Страх

   Брайан подумал, что причины порой бывают глупыми, а иногда и очень странными. Он был стар, настолько стар, что помнил, как всё начиналось. А началось всё с доклада одного психиатра - Лавмэн уже забыл его имя - на международной конференции. Тот доклад назывался "Страх смерти", хотя правильнее его было бы озаглавить "Страх потери". Психиатр утверждал, что нашёл причину того, почему люди несчастны. Он был уверен, что всё дело в страхе смерти, причём, не своей, а тех, кто особенно дорог - родных, возлюбленных, друзей, даже домашних животных. Люди обычно не осознают этот страх, но он существует, грызёт их изнутри и отравляет жизнь. Смутное осознание того, что всё конечно, мешает полностью насладиться счастьем общения. Предчувствие будущей боли отравляет каждый день жизни практически каждого человека на Земле.

   Вряд ли этот доклад вышел бы за рамки обсуждений научного сообщества и стал бы чем-то большим, чем очередная социальная теория, не попадись он на глаза одному молодому и амбициозному человеку. Вернее, попались лишь выдержки и основные тезисы, всю суть рассуждений Габриэль Уорренс, начинающий адвокат из Ливерпуля, благополучно пропустил. Зато очень громко заявил о себе в сети, демонстративно разорвав все связи со своими родными, друзьями и девушкой, объяснив это тем, что пытается избавиться от страха и стать счастливым. Что-то в его словах или просто природной харизме запустило цепную реакцию. Примеру Уорренса начали следовать молодые люди по всему миру. Они уходили из дома в восемнадцать, никогда не заводили семей, не дружили. Их назвали уорренсистами или поколением без страха. Как водится, первыми перед новой эпидемией социального эскапизма сдались Европа и Америка. Последняя - с особой охотой, ведь это так подходило её стилю свободы и независимости во всём. Страны с традиционным укладом сопротивлялись дольше всех, но в конце сдались и они.

   По миру прокатилось несколько волн самоубийств. Кто-то не вынес добровольной социальной изоляции, кто-то решил, что лучше смерть, чем чувство привязанности или влюблённости, кто-то просто таким образом выразил протест - против или за уорренсизм. Следующей проблемой стала демография. Сознательный отказ от потомства грозил стать катастрофой для всей цивилизации. Как ни странно, но первый репродукционный центр построили в Румынии на деньги Германии и Швейцарии. Вскоре такие центры открылись по всему миру. По достижении совершеннолетия каждый здоровый человек обязан был сдать туда свой генетический материал и, заодно, лишиться возможности рожать естественным путём - на всякий случай. Потом для этого материала согласно графику подбиралась идеальная пара, и на свет из репликатора появлялся очередной ребёнок без родителей. Росли эти дети в воспитательных центрах, с самого детства им говорили о том, как опасны привязанности, и как счастливы они будут без них. Люди стали улыбаться. Они перестали строить какие-либо отношения, кроме деловых, и добровольно отказались от Интернета, когда была создана новая информационная сеть, в которой не было места ничему, что могло вызвать опасные чувства. Только общение по рабочим вопросам и знания, накопленные за тысячи лет и очищенные от всего лишнего, вроде художественной литературы сомнительного содержания.

   Брайан видел весь этот процесс, даже сам участвовал в нём, помогая в разработке так называемой социальной программы, включавшей взаимосвязанные сети репродуктивных и воспитательных центров, системы образования и воспитания, пропаганду и многое другое. Всё это казалось правильным и делалось на благо людей. Из словарей вымарались многие слова, теперь уже ненужные: названия для родственников, супругов, друзей, многие прилагательные и глаголы. Теперь уже невозможно было объяснить ребёнку, почему ему так плохо одному и почему ни в коем случае нельзя сжигать в печи сшитого из лоскутов львёнка.

   Брайан остановился, тяжело опёрся на трость и посмотрел в холодное равнодушное небо. Бледно-голубое и безмолвное, оно с безразличием хтонического божества взирало на бессмысленную человеческую возню, на их глупую попытку быть счастливее. Бесполезно было ждать у него ответа, бесполезно было оправдываться или проклинать. Люди всегда улыбаются, но никогда - искренне. Люди не стали счастливее, просто забыли, как грустить. Из их речи исчезло слишком много слов, которые в сумме и давали это самое "счастье".

   - Что же мы наделали? - прошептал Брайан Лавмэн, глядя в блёклое небо. По его морщинистым щекам текли слёзы. Впервые за очень долгое время он почувствовал, что боится приближающейся смерти. Когда он умрёт, не останется никого, кто бы помнил, что страх за тех, кто дорог - это обратная сторона любви. Даже если это просто игрушечный львёнок, смерть - это всегда смерть. Но без любви и без страха жизнь превращается в пустое, как небо, существование. Небо, оставленное человеком, который сам вырвал себе крылья, боясь упасть.

  Страх жизни.

   Ночь опускалась на город тяжёлым саваном, зажигая бессчетные огни на земле. В городах никто не видел звёзд, зато по улицам текли огненные реки, а небоскрёбы пестрели алыми искрами маяков и белыми квадратами окон. В одной из высоток за таким белым квадратом пряталась усталая молодая женщина. Она пряталась от огненного мира, от потока машин и людей, но никак не могла спрятаться от самой себя. Женщина сидела на застеленной кровати, прижимая к животу маленького львёнка - детскую игрушку, сшитую из лоскутов платья.

   - Как же я вас ненавижу! - Крик сорвался в вой. Она скорчилась, словно изнутри её грызла нестерпимая боль. - Как же ненавижу! Особенно тебя, старый!.. - Женщина подавилась словом, которого не знала. - Брайан Лавмэн, это ты во всём виноват!

   Женщину звали Рина Зондак, и она была перспективным молодым специалистом транспортной компании. Каждый день она улыбалась коллегам и начальству, выполняла всю работу в срок и самым лучшим образом и являла собой образец идеально воспитанной и образованной выпускницы одного из лучших воспитательных центров "Новое поколение". Но каждый вечер она выпивала полбутылки вина и рыдала в голос, прижимая к себе истрёпанную старую игрушку, которую сама когда-то сшила втайне от воспитателей. И каждый вечер проклинала имя Брайана Лавмэна.

   - Она могла быть счастливой! Малышка Зоя могла! За что ты отнял у неё игрушку? За что ты так её изуродовал? За что ты изуродовал всех нас? - Рина выла от боли, которой не могла дать имени. Физически она была абсолютно здорова. - За что ты нас так ненавидишь? Что она тебе сделала? Что ты у нас отнял, ответь?

   В юности она искала тех, кто думает так же, как она. Закончив учёбу, пыталась найти полумифическую тёмную сеть под названием Интернет. Если верить городским легендам, в ней были ответы на все её вопросы. Но выхода в эту сеть Рина так и не нашла, и постепенно начала сдаваться. Каждый день она приходила на работу, улыбалась, выполняла свои обязанности, а вечером шла домой. Каждый день всё повторялось по одной схеме, и постепенно поиски ответов перестали иметь хоть какой-то смысл. Рина начала привыкать к жизни. В бесконечной однообразной рутине легко можно было забыть о своём поиске, даже об игрушечном львёнке. И о той пустоте, что поселилась внутри неё в день совершеннолетия после операции извлечения. Как будто отняли что-то важно, даже не объяснив, что именно.