Я — Легион

— Думали, но при них не было обнаружено автоматического оружия, да и тела принято больше в багажниках перевозить, в противоположную от города сторону, а не наоборот.

— Ну, — пожал я плечами, слегка поморщившись от прострелившей тело боли, — тогда считайте, что у меня была оформлена поездка по тарифу «Комфорт».

Капитан снова внутренне задрожал от переполнявшего его негодования, но в сообразительности ему было сложно отказать, он понял, что грубостью и напором от меня ничего не добиться, поэтому за секунду переобулся и решил зайти ко мне с другой стороны.

— Сергей, пожалуйста, я ведь пытаюсь вам помочь.

— Господи… что же вы сразу не сказали, товарищ Гуляев! — Мой ядовитый сарказм, казалось, способен был заставить дознавателя зарычать. — Я-то думал, вы меня готовите к суровой зоне, а это, оказывается помощь! Извините, не распознал, каюсь!

Бедный капитан. Он ведь прекрасно понимал, что я над ним просто глумлюсь и издеваюсь, но ничего не мог сделать. Даже просто уйти ему не было позволено, поскольку наверняка кто-то из вышестоящих с нетерпением ждет от него доклада. А значит, придется еще немного потерпеть.

— Хорошо, Сергей, я вас услышал. Значит, вы отрицаете, что были знакомы с кем-либо из пассажиров?

— Ой, ну слава богу, вы это поняли! Я уж думал сценку изобразить для наглядности, боялся, что слова до вас не доходят.

— Но в то же время, вы утверждаете, — дознаватель теперь посчитал, что наиболее верной тактикой будет простое игнорирование моего хамства, и теперь просто пропускал все мои выпады мимо ушей, — что никого из них вы не видели, так как вообще не помните тот день. Ну и как такое возможно?

— А где здесь противоречие? Как можно знать того, кого ты даже не видел? По-моему, все очень даже логично!

По виду капитана было похоже, что он истово желает хлопнуть себя ладонью по лицу, настолько его утомил генерируемый мной бред. Но служба есть служба, так что он продолжил выспрашивать, а вернее сказать, допрашивать меня.

— Хорошо, Секирин. Мне понятна ваша позиция — ничего не видел, ничего не помню, ничего не скажу. Но тогда ответьте, это в ваших же интересах, кто и где в вас стрелял?

— А вы что, так и не нашли места покушения? — Я искренне удивился, потому что считал, что уж об автоматных очередях кто-нибудь из соседей наверняка должен был сообщить по экстренному номеру! Или нет? Смотря что там за соседи вокруг…

— К сожалению, нет, — честно ответил Гуляев, наивно полагая, что нашел со мной точки соприкосновения, — и чем раньше мы его обнаружим и обследуем, тем скорее сможем приступить к поиску подозреваемых. Вы ведь хотите, чтобы все причастные к покушению на вас были наказаны?

— М-м-м… — я мечтательно закатил глаза, и перед моим внутренним взором встало лицо ублюдочного капитана ФСБ и его трех наймитов, которых я, оказывается, вполне могу еще допросить. Дом, где меня расстреляли, ведь не нашли, так? Значит, все трупы все еще там, и ждут лишь часа, когда я до них доберусь. — Да, товарищ дознаватель, я очень хочу наказать всех причастных. Но с сожалением вынужден признать, что перенесенные ранения не прошли для меня бесследно, и я совершенно ничего не помню.

— Сергей, перестаньте, прошу вас! — Гуляев явно занервничал, потому что не хотел возвращаться к начальству с совсем уж пустыми руками. — Это ведь очень важно! От этого зависит ваша безопасность!

— Очень жаль, что не смог вам помочь… — притворно вздохнул я, демонстрируя крайнюю степень огорчения.

Гуляев еще некоторое время посверлил меня своими змеиными глазами, и все же признал свое поражение. В тот день он ушел, чтобы появиться невероятно злым на следующий. Тут уже он мотал мне нервы, не обращая никакого внимания на шпильки, подколки и даже откровенные оскорбления. И в этот раз его интересовала гибель Вагона

Как я понял, они нашли тело и, по словам дознавателя, имели самые убедительные доказательства того, что его убил именно я. А судя по железобетонной уверенности, которую излучал Гуляев, это было действительно так, либо же он просто сам верил в то, что говорил. Какой из двух вариантов правильный, я даже не брался предсказывать, потому что, играя с Суховым на его поле, ни в чем нельзя быть до конца уверенным.

— Это, конечно, все очень интересно, но разве вы не обязаны меня ознакомить с материалами дела? — Задал я тогда волнующий меня вопрос. Узнать, на чем именно они пытаются меня подловить, было просто до невозможного любопытно.

— Обязаны, Сергей, но дело в том, что вы долгое время скрывались от следствия, поэтому было вынесено решение об окончании производства данного процессуального действия. — Видя, что я напряженно пытаюсь перевести в голове его слова на нормальный человеческий язык, Гуляев откровенно мстительно ухмыльнулся. — Меньше бегать нужно было, Секирин.

Во мне возникла твердая уверенность, что все сейчас происходящее было не совсем законно. Но поскольку мои познания в области юриспруденции в общем и уголовного права в частности были не выше уровня современного пятиклассника, то красиво разрулить эту ситуацию я никак не мог.

— Хрен с тобой, а что на счет адвоката?

— О, да пожалуйста! Я, если честно, удивлен, что вы до сих пор его не пригласили.

Вот гадёныш! Теперь уже он надо мной решил поиздеваться!

— Тогда мне нужно сделать звонок.

— Делайте. — Гуляев любезно протянул мне кнопочный мобильный телефон и с вежливым любопытством стал наблюдать за моими действиями.

А я взял старую потертую трубку в руки и вдруг осознал, что не знаю наизусть номера Саныча. Ну и кому мне тогда звонить? Дамиру? Не хотелось бы его подставить, впутав в это дело. Виктории? Ее уж тем более. Тогда кто остается? Остается только секретарь, а по совместительству и мой менеджер…

Набрав по памяти номер телефона Виктора, я принялся ждать ответа.

— Алло? — В трубке прозвучал знакомый педантичный голос.

— Виктор, привет! Это Секирин. Слушай, у меня проблемы, я в больнице, поэтому, давай дела обсудим при другом случае. Мне срочно нужен Петренко, ты можешь с ним связаться?

— А, Сергей Анатольевич, рад слышать вас. Правда. — В его голосе действительно послышался намек на радость, насколько его душа крючкотвора вообще была способна это чувство испытывать. — Связаться-то я с ним могу, но, вряд ли вы сумеете с ним плодотворно поработать. Вы ведь хотите его снова нанять, я правильно понимаю?

— М-м, вообще да, правильно. Но с чего это вдруг? — Я насторожился, ожидая услышать какие-нибудь плохие новости, и не обманулся в своем предчувствии.

— Все ваши счета заморожены. — Невозмутимо ответствовал мой секретарь. — По крайней мере те, с которыми я работаю.

— Вот так номер… — я попытался озадаченно почесать затылок, но забыл, что вторая рука пристегнута наручниками. — Так ты, выходит, уже и не работаешь на меня?

— Ну почему же, пока еще работаю. У нас с вами договор до конца года предоплачен. А дальше всё… уж не обессудьте.

— Что ж… любопытно… но, коли я все еще твой наниматель, ты все же созвонись с Петренко, обрисуй ситуацию. Обещай ему что угодно, соглашайся на любой ценник, но пусть он со мной свяжется.

— Я вас понял, Сергей Анатольевич. Что-нибудь еще?

— Нет, пока нет. Спасибо, Витя, если что, ищи меня по больницам, а то я совсем без связи и даже понятия не имею толком, где нахожусь.

— Хорошо, сделаю все возможное. До свидания.

— Давай, Витя, до связи.

За моим разговором с ехидной рожей наблюдал Гуляев, сочась в эмоциональном плане концентрированным злорадством. Мне стало предельно ясно, что о моих замороженных счетах ему было прекрасно известно, и поэтому он с таким нескрываемым удовольствием слушал мою беседу с секретарем.

— А вы, случайно, не знаете, почему мои счета были заблокированы? — Осведомился я, впрочем, не рассчитывая получить ответ.

— Случайно знаю. Следствием было принято решение об аресте всех ваших счетов, а так же имущества, дабы вы не могли скрыться, используя свое материальное положение. — Как-то незаметно для меня мы с дознавателем поменялись местами, теперь уже он надо мной открыто издевался, причем, делал это куда изощренней и тоньше, нежели это выходило у меня, а я не мог ничего ему сделать. И судя по источаемым им эмоциям, он теперь уже с удовольствием ждал, когда я начну ругаться и сквернословить.