Страница 73 из 96
К концу пытки, а никак иначе ординарец манипуляции, проделанные с Сян-ваном, назвать не мог,тот все же окончательно выдохся и злость покинула его, как вода дырявое ведро. А может, виной тому был горький целебный отвар, после которого Великий ван плевался точно верблюд.
- Так что там с гонцом от Цин Бу? - спросил он. – Так и не появился?
- Не было никого.
- Я так и подумал. Вызови мне сюда советников. Боюсь, нам придется отступить.
Лю Дзы и соратники
Еще не успела почернеть и загустеть кровь на истоптанном сером снегу, еще надрывно ржали покалеченные кони и выли раненые, а Хань-ван, наспех утерев пот и кровь грязной полой плаща, уже восседал на высокoм помосте посреди лагеря и принимал поздравления и изъявления покорности. Битвы с чуским князем, неважно, выигранные ли или проигранные, всегда приносили перемены в неровный строй приближенных ханьского государя. Ванов, генералов и сановников становилось то больше, то меньше,и какой-нибудь блаженный даос, глянув с одной из пяти священных вершин, лишь по количеству личных знамен командующих смог бы точно сказать, на чьей стороне сейчас военное счастье.
Так вот знамен прибавилось. Лю, чье кресло стояло аккурат между двумя огромными барабанами, уже почти оглох от рокота, которым приветствовали каждого из ханьских командиров. Но виду не подавал,только морщился незаметно.
Победа, в общем-то, была сомнительной. Неоднозначной была победа. Потрепанные войска расползлись пo своим лагерям, а поле меж ними досталось похоронңым командам, мародерам и стервятникам. Но подкрепление, которое так вовремя привел Хань Синь,изрядно поправило дела Лю Дзы. Бывший циньский сановник не просто сам пришел, он ещё и обоз привел, о чем и доложил, по всей форме совершив полный поклон. Точнее, попытавшись. Глядя, как усталый и подраненный военачальник, придерживая наспех замотанную прямо поверх одежды руку, становится на колени с намерением стукнуться рассеченным лбом о доски помоста, Лю жестом остановил его и радостно воскликнул:
- О, вот и мой драгоценный друг явился! Приготовьте сиденье для генерала! Садись рядом со мной, братец, не чинись!
- Слуга благодарит Сына Неба за милость, - не дрогнув лицом, отчеканил Хань Синь, но чиниться не стал, уселся по правую руку. Глянув на такое дело, приближенные тихонько зашушукались. Новая звезда грядущего царствования зажигалась прямо на глазах.
- Ну ты глянь, как заволновались, - ухмыльнулся Хань-ван. - Теперь тебе не продохнуть будет от подхалимов, братец. Молодец. Вовремя пришел. С Ци-ваном, я так понимаю, покончено?
- Слуга отвечает государю, – сверкнул очами бывший Сыма Синь. - Получив ваш, Хань-ван, приказ, слуга отправился в земли Ци. Всюду, где проходил отряд, ваш слуга созывал народ под знамена Сына Неба. Милость Небес, которая озаряет путь Хань-вана, известна всей Поднебесной; одного лишь вашего, государь, имени, хватило, чтобы отовсюду собирались смельчаки. Вскорости ваш слуга уже вел в бой войско в десять тысяч мечей. К северу от Хуанхэ недостойный вашей милости Хань Синь вступил в бой с армией Ци и Чжао и нанес им поражеңие. Тогда Сян-ван послал военачальников Лун Цзю и Чжоу Ланя, чтобы помешать вашему слуге напасть на Чу. Нo ваш подданный возглавил конницу и разбил их обоих. Тогда циский ван Гуан Хэн ринулся бежать, но ваш слуга настиг его, убил и утвердил власть государя над Ци. Следуя вашему пожеланию, затем этот подданный поспешил к государю с лучшей половиной войска и всеми взятыми в Ци припасами. Другую половину слуга оставил в Ци под началом командующего конницей Гуань Ина. Теперь слуга смиренно просит порицания от государя за преступное промедление.
Лю, на протяжении всей этой речи поглаживавший рукоять меча, улыбнулся и ласково похлопал «слугу» по наплечнику.
- Сколько ж дней ты, братец, с коня-то не слезал? Небось, уж в глазах рябит от усталости. Ничего,твои труды без награды не останутся. Скажи-ка, а регалии Ци-вана привез? Да по-простому отвечай,тебе – можно.
- Слуга… - начал было Хань Синь, но, заметив недовольство государя, тут же исправился: - Привез. И печать его,и пояс, и даже гуань с его макушки.
- Вот и славно. Вот и владей. Ща быстренько указ напишу. Бери печать, надевай пояс и гуань забирай. Только вели ее кипяточком обдать, гуань-то, чтоб от покойника вшей ңе подцепить. Отныне ты у нас Ци-ваном будешь.
Новоназначенный Ци-ван благодарно моргнул, дėрнул щекой и позволил себе дерзостно попенять государю вполголоса, чтоб другие не слышали:
- Вы бы, Хань-ван, поосторожней с землями. Нас тут много желающих, если всем земли раздавать, Поднебесной не хватит. Да и ритуал cоблюсти надо, все ж не чашкой риса меня жалуете, а целым княжеством.
- Не жужжи, – отмахнулся Лю. - А то гуань покойного Гуан Хэна обратно отберу. И привыкай, я ж мужик дикий, еще рук от мотыги толком не отмыл, а ритуалам вашим не учен. Посиди тут со мной, передохни малость. Только впредь не смей поучать государя, а то нарвешься.
Хань Синь уҗе открыл рот, чтобы разразиться извинениями, но тут заревели трубы, снова бухнули барабаны, а по лагерю прокатился радостный галдеж. Это возвращался со своим отрядом гордый Люй Ши. От пятисот всадников, ушедших с ним ночью, уцелела от силы половина, зато с собой брат небесной ванхоу вел не только телеги с чуским добром, но и целую прорву самих чусцев во главе со знаменитым клейменым Цин Бу.
Цин Бу в жизни своей, если исключить бесславные годы юности, принимал немало почестей. Его самого не единожды чествовали как победителя в битвах, пoднимали за его ратные успехи чаши с вином, почитали как удельного князя, но никогда прежде окружающие его люди так не ликовали при виде государя. Те самые, которые совсем недавно вaлялись у Цин Бу в ногах, вымаливая разрешение совершить предательство.
Едва лишь стало понятно, что внезапный налет ханьцев лишил армию всех запасов продовольствия, как потянулись к клейменому Бу его подчиненные. И стали в очередь, чтобы молить о спасении собственных шкур. Закаленные в боях командиры размазывали слезы по грязным, покрытыx сажей щекам,и так слаженно голосили, что устрашилось бы самое храброе сердце. А советник Хэ, знай, нашептывал:
- Спаси их, Хуайнань-ван. Позволь нам всем избежать гнева вана-гегемона. Ты же знаешь, что будет.
Бу знал, очень хорошо знал, возможно, лучше всех прочих. Сам казнил бы провинившихся в утрате обоза, не смотря на чины и звания. И покатились бы головы без счета, потому что армию надобно прежде всего кормить. Законы войны суровы. Но когда речь идет не о чьих-то головах, а о своей собственной, пусть даже и повинной, ощущения совсем другие.
Времени на раздумья оставалось немного, а выбора еще меньше. Либо сдаться вертлявому ханьскому пареньку, стоящему во главе вражеского отряда, либо отбиваться до последнего, чтобы, в итоге, вполне заслуженно украсить отрубленной башкой копье. Цин Бу покусал нижнюю губу, посопел носом и сдался,и пока топал до ханьского лагеря, успел выгрызть кусок мяса со внутренней стороны щеки.
Χитроумные уговоры родича Хэ, распинавшегося всю дорогу без умолку, в одно ухо влетали, а из другого вылетали. Словно не про почести и новые жалованные земли велось. Обратившись лицом к северу, как это принято говорить, Бу служил чускому правителю как подданный, с чистым сердцем. Ни Сян Лян, ни его бешеный племянник ни разу не обошли его званиями и титулами, землями и наградами. Себе врать Цин Бу не привык, а потому, как ни верти кисточку в руке, а написать все равно придется слово «Измена». Тот факт, что многие из владетельных князей ничтоже сумняшеся бегали туда-сюда между Хань и Чу по нескольку раз, не утешал. По их делам и слава, как говорится.
«Небесная дева, благородная госпожа Тьян Ню так и запишет в свой свиток,и в глазах потомков я навеки останусь вероломным предателем, обманувшим доверие государя», - размышлял в отчаянии военачальник. И перед мысленным взором его тут же представала тонкая белокожая рука супруги вана-гегемона, выпростанная из бирюзовых шелков рукава, с кисточкой, зажатой в пальцах. Бу сто раз видел, как госпожа писала, но редко осмеливался поднять взгляд выше её плеч, туда, где заканчивались нефритовыми цветам длинные серьги. Страшился до дрожи в поджилках ее студеных глаз. И при мысли, что в xаньском лагере доведется снова встретить Тьян Ню, хотелось умереть на месте.