Страница 2 из 17
– Ну, слава Богу – нет мозолей! Горят ладошки-то?
– Немного есть.
Он достал из-под полотенца свою кружку, и зачерпнул из ведра воды.
– Подставь ладони. Мы их сейчас успокоим живой водичкой.
Вылив воду, он зачерпнул ещё немного, и мелкими глотками выпил её. А Настя прижала мокрые и холодные ладони к своему лицу и от удовольствия закрыла глаза.
– Ну, как тебе «не тяжёлая» деревенская работа, – спросил Саша.
– Искупаться бы! – вздохнула Настя.
– Так в чём же дело!
– Я без купальника. Он дома. Кстати, а здесь есть такое место, где можно купаться.
– Есть, конечно. Гришкин омут.
– Почему Гришкин?
– Был в селе человек – Гришка, по прозвищу «рыбак». Почти каждый день ходил на рыбалку к этому омуту. В любое время года. И зимой, и летом. Всю пойманную рыбу отдавал первому встреченному человеку.
– И себе ничего не оставлял?
– Ничего. У него была тайная мечта – поймать, или хотя бы увидеть речную русалку.
–Он, что, верил в этот миф?
– Наверно.
– Я пойду домой,– сказала Настя.
– А, купаться? Приходи, когда жара немного спадёт. Часиков в шесть-семь. Я провожу тебя. Договорились?
– Может быть. Но не обещаю. – Настя подняла ведро, и легко пошла по уже расчищенной тропинке в сторону села.
Саша долго смотрел ей вслед, пока она не скрылась за кустами орешников. Потом взял снова грабли и начал собирать оставшееся сено в валки.
– Долгонько, внученька, ты за водой ходила. Или кого встретила по пути? – спросил дед Матвей.
– Встретила, дедуля. Какой-то малахольный прицепился на поляне. Он там сено сушит.
– Так это, верно, Сашка Ершов. И никакой он не малохольный, а умный и спокойный паренёк.
– Ничего себе паренёк! – подумала Настя.
– Он мне прошлой осенью, – продолжал дед, – все дрова переколол. Лет на пять хватит баньку топить.
– Он, что, так часто приезжает в деревню?
– Нет. Просто иногда на выходные дни к Николаю заявляется. Иногда оба заходят ко мне. Мы с Колиными родителями очень дружны были. Господи упокой их души, – перекрестился Матвей. Жара- то, какая! Сейчас бы окрошки холодной с ядрёным квасом и хреном.
– Так я приготовлю. Мигом! Только сначала схожу в душ – сказала Настя.
– Ты ещё не забыла, как это делается? – спросил дед, когда она вышла из кабинки летнего душа.
– Да разве забудешь! Бабушка меня и пироги научила печь.
– Хорошо. В таком случае, я пойду в тепличку за огурчиками и зеленью.
Настя намыла картошку. Уложила её и яйца в кастрюлю, залила водой, и поставила на огонь. Потом просеяла муку, и замесила пресное тесто.
Не прошло и часа, как она уже ставила противень с пирогами в разогретую духовку. Потом она залила квасом мелко нарубленные окрошечные ингредиенты, посолила, и позвала деда обедать.
– Быстро ты управилась! – Похвалил девушку дед. – А сама-то есть будешь?
– Пока нет. У меня пироги в духовке.
– С чем пироги?
– С зелёным луком и варёными яйцами.
– Это по мне. – Довольно проговорил дед. И принялся за окрошку, предварительно сыпанув в тарелку добрую порцию мелко натёртого хрена.
– Дед, тебе же нельзя столько острого!
– Это вам, молодым, изнеженным, нельзя. А у нас, стариков, желудки, что твои жернова – всё перемелют.
Вынув из духовки готовые пироги, Настя выложила их на стол, и прикрыла чистым полотенцем.
– Дедушка, пирожок принести тебе? – громко сказала она задремавшему в кресле-качалке деду.
– Пока нет. Попозднее.
Настя взяла пирог и со стаканом молока вышла в сад. Было далеко за полдень. Но солнце жарило ещё сильнее. Даже в тени садовых насаждений было жарко. Казалось, что даже небо гудит от зноя. Допив молоко, девушка поставила стакан на столик у крыльца, и улеглась с книжкой в гамак, подвешенный между двух старых рябин. Открыв книгу, начала читать, но смысл написанного не воспринимался. Мысли, почему-то, перекинулись на поляну с сеном. Она представила себе блестящего от пота, с граблями в руках, под несусветной жарой Ершова. Как он там всё это терпит. Да к тому же голодный. Вспомнились слова деда:
– Колька на несколько дней уехал в заповедник, в свою лабораторию. Так, что Санёк один в этом сезоне с сеном мается. Что ест? Покупает хлеб и консервы. Да тётка Маланья снабжает его козьим молоком, а иногда чем-нибудь печёным потчует.
Девушка вспомнила картинку – в тени копны сена, под салфеткой стоит бутылка молока, лежит небольшой кусок пирога и жестяная банка, ещё не вскрытая.
Настя вылезла из гамака и пошла в дом.
– Дед! Она тронула его за плечо. Я пойду на речку, искупаюсь. Хорошо! Иди! Да, вот ещё что. Налей в широкогорлый термос окрошку, да возьми пирожков. Накормишь Саньку. Небось, голодный там. Ты, ведь, всё равно пойдёшь через поляну.
И мне принеси пирог и молока немного.
– Сейчас!
Выполнив указания деда, Настя прошла в свою комнату, надела, с непонятным абстрактным рисунком, купальник и оглядела кругом своё отражение в зеркале. Осмотром осталась довольной.
Пройдя на кухню, открыла холодильник, достала кусок копчёной колбасы, и положила в корзинку из тонких ивовых прутьев, где уже стоял термос с окрошкой, лежала тарелка с ложкой и завёрнутые в бумажное полотенце пирожки. Подумав, налила в бутылку «живой» воды.
Укрыв голову широкополой соломенной шляпой, она вышла из дома.
Зной стоял такой, что, казалось, звенит небо. Пройдя заросли орешников, Настя увидела поляну в изменённом состоянии. По всей её длине стояли небольшие стожки сена.
Саша, собирая сено, и укладывая его в стожки, время от времени поглядывал в сторону села. С дальнего конца поляны он увидел фигурку девушки. Настя!
Он воткнул вилы в незаконченный стог, и пошёл к берёзе встречать девушку.
– Я не думал, что ты придёшь.– Такой фразой он встретил Настю.
– А я подумала, что ты здесь с голоду скончаешься. Вот и пришла тебя накормить.
– Почему ты решила, что я голодный?
– Дед подсказал. Да и сама я здесь видела твой продовольственный паёк на целый день, а может и на следующий. Вот окрошка, вот пироги и колбаса, доставая из корзины еду, говорила девушка.
– Пироги дед пёк?
– Обижаешь!
– Ну, извини! Я знаю, что дед, кроме блинов, стряпать ничего не умеет.
– Ну, конечно! Мой дед всё умеет! – обиделась за деда Настя. – Присаживайся, ешь, а то обратно унесу.
– И увидишь утром омытое росой холодное тело бедняги Санька, – отшутился Саша. – Мне надо сначала умыться. Пойдём на речку. Ты же хотела купаться.
– Пойдём. – Настя достала из корзины сумочку и большое полотенце. – Что стоишь столбом? Пошли!
Минут через пятнадцать ребята вышли к речке.
– Вот он, Гришкин омут, – показал Саша рукой на большое закругление в излучине реки.
С той стороны, откуда они пришли, берег полого спускался к воде. Другой берег краснел крутым глинистым обрывом, а над ним темнели густые серые заросли ольхи.
– Видишь, – продолжал Саша, – течения почти нет. Зато весной в этом месте вода закручивает такие воронки, что льдины уходят вглубь, под обрыв.
Он первым вошёл в воду, и поплыл, отфыркиваясь, по кругу.
– Иди сюда, не бойся, не утонешь! – позвал он Настю.
– А я и не боюсь! – ответила та, и, расстегнув молнию на халатике, сбросила его на траву.
– Ух, ты! Вот это фигурка! – Восхитился Саша.
– Ты знаешь, я уже стала привыкать к твоим хамским комментариям. Может быть, что-нибудь новое придумаешь.
– Я над этим работаю.
– Работай, работай! – И Настя развязала, стягивающую копну волос, косынку. Волосы крутой волной скатились с головы на спину, а их концы упали в воду.
– Насть, тебе, наверно, для сна никакая подушка не нужна.
– Опять хочешь схамить?
– Нет. Просто я ничего подобного не видел.
Девушка присела и с головой ушла под воду, потом вынырнула и вышла на берег.
– Очень жаль, что нет Гришки. Он бы чувств лишился от увиденного. Не зря он верил в русалок. Да ещё каких! Днём, при свете солнца, на берег выходят.