Свинцовый ливень

Наступило молчание. Горыч играл рюмкой, Вася качался на стуле, Богдан закрыл глаза. Нет, это что-то другое. Как отчетливо слышно сердце, пульсация в висках увеличилась. Медленный вдох и выдох. Стало легче, но совсем не прекратилось. Процедура повторилась. Шум в ушах затих, улучшение налицо.

В бар залетела одинокая мошка, привлекающая к себе взгляды находящихся в помещении людей. Как такая мелочь может приковать к себе такое внимание: непонятно, но в то же время завораживающе. Каждый маленький человек, стоит лишь ему залететь в общество великих, заставит себя видеть, хоть путем невежества, хоть величия. Богдан захотел быть этой мошкой, притягивать к себе глаза окружающих, а потом…

Хлопок! Горыч подпрыгнул на стуле, чуть не разбив рюмку, Богдан заморгал. Вася размозжил тело мошки между ладоней.

… а потом разбиться, как и все, достигшие вершины.

Сколько уже прошло времени? Вася задремал, лежа на столе, Горыч, казалось, так глубоко ушел в себя, что там и потерялся. Богдан зажмурил глаза, а когда вновь их открыл, увидел целую тучу мошек, кружащихся перед глазами. Откуда? Куда бы ни смотрел бармен, повсюду были они: на потолке, в рюмках, на бутылках, на Горыче, Васе, даже на его собственных руках.

Богдан потер глаза, хлопнул себя по щеке. Все снова встало на свои места. Глаза снова хорошо видели, насекомые исчезли.

Прошло около двадцати минут, никто так и не раскрыл рта. Ожидание неведомого прервалось звуком отодвигаемого стула – Горыч надел куртку:

– Ладно, спасибо за то, что выслушали, парни. Я как-нибудь еще загляну, придержите для меня место.

– Нет проблем, мы всегда тебя ждем, – Вася мигом очнулся, встал и проводил Горыча до дверей, напоследок сказав ему, – и успокойся, в жизни всякое случается.

Посетитель кивнул и вышел из бара, не оглянувшись на Богдана.

Обстановка сразу разрядилась, мышцы Богдана расслабились, до этого пребывавшие в странном напряжении. Вася тяжело вздохнул и, потянувшись, прошел к барной стойке.

– Ну что, Богдасар, посидеть еще немного с тобой, а то ты сегодня со скуки тут помрешь.

– Благодарю, но тебе все-таки нужно собираться. Учеба дело важное, не нужно прогуливать.

– Так я и не прогуливаю.

– Кому ты рассказываешь? Только глупец поверит в твою ложь.

– Вот глупец и пусть верит, я не лгу.

Богдан покачал головой.

– Включи телевизор, сейчас новости начнутся.

Вася скривил губы.

– Ты не насмотрелся еще что ли? Каждый день они говорят одно и то же, кому-то привалило счастье, а кто-то снова идет на свою смену, – однако все равно поднялся, встал на стул и нажал кнопку включения. Пульт давно не работал, а Михаил Петрович не покупал новый. Единственным способом включения, выбора канала и регулирования звука был прыжок на стул и нажатие соответствующей кнопки. Иногда пьяные клиенты сами пытались проделать все манипуляции и неизменно падали на пол. Были даже случаи травм.

Телевизор тихо заговорил, шел блок рекламы. Вася уселся на прежнее место и зевнул: ночь без сна давала о себе знать.

– Было много посетителей ночью? – осведомился Богдан.

– Нет, шесть или семь, я не помню. Был очень странный тип, который попросил пиво и водку, смешал их в отдельном стакане, выпив все это через трубочку. Я первый раз его здесь видел, наверное, очередной ненормальный, таких сейчас много.

– Например?

– Ну, – Вася сощурился, собираясь с мыслями, – дня четыре назад я проходил мимо церкви и видел там людей, просящих милостыню. Среди них был слепой старик, эдакий Иван Грозный, только совсем худой – седая борода и красная куртка, нос крючком, глаза грозные, я еще подумал, что от такого только кола и дождешься.

Богдан хохотнул, Вася улыбнулся:

– Так вот, когда я хотел кинуть ему монетку, он поднял голову, будто меня видел и произнес таким хриплым голосом: «Не бойся думать о хорошем, ведь оно думает о тебе». Потом поблагодарил, пожелал здоровья, долгой жизни, ну и что они там еще желают. Мне, если честно, не по себе стало, до сих пор не знаю почему, ну я и переспросил, что он имел в виду.

Вася сделал паузу, Богдан вскинул брови:

– Так что он ответил? Ты ждешь, чтобы я спросил?

– В том то и дело, он только так хитро улыбнулся, будто что-то знал и показал куда-то наверх: Он, говорит, знает, и никто кроме Него. Я пожал плечами и ушел. Сумасшедший, лишь бы к себе людей завлечь.

– Да уж, психов столько, что впору и самому им стать, – Богдан вспомнил про кредит и внутри него все похолодело. Он отогнал эту мысль.

– Кстати, вчера в «Своей игре» был вопрос, я хотел тебе его задать, ты смотрел? Раньше, у индейцев были…

Удар в затылок был таким неожиданным, что Богдан потерял равновесие, мошки снова стали летать перед глазами, в ушах звенело, к горлу подкатилась тошнота. Как и говорил Ярослав, Богдан выпил вчера перед сном и сегодня утром двойные дозы препаратов, приступов он больше никак не ждал. Мозг начал болезненно пульсировать, Богдан закашлялся, упав на стойку. Вася вскочил на ноги, что-то говорил, возможно, спрашивал, что с ним, но горло сжал спазм. Пытаясь сфокусировать взгляд, он попытался встать прямо, желудок сжало в комок, его чуть не вырвало, однако процесс внезапно прекратился, и содержимое не успело достичь рта. Вкус рвоты и крови вперемешку заставил сморщиться, из носа пошла кровь.

Вася обогнул стойку и попытался перенести Богдана за один из столов, но у последнего снова как будто раскалились нервы, и он непроизвольно дернулся, вырываясь. Не устояв на ногах, он упал на шкафы со спиртным, которое не трогали со дня открытия.

Словно в замедленной съемке, сквозь черные точки в глазах, Богдан видел пытавшегося его схватить Васю, но все его тело было таким грузным, будто состояло из самого тяжелого металла на свете. Осколки посыпались на него градом. Богдан пытался закрыть голову руками, но от очередной ослепляющей вспышки боли не смог этого сделать. Пара осколков чиркнуло его по лицу, многие расцарапали руки. Жидкости обжигали свежие раны, создавая новые источники боли. Вася подбежал к распластавшемуся на полу Богдану, крепко стиснувшему зубы, и, приподняв его над полом, засеянным разбитым стеклом, понес в угол бара, потом куда-то убежал.

Богдан пришел в себя с неумело перевязанными руками и пластырями на лице. Он лежал на маленьком сером диванчике в подсобке бара. Острой боли уже не было, но присутствовало ощущение, как после тяжелой тренировки. Мышцы ныли, голова абсолютно пуста. Зубы словно недавно выдирали, их нытье мешало сосредоточиться даже на бинтах, скрывающих порезы. Судя по всему, серьезных травм не было.

Пытаясь сориентироваться в пространстве и времени, Богдан медленно поднялся на ноги. Осторожно их переставляя, он направился к выходу из подсобки, постанывая и хватаясь за стены. Ступни не хотели слушаться, колени подгибались и тело снова приближалось к полу. Богдан вспомнил осколки, обжигающее раны, спиртное. Глаза его медленно расширялись. На сколько тысяч он разбил? На тех полках стояли довольно дорогие напитки. Приоткрыв рот от усердия, обливаясь потом, Богдан ускорил шаг, но навстречу ему вбежал человек, которого Богдан рассчитывал увидеть в последнюю очередь.

– Какого черта здесь произошло, Светлов?! – лицо Михаила Петровича перекосило от гнева. – Я спрашиваю, какого черта? Бар вдребезги, ни одного посетителя, а вместо тебя все убирает Попов, которого здесь быть вообще не должно! Отвечай мне, Светлов, ты слышишь меня? Смотри, ты посмотри, что ты сделал!

На крик прибежал обеспокоенный Вася. Увидев стоящего Богдана, он за спиной Михаила Петровича начал отчаянно жестикулировать, показывая, чтобы Светлов лег обратно. Старик это заметил:

– Нет, он не будет отдыхать! Он сейчас встанет на свое место и будет работать! Ты разбил мое, слышишь, мое имущество не меньше, чем на пару десятков тысяч! Мне все равно, как ты себя чувствуешь, ни о какой оплате и речи теперь быть не может, ты только что подписал себе приговор, Светлов! Я еще посчитаю точный ущерб, тогда посмотрим, сколько месяцев тебе придется работать на меня бесплатно!