Сумасбродка на выданье

Не ерунди! Говорю тебе – это разные люди. Одному нужно было, чтобы ты возилась с трупом, а другому хотелось тебя пришить. У одного был пистолет, а другому пришлось спереть машину, чтобы с тобой разделаться. Улавливаешь разницу? Если бы был один и тот же, тогда бы тебя просто застрелили в твоем подъезде. Зачем ему рисковать и воровать тачку?

Да, действительно странно, – протянула я. – А может, он не хотел меня убивать, а только покалечить?

Покалечить «Победой», которая неслась на всех порах? Отличная идея! Да если бы не твоя феноменальная прыгучесть, то от тебя остались бы ножки да рожки! – вскипел мой друг.

Какие еще рожки? – возмутилась я.

Те, что тебе твой Костик наставил, – хохотнул Громов, – ведь кто-то же выкупил ваши паспорта в Загсе, иначе, куда бы они делись?

Слушай, Громов, какая же ты скотина! Ты чего ее доводишь! – рявкнула Ритка прямо у него над ухом.

Мы даже не заметили, как она материализовалась в палате. Мои други тут же сцепились между собой, как голодные псы за кормежку, и мне пришлось, как обычно, их разнимать. После того, как шум баталий немного затих, мы стали собираться домой. Ритка выиграла войну с медперсоналом, и теперь я была официально свободна. Я чувствовала себя превосходно, если не обращать внимания на синяки и легкое головокружение, поэтому жаждала очутиться подальше от больничных стен, пока меня тут до смерти не залечили. Выяснилось, что после того, как меня забрала скорая, Ритка мою машину отбуксировала на стоянку. Сейчас они с Громовым приехали вместе на «Ситроене», видимо, их сплотила общая беда – я. Ни при каких других обстоятельствах эти двое не могли сосуществовать мирно, они постоянно грызлись и препирались, но не всерьез, просто у них сложилась такая форма взаимоотношений. По дороге я несколько раз набирала номер сотового Костика, но компьютер противным женским голосом вещал, что абоненту плевать на мои потуги дозвониться.

Связь ни к черту, – констатировала Ритка.

Я тоже всегда телефон отключаю, чтобы Клава не названивала, когда я гощу у Тани, – глядя в окно, обронил Громов.

Слушай, не все же такие кобели, как некоторые! – тут же взвилась Маргошка.

Кому ж это знать, как не тебе, – невозмутимо ужалил Громов.

Брейк! – замахала я руками.

Это была самая больная тема для Ритки, у которой из-за мужниного предательства пошла вся жизнь наперекосяк. И Громов, конечно, вообще нюх потерял, если позволяет так далеко заходить.

Когда подъехали к моему дому, Громов повел меня в квартиру, а Рита погнала «Ситроен» на ближайшую стоянку, так как решила, что эту ночь переночует у меня. Квартира у меня на первом этаже, поэтому у меня нет проблем с подъемом тяжелых сумок при ломающемся лифте, зато возникают проблемы с канализацией и ворами. Первое – это стихийное бедствие, и от него никак не застрахуешься, а от второй напасти спасают крепкие решетки не только на окнах, но и на балконе. С ними, конечно, безопасно, но темновато, ибо под окнами буйствовала бурная сиреневая поросль. А вообще, мне моя квартира очень даже нравится, и кусты сирени нравились, и крохотный дворик с покосившимися лавочками, на которых из года в год, при любой погоде заседали старички со старушками, тоже нравился.

Я всегда стремилась к самостоятельности. А когда у мамы появился кавалер (так она называла в свое время моего будущего отчима), я съехала на съемную квартиру. С дядей Сашей у меня сложились отличные отношения, но мне не хотелось их смущать, живя в смежной комнате крошечной «двушки», поэтому стала поговаривать о съемном жилье. Мама упиралась, страдая от мысли, что она «выгоняет единственную дочь из родного дома». Но я сумела настоять на своем, и вскоре переехала в «малосемейку», которую мне в полцены сдавали друзья дяди Саши. И чаще всего он за эту площадь и платил, потому что у меня вечно не хватало денег. Но потом умер мамин брат, и нам досталось двухкомнатное наследство в центре города. Таким образом, я обзавелась собственным жильем.

Поколдовав у двери с замками, я широким жестом распахнула дверь и пропустила вперед гостя, то есть Громова. Он себя гостем не чувствовал, поэтому по-свойски потопал в столовую. Навстречу мне вальяжно выплыл мой кот Бегемот – роскошный тигровый перс. На морде было написано глубокое презрение по поводу моего длительного отсутствия. И хотя Ритка явно заскакивала его покормить, он все равно был недоволен поведением хозяйки. Я засюсюкала ласковым голосочком про то, что Мотеньку люблю и по Мотюнечке соскучилась, но он непримиримо крутанулся, вильнул пышным хвостом и прошествовал в комнату, я поплелась за ним.

В моей квартире не хватает одной стены. Кухней я пользовалась очень редко, поэтому решила, что она занимает слишком много места и для расширения площади снесла стену между ней и залом. О, эти барские замашки меня никогда бы не посетили, если бы не проводка. Она сгорела самым подлым образом, и я получила некое понятие, каково это жить в аду. Потом я решила, что раз и так погром, то надо еще и стену снести. Целый месяц шли ремонтные работы, и я была близка к умопомешательству, когда это, наконец, прекратилось. Зато теперь все очень мило. Большая комната стала еще больше. В углу, в своеобразном шкафу-купе, прячутся печка, мойка и холодильник. Когда мне приходит в голову похозяйничать, я раздвигаю панели и являю на свет божий мою мини-кухню. В остальные дни эта комната играет роль гостиной. Старую мягкую мебель преобразили разноцветные сатиновые чехлы и множество подушек. На стенах разместились картины Ритки, написанные ею в ту пору, когда ей казалось, что из нее получится художник-абстракционист. Но мне они нравились, а главное – ни у кого ничего подобного не было. С допотопных секретера и комода – бабушкиного наследства – мы с Громовым содрали три шкуры, покрыли морилкой и лаком. Получилось очень даже ничего. А ковер мне подарила мама, он у нее висел на стенке и собирал пыль со всей квартиры, теперь лежит у меня на полу и украшает мое жилье. Телевизор «Sony» мне на «входины» подарил дядя Саша. Так я и стала девушкой, обеспеченной приличным жильем.

Ну, Аверская, у тебя не только шеф в багажнике преставился, но и мышь в холодильнике повесилась, – доложил Громов, вылезая из моего « кухонного купе». – Кроме «Китикетов» и «Вискаса» – шаром покати!

Что ж у тебя такой черный юмор? Я же слабый пол, меня же надо подбадривать и утешать. А ты издеваешься! – посетовала я. – А еда у меня есть, зря наезжаешь.

Да, только ты ее в комоде от воров прячешь?

А вот и нет, у меня есть яйца и шпротные консервы, а это считается едой! – упорствовала я.

Ну да, ну да! Что ж это я девушку обидел! – скабрезничал Громов.

Нашу перепалку прервал звонок в дверь. Пожаловала Ритка с полным пакетом продуктов, она додумалась по дороге заглянуть в супермаркет, поэтому по комнате расползся запах копченой курицы. На запах прибежал Бегемот, который терпеть не мог молочные продукты, не переваривал рыбу, зато обожал курочку во всех видах. А хозяйственная Маргошка уже выкладывала на тарелки, подсунутые Громовым, зелень, помидоры, огурцы. Бегемот хотел удостовериться, что с ним поделятся, поэтому завел тоскливым голосом жалобную песню.

– Угомонись, животина, дам я тебе курочки, – заверила его Ритка.

Мягкий лаваш и пластиковые коробочки с салатами довершили полноту картины. Но тут я решила внести свою лепту и вытащила из буфета бутылку «Кинзмараули».

Вах, вах, вах! Какой ужин, слюшай! – на грузинский манер зацокала языком подружка.

Открой, Громов! – скомандовала я, доставая бокалы.

Через пять минут мы смогли выпить за мое чудесное спасение, а потом за успешный исход дела, а потом за друзей, без которых никуда в этой жизни. Мне сразу стало как-то приятнее смотреть на белый свет, вино пробежалось по моим жилам и разогнало скопившуюся там хандру. Бегемот сидел с нами за столом, то и дело заглатывая лакомые кусочки, которые мы в четыре руки скармливали ему с Риткой. Громов только головой качал неодобрительно, но не вмешивался, знал, что ему с Бегемотом лучше не тягаться.