Страница 10 из 11
В-третьих, следует отметить, что «выплескивание» славянских племен на территорию Великой равнины отличалось от гигантских переселений народов IV–VI веков еще и тем, что в новых местах переселенцы не наблюдали следов более высокой цивилизации. Если готы, осевшие от Паннонии до Испании, и вандалы, завоевавшие Северную Африку[107], как позже и норманны, подчинившие себе часть Франции, Британию и даже южные районы Италии[108], осваивались на римских землях, где они находили развитую инфраструктуру, города и живую память о самом мощном государстве недавнего прошлого (а некоторые из них ассимилировались и даже принимали участие в защите умиравшей империи от новых волн притекающих полчищ[109]), то расширение зоны, контролировавшейся славянскими народами, не приводило к созданию типичного европейского государства. Многие исследователи постоянно указывают на доминирование общинной собственности[110]; на отсутствие традиционной для европейцев примогенитуры как принципа наследования[111]; на условную власть князя, постоянно подтверждаемую народом на вечевых собраниях[112]; на возможность его призвания и изгнания[113] и на прочие моменты, во многом свидетельствующие о протогосударственном характере Древней Руси. Не подвергавшаяся угрозам с Запада на протяжении четырех-пяти первых веков своей истории, Древняя Русь оставалась окраиной Европы не только в цивилизационном или «технологическом» смыслах, но и в политическом, сохраняя не столько отсталые, сколько специфические формы социальной организации (подчеркнем, что мы ни в коем случае не идентифицируем «окраинность» с отсталостью).
В период своего становления Русь активно взаимодействовала с соседями (через нее пролегал один из важнейших торговых путей того времени, ее купцы достигали Персии, русские наемники участвовали в византийских военных экспедициях в Средиземном море[114], германские племена создавали оборонительные укрепления (марки) на восточных границах) и многое у них заимствовала. Однако по мере «взросления» русская цивилизация (и особенно ее высший класс) стала искать возможности сближения с каким-то из крупных государств – во многом пытаясь найти образец для подражания не на бытовом, а на политическом и идеологическом уровне. Варианты, имевшиеся у князя Владимира, известны[115] – но в итоге был сделан самый «естественный» выбор: коль скоро центр русской государственности неумолимо сдвигался к югу; важнейшим «иным» для русичей оставалась Византия; а христианство стало проникать в Киев начиная с середины IX века[116], сближение с восточной империей стало делом времени. По сути, с ключевого для Руси события – принятия христианства в 988 г. и начала эпохи «византийского просвещения» – стартовала современная история страны, которая описывается в ряде работ, и прежде всего в недавней книге Е. Кузнецовой и Э. Люттвака[117], как история рецепций, или заимствований, социальных, политических и производственных технологий из внешнего мира с их последующими адаптацией и развитием. Эта историческая особенность эволюции российского общества столь важна, что следует сказать о ней несколько слов, прежде чем перейти к рассмотрению отдельных волн, или этапов, такой рецепции.
Рецепция как метод «окраинного развития»
Насколько нам известно, в отличие от концепции «фронтирности», теория «окраинности» никем специально не разрабатывалась, хотя для Руси/Московии/России этот контекст исторического развития представляется одним из наиболее важных, так как он может пролить свет на целый ряд характерных черт становления и развития нашего общества.
Логика развития окраинной территории определяется, на наш взгляд, прежде всего текущей целесообразностью, не в последнюю очередь в силу того, что здесь отсутствуют как исторические, так и идеологические рамки, а пространственные границы выглядят намного более условными и проницаемыми, чем в цивилизационных центрах, где за территории идет жестокая и постоянная борьба. Интересы окраинных обществ подвижны, и конфигурация таких социальных систем может довольно быстро меняться. Немного забегая вперед, можно заметить, как русский «центр» на протяжении условной тысячелетней истории страны проделал путь, аналогов которому не только в европейской, а, вероятно, и во всемирной истории невозможно найти. Сформировавшись в историческом ареале проживания славянских племен, в упоминавшемся уже треугольнике между Неманом, Карпатами и Днепром, он в результате славянско-скандинавского «синтеза» воплотился в Новгороде как успешном торговом городе и первом средоточии княжеской власти (на этом этапе политическое и социальное устройство серьезно напоминало принятое в Балтийском регионе, где доминировали викинги). Однако с развитием торговли между севером и югом основная активность сместилась далеко к югу; важнейшими политическими вызовами стали войны с кочевниками, с одной стороны, и с Византией – с другой; после как минимум полутора столетий такого движения новое ядро сконцентрировалось вокруг Киева, который еще более возвысился после крещения Руси и формирования княжеских домов вокруг киевского престола. Чуть позже, по мере того как постоянная колонизация повела русских на еще более «окраинные» окраины тогдашнего мира, началось возвышение Суздаля и Владимира, откуда влияние нового (пусть и фрагментированного) государства начало распространяться еще дальше на восток; этот процесс был прерван – но только на время – монгольским нашествием, в борьбе с последствиями которого именно обращенная к востоку часть Руси стала центром нового государства со столицей в Москве. Этот «восточный вектор» реализовался в полной мере после победы Московии над ослабевшей из-за внутренних противоречий Ордой за счет масштабной экспансии, приведшей русских в Восточную Сибирь и далее, к Тихому океану. Однако, «растекшись» до пределов, очерченных самой географией, и освоив все окраины на востоке, Московия обернулась на запад, откуда к этому времени стали исходить основные угрозы и вызовы; завершила свою историческую «реконкисту», сразилась с потомками викингов, и, превратившись в Россию, страна на очередной волне перемен переместила столицу в Санкт-Петербург, в каком-то смысле логически (но не субстанционально) замкнув исторический круг, начатый еще в эпоху норманнского влияния.
Ничего подобного в странах, располагавшихся вблизи крупных цивилизационных центров, подчеркнем еще раз, никогда не происходило.
Между тем, хотя миграции и переселения не являются чем-то уникальным во всемирной истории, следует признать, что эволюция Руси/Московии/России в одном своем аспекте была уникальной. Мы имеем в виду особую природу заимствований социальных, экономических, политических и идеологических практик у своих непосредственных соседей. Обычно такое заимствование происходило и происходит в условиях, когда либо менее развитый народ покоряет территории с более богатым культурным наследием (примеры чего можно видеть в истории раннего европейского Средневековья, где случился синтез романской и варварских культур), либо успешные империи устанавливают свое доминирование над периферийными территориями, часть традиций которых они начинают принимать (что справедливо в отношении того же Рима, с одной стороны, и Греции/Иудеи/Египта – с другой). В истории России мы видим совершенно иную динамику. Если оставить за рамками обсуждения вопрос о том, что и как было усвоено ранними славянскими племенами из образа жизни викингов и какие особенности их общественной организации были восприняты наиболее полно (все же сложно отрицать, что базовые черты Древней Руси в социальном и экономическом аспектах несут на себе несомненную печать именно славянского наследия, и к тому же в целом дохристианский период оказался довольно коротким), можно заметить, что заимствования, которые характеризовали русскую историю, исходили не от народов, стран и территорий, которые либо захватывали Русь, либо оказывались под ее собственной властью. Византия в IX–XI веках, империя монголов в XIII–XV столетиях и Западная Европа начиная с XVII века – все эти источники основных российских заимствований оставались относительно внешними (это относится даже к Орде, о чем мы поговорим чуть позже). Иначе говоря, не будет преувеличением утверждать, что Россия на протяжении долгого времени обнаруживала беспрецедентную способность использовать иные социальные практики без какого-либо «растворения» самой себя в своих соседях – и делала это в конечном счете для развития собственной, ни на чью иную не похожей, идентичности. Мы полагаем, что такой тип развития мог сформироваться только у окраинной цивилизации, которую ни одна из соседствующих с ней общностей не могла превратить в свою собственную составную часть (мы будем неоднократно обращаться к этой теме в дальнейшем). Таким образом, если считать славянско-норманнское взаимодействие, происходившее в VII–X веках на территории, впоследствии ставшей центром возникновения русской государственности, синтезом, а не заимствованием, историю российских рецепций следует начинать именно с периода активного взаимодействия Киева и Константинополя, и в этом случае мы имеем дело с тремя «кругами» заимствований, хронологически совпадающими с миграцией основных политических центров Руси/России.
107
См.: Noble, Thomas; Strauss, Barry, et al. Western Civilization: Beyond Boundaries, Boston (Ma.): Wadsworth, 2014, рр. 179–183.
108
См., напр.: Thоmas, Hugh. The English and the Normans: Ethnic Hostility, Assimilation, and Identity 1066 – c. 1220, Oxford, New York: Oxford University Press, 2005; Norwich, John. The Normans in the South, London: Penguin, 1992, и др.
109
См., напр.: Люттвак Э. Стратегия Византийской империи. – М.: Университет Дмитрия Пожарского, 2010. С. 72–75.
110
См.: Фроянов И. Киевская Русь. Очерки отечественной историографии. – Л.: Издательство Ленинградского университета, 1990. С. 318.
111
См.: Пресняков А. Княжое право в Древней Руси: лекции по русской истории. – М.: Наука, 1993. С. 33.
112
См.: Фроянов И. Киевская Русь. Очерки социально-политической истории. – Л.: Издательство Ленинградского университета, 1980. С. 166.
113
См.: Данилевский И. Древняя Русь глазами современников и потомков (IX–XII вв.). – М.: Аспект Пресс, 1998. С. 101.
114
Часто упоминают участие русов в операциях византийского флота в Сицилии в 964 г. и на Крите в 969 г., а также во многих военных операциях после заключения мирного договора с Византией в середине 1040-х гг. (подробнее см.: Соколов А. «Русские варяги на службе у византийского императора» на сайте: https://histrf.ru/biblioteka/b/russkiie-variaghi-na-sluzhbie-u-vizantiiskogho-impieratora, сайт посещен 14 марта 2020 г.).
115
См.: «Повесть временных лет» в: Библиотека литературы Древней Руси / под ред. Д. Лихачёва и др. Т. 1. С. 132–154.
116
См.: Петрухин В. Крещение Руси: от язычества к христианству. – М.: АСТ-Астрель, 2006. С. 33, 51.
117
См.: Kuznetsova, Ekaterina and Luttwak, Edward. The Marriage of Genghiz Khan and A