. 16:03, его смена началась три минуты назад, народа в баре не было, клиенты обычно приходили либо перед ночной работой, когда нужно было настроиться на предстоящую тяжелую ночь, либо после работы дневной смены и сидели, расслабляясь, допоздна. В ближайшие часы, если и зайдет одинокий посетитель, то быстро выпьет и умчится по своим делам. Работы абсолютный минимум. Причина очередной вспышки агрессии Михаила Петровича была Богдану непонятна.

Михаил Петрович являл собой злобного вида старикашку семидесяти трех лет. Морщинистое лицо всегда недовольно, глаза выискивают погрешности в чем угодно, кроме самого себя, узловатые кулаки часто сотрясают воздух. Как Михаил Петрович еще был жив – непонятно. Обычно люди не доживали до его возраста, но старик грозился «всем еще показать». Желтая кожа и приступы кашля не мешали ему каждый день приезжать в собственный бар и инспектировать каждую мелочь, вплоть до содержимого бутылок, коих было действительно много, однако большинство из них не использовалось. Водка «Пять озер» и пиво из-под крана: вот на что хватало денег у постоянных клиентов. Многие виды виски и коньяка так и стояли на своих местах со дня открытия, будучи слишком дорогими для местного контингента. Примечательно, что это был не единственный бар Михаила Петровича, и он ездил по всему городу, крича на всех своих подчиненных практически перманентно.

– Я прошу прощения, Михаил Петрович, – выдавил Богдан и встал за стойку, начиная протирать рюмки и стаканы. Он делал это каждый раз, когда рядом был старик, имитируя бурную деятельность. Как только Михаил Петрович уходил, бармен спокойно стоял, посматривая черно-белый телевизор, прикрепленный к верхнему углу помещения, либо оглядывал посетителей, если они были. Перед стойкой располагалось четыре барных стула, а сам бар представлял из себя среднего размера комнату с тремя маленькими столами. Богдан не помнил ни одного дня, когда все эти три несчастных стола были заняты. Удивительно, как бар еще не обанкротился и выполнял свою прямую функцию – призывал людей выпить как можно больше спиртного. По сути своей это и баром-то сложно было назвать. Так, рюмочная.

– Я не собираюсь терпеть такого работника, – Михаил Петрович начал стабильно брюзжать. – Еще одно такое опоздание, и я буду всерьез думать, что ты халатно относишься к своим обязанностям! Я не так много прошу, Светлов. Мне всего лишь нужно, чтобы ты приходил вовремя, протирал чертовы кружки и следил за алкоголиками, которые начинают буянить!

– Может быть, стоит попробовать нанять охранника? – Богдан был не настолько развит физически, чтобы выдворять напившихся, принимавшихся лезть в драку. Обычно их выпроваживали более-менее трезвые участники перерабатывающего алкоголь процесса.

Михаил Петрович фыркнул, выпустив фонтан слюны:

– У тебя есть деньги, чтобы оплачивать еще одного работника?

– Нет, но, очевидно, они есть у Вас.

– А ты не считай мои деньги, Светлов! – взвизгнул Михаил Петрович, тут же подавившись кашлем.

Вытащив белый платок, он вытер рот и продолжил:

– Если ты не можешь выполнить простейшие поручения, как ты можешь надеяться на какое-то будущее? А? За тебя никто ничего никогда делать не будет.

Богдан обратил внимание, что Михаил Петрович интонационно выделяет каждое слово в этой фразе, и сообразил – лучше не возражать. Очередная увещевательная лекция совсем недалеко, пока есть шанс ее избежать, лучше со всем соглашаться.

– Хорошо, я постараюсь увеличить свою трудоспособность, Михаил Петрович, – Богдан ненавидел себя за такое пресмыкательство перед этим грязным вонючим стариком. Настроения спорить у него никакого не было, депрессивное состояние не прошло. Спал Богдан на удивление хорошо, ему снилось что-то вдохновляющее, но он, как только прозвенел будильник, тут же забыл содержание своих снов и вспомнил положение, в которое он попал.

Соскочив с постели, Богдан скоро позавтракал и промучился целую вечность, пытаясь завести «Жигули». В этот раз пришлось стучать по всему, что находилось во внутренностях автомобиля за неимением хорошего механика или мало-мальски приличных знаний. Из-за всего этого он опоздал на свое рабочее место на три минуты, и был вынужден слушать замечания Михаила Петровича, и без того поступающие с завидной регулярностью. «Жигули» сейчас находился в автомастерской в трех кварталах от бара. Терпеть капризы машины уже не было никаких сил, надо было что-то делать.

– Дал же Бог начальника, – буркнул Богдан после того, как Михаил Петрович пошел в подсобные помещения. Инспекция продолжалась. Сейчас там находился Вася, второй бармен, они сменялись два по два, почему Вася находился сейчас в смену Богдана – непонятно, но Богдан предположил, что старик совершенно обезумел и начал инвентаризацию. Стало быть, теперь очередь Васи терпеть едкие высказывания и великолепно аргументируемые замечания. Богдан сейчас ему не особо завидовал – старик сильно действовал на и без того расшатанные нервы. Человеку в свои тридцать пять лет приходится работать обыкновенным барменом, что может быть унизительнее. Такое чувство, будто Богдан ничего не добился в своей жизни, хотя до недавнего времени это было не так. Воспоминания заставляли страдать, мысли о прошлом обжигали.