Страница 8 из 11
Однако, когда у мельницы народ в очереди мается и лошади томятся, не до разговоров. Тут успевай только поворачиваться. Приезжие-то мужики мешки с зерном занесут в мельницу к весам, поставят рядом и дальше уж их не касаются. Иван с Зиной ставят мешок за мешком на весы, взвешивают их на глазах хозяев. Трофим Иванович в тетрадочку веса карандашиком записывает, потом итожит и объявляет, сколько пудов и фунтов привезено на помол и сколько, стало быть, муки мельник оставит в уплату, как всем известную десятую часть – десятину. Этой вот десятиной он потом перед Спиридоновыми отчитается. Коли тут заказчик со всем соглашался, то мельник просил его в том расписаться. Неграмотные же на месте подписи ставили крестик, а помощники, не мешкая, взваливали в очередь мешки на плечи и несли по шатким деревянным мосткам вверх к приёмному бункеру, ловко ссыпали в него зерно, откуда оно шуршащим ручейком спешило по коробу вниз к жерновам. Но вот когда иной раз заезжали на мельницу незнакомые особо недоверчивые мужички и затевали спор, приходилось братьям и раз, и два заново взвешивать мешки, покуда эти привереды не убеждались в честности мельника и его помощников.
Приводное колесо у лопатинской мельницы большое, вода из Плавицы сверху быстротекущим потоком падает на колёсные плицы, тяжестью своей заставляя через них вращаться колесо вместе с намертво соединённым с ним валом, уходящим через стену мельницы в её нутро. Внутри же сам вал понуждает к вращению так же жёстко насаженное на него второе – рабочее зубчатое колесо, кое и приводит в работу мельничные жернова, будучи хитроумно сцепленным с похожим зубчатым колесом, насаженным на вал верхнего подвижного жернова.
Шум от работающей лопатинской мельницы далече раздаётся. Да и не дивно! Ведь шумит падающая на плицы вода; ещё громче вещует о себе Плавица, водопадом уходящая через плотину в родное русло; мельничный вал стонет и поскрипывает на скользящих опорах, будто жалуясь на свою тяжкую трудовую долю; несмолкаемые разговоры ведут меж собой зубчатые колёса; вплетают в сей громкий хор свои голоса и каменные жернова. Из-за несмолкаемого шума, должно быть, нижний приплотинный кусок речного русла народ стал называть «бучало». Но слышит этот шум только непривычное к нему ухо, а у живших рядом и неподалёку людей быстро притупился к нему слух, и шедшие со стороны плотины звуки они вовсе не замечали. Внутри же мельницы, хоть работники как бы тоже не слышали монотонной песни падающей воды, колёс и жерновов, говорить с друг другом приходилось, напрягая горло.
– Иван, Зина, что вы там замешкались? – прикрикнул на сына с племянником мельник. – Давай шустрей к лотку, мука пошла.
А это значило, что надо было пустой мешок поднести к лотку, расправить как надо и, удерживая за края, подставить под стекающий с лотка мучной ручеёк, пока мешок не наполнится в меру – так, чтобы осталась свободной его верхняя часть, и, не просыпав на пол ни щепотки муки, поменять у лотка загруженный мешок на следующий – пустой. Перемолов всё зерно очередного заказчика, мешки с мукой подготавливались к погрузке на телегу и перевозке, для чего свободные верхние их части обжимались в тугой свёрток и по самому его низку обвязывались крепкой бечёвкой. За такой свёрток, называемый хохлом, удобно хвататься и, рывком взваливая на спину, тащить и класть на повозку или зимой на сани, но прежде того мешки с мукой надо было сызнова взвесить. Для чего бы это? Да всё очень просто. Ведь мешок – это мера объёма, притом приблизительная, а пуд и фунт – точные меры веса. И если сдал мужик на помол, к примеру, два с половиной пуда зерна, то и муки он должен был получить столько же – два с половиной пуда, за вычетом десятой доли в уплату за помол; поэтому без весов на мельнице обойтись очень трудно. Встали они купцам Спиридоновым в немалую копеечку, но денег им было не жалко. Хороши были весы. Видом своим они напоминали двух огромных уток с чугунными поддонами на спинах, присевших рядышком – грудь в грудь, почти соприкасаясь своими красными клювами. Взвешивать на них можно было груз от четверти фунта до пяти пудов. На большой чугунный поддон, называемый грузовым, клали мешки, на другой, называемый гиревым, – гири весом от двух пудов до четверти фунта. Когда общий вес гирь сравнивался с весом мешков, красные клювы уток устанавливались точно напротив друг друга. После того оставалось только подсчитать сумму весов всех установленных гирь. Десятину же обычно отвешивали на ручных весах – безмене.
Однажды что-то случилось с весами, будто заклинило напрочь. Беда! Как без весов-то? Ну привёз старший Спиридонов из Плавска умельца-слесаря для починки, а Ивану с Зиной приказал присматриваться к работе умельца да и подсобить ему, коли нужда в том станется. «Вы, – говорит, – ребята сметливые. Авось скумекаете, как устроен механизм-то. Глядишь, другой раз, коль поломка случится, своими силами почините; а я вам за то по пятиалтынному в таких случаях платить обещаю каждому».
Братьям и самим в большой интерес узнать, как всё изнутри устроено в весах и отчего поломка произошла. Умельцу же городскому тоже подфартило с даровыми помощниками – чёрную работу можно переложить на случившихся подручных.
Как в народе говорится: «Дело мастера боится!» Дал ремонт весам слесарь да ещё и молодым мельникам охотно, будто гордясь своим знанием, попутно всё разъяснил.
– Ну вот и порядок! Теперь после ремонта полагается проверку весам учинить.
– Чего ж ещё проверять-то, поломку же устранили? – спрашивает слесаря Иван.
– Потому и надо, что влезли мы в нутро весового механизма, а это вещь тонкая. Весы работать-то будут, да равновес показывать станут неверно! А проверка проста. Давайте-ка поставьте на гиревой и грузовой поддоны по пудовой гире.
Поставили братья гири, а утиные носики не встали один напротив другого – стало быть, не показали, как ни странно, равновес.
– Вот видите: гири-то одинаковые, а весы показывают, будто на гиревом поддоне гиря тяжельше. Значит, занижать будут весы вес груза. Так, теперь добавьте-ка на грузовой поддон полуфунтовую гирьку, – приказал умелец-слесарь.
Зина положил полуфунтовку, и носики весов сблизились, но ещё не сровнялись.
– Ещё одну полуфунтовку добавь.
Зина добавил.
– О, вот и равновесие! – обрадованно произнёс мастер. – И что из сего следует?
На адресованный молодым мельникам вопрос Иван ответил молчаливым поднятием плеч, а Зина, улыбаясь во все зубы, сказал:
– А чёрт его знает, уважаемый!
– А из этого, молодцы, следует, что весы сейчас занижают каждый пуд груза аж на целый фунт. Понятно теперь?
– А то! – ответил Иван.
– Да чего уж тут не понять? Теперича всё ясней ясного! Чай, имеем соображение. Чай, не дурни мы с братом Иваном!
– Ну что, парни, вы с головой, вижу. Теперь смотрите, что надобно делать для правильной настройки весов. Перво-наперво убираем с поддона эти самые две полуфунтовки, потом ослабляем вот эту гайку и подтягиваем вот эдак рычаг, покуда утиные носики не сровняются. Подтягиваем, подтягиваем. Вот – всё! Ну и теперь снова туго закручиваем гайку. Вот так. Готово! Поняли?
– А то! – подтвердил свою понятливость Иван.
– Поняли и усвоили, уважаемый, как «Отче наш», – добавил свои слова к Иванову восклицанию Зиновий. – Другой раз хозяевам в Плавск ездить нужды не будет!
Так дальше и повелось. Если случались какие неполадки с весами, братья быстро давали им ремонт. И вот как-то подходит Зина к Трофиму Ивановичу.
– Дядя Трофим, – говорит, – потолковать кое о чём надо бы.
– Ну, давай потолкуем, – отвечает мельник.
– Тут, понимаешь, дядя Трофим, такое дело. Знаю я, как к весовому механизьму один хитрый потаённый рычажок приделать так, чтоб вес зерна при приёме на помол занижать малость: на полтора-два фунта на пуд, а муку на выдаче, как есть, правильно взвешивать.
Слушал Трофим Иванович племянника и всё более нахмуривал брови.
– Стало быть, Зиновий, предлагаешь людей обманывать?!
– Да какой обман-то? Два фунта на пуд – это ж тьфу, мелочь! С заказчика-то не убудет, а нам польза! Как говорится, с миру по нитке – голому рубаха!