Звезда Маир

Впрочем, нет смысла смотреть по сторонам. В минуту, которая сливается с Вечностью, Дворец, Крепость, Храм и сам Город – всего лишь декорации к драме. Драме, которая разворачивается на вершине скалы, на маленьком пятачке, где сошелся весь мир. Человек, называющий себя Сыном Бога, поднимает глаза к мрачному, затянутому тучами небу. На его лице – невыразимая мука. «Боже! – восклицает он громко. – Для чего ты меня оставил?» Голос его, исполненный глубокого страдания, заставляет содрогнуться всех свидетелей этой сцены. Разговоры смолкают. Голова распятого вновь опускается на грудь. Его спекшиеся губы беззвучно шевелятся, произнося какие-то слова. Офицер смотрит на притихшую толпу и спрашивает:

– Чего он хочет?

– Наверно, просит пить, – делает предположение солдат возле среднего креста.

– Так дай ему, – разрешает офицер.

Солдат снимает с пояса флягу, смачивает дешевым кислым вином губку, кладет ее на кропило и подносит к губам несчастного. Двое мужчин, стоящих внизу, видят, как тот касается губки губами, но потом качает головой, отказываясь пить. Солдат пожимает плечами и вновь сует губку в свою флягу. Толпа в недоумении. Лишь мужчины в дорогих плащах понимают сокровенный смысл происшедшего. «Верно! – возбужденно шепчет толстяк с густой курчавой бородой, – так и должно было случиться, ибо сказано в Писании: "И давали мне в пищу желчь, и в жажде моей напоили меня уксусом"». Его худощавый спутник, обладатель короткой изящной бородки, согласно кивает головой и тихо говорит: «Он подлинный Спаситель, о котором возвещали пророки! Теперь уже недолго ждать». Оба замолкают и еще пристальнее вглядываются в лицо распятого, чье земное существование должно вот-вот оборваться. Казненный вновь поднимает голову, с усилием распрямляет ноги, судорожно выдыхает воздух, а потом внятно произносит: «Отче! В руки твои предаю дух мой!» Его тело бессильно повисает на кресте без признаков жизни. Все кончено. Толпа начинает расходиться, но двое мужчин не трогаются с места. Остается еще одно древнее пророчество, и они хотят дождаться его осуществления…

В воротах появляется младший жрец Храма. Он поспешно поднимается на вершину скалы и что-то шепчет на ухо офицеру. Тот кивает в ответ и отдает подчиненным короткую команду. Двое мужчин, стоящие внизу, не могут разобрать ни одного слова, но они и так знают, о чем идет речь. Жрец напоминает солдатам, что день на исходе, что оставлять мертвые тела не погребенными в канун Великого праздника – грех. Офицер охотно внимает просьбам жреца. При обычном течении дел казнь может затянуться до утра. Кому же охота торчать на своем посту целую ночь? Куда соблазнительнее положить конец агонии преступников и коротать время в каком-нибудь уютном кабачке, тем более, что средство для этого давно известно…

Двое мужчин, стоящих внизу, видят, как солдат у левого креста извлекает из ножен меч и одним ударом перебивает распятому обе голени. Лишившись единственной точки опоры, тело повисает на прибитых руках. Второй воин проделывает ту же операцию над другим преступником. Теперь оба лишились возможности выпрямляться и должны в скором времени умереть от удушья. Солдаты сходятся возле центрального креста, предполагая покончить таким же образом с последним осужденным. Один примеривается для удара, однако второй останавливает его. Очевидно, он обнаружил, что пророк мертв и сообщил офицеру о своем открытии. Сердца мужчин наполняются ликованием. Только, что на их глазах исполнилось еще одно древнее пророчество, которое гласит: «Бог хранит все кости его; ни одна из них не сокрушится…»

Офицер берет в руки копье, подходит к распятому телу и сильным ударом пронзает грудь умершего в том месте, где должно находиться его сердце. Мужчины не могут видеть того, что случилось дальше, но громкие восклицания стоящих поблизости зевак доносят до них весть о новом чуде: из нанесенной копьем раны обильно изливаются вода и кровь. Тот, что одет в коричневый плащ, тихо произносит слова Священной книги: "…сердце мое сделалось как воск, растаяло посреди внутренности моей…"

Теперь они могут оставить свой пост. Оба идут к воротам и здесь ненадолго расстаются. Обладатель коричневого плаща направляется к Крепости. Он быстро шагает по узким улицам, где царит предпраздничное оживление. Добравшись до места, он вызывает дежурного офицера и передает через него свое прошение к наместнику. Вскоре офицер возвращается и вручает ему запечатанную табличку.

– Йосэф бар-Ионе, – говорит он. – Наместник не возражает. Можешь взять тело казненного и похоронить.

И, помолчав, добавляет с усмешкой:

– Странно, что твой пророк умер так быстро.

– Он провисел на кресте ровно столько, сколько было необходимо, – сухо отвечает Йосэф.

– Необходимо для чего? – спрашивает офицер.

– Для того что бы на нем исполнились все древние пророчества.

По дороге из крепости Йосэф заходит в лавку сирийского купца и покупает восемь локтей тонкого льняного полотна. Товарищ поджидает его у городских ворот. У него в руках золотой потир с крышкой, заполненный благовониями. Они готовы к погребению…

На месте казни, Йосэф вручает офицеру табличку, запечатанную печатью наместника. Тот пробегает глазами строки приказа.

– Тело ваше, – говорит он равнодушно. – Берите его. Нам одной заботой меньше.

Йосэф расстилает на камнях плащаницу. Мужчина в темно-синем плаще посыпает ее смесью мирры и ладана. Затем они подходят к кресту. К его ножке прислонено копье. Его длина около пяти локтей. У копья ясеневое древко и острие в виде лаврового листа. Йосэф протягивает руку и осторожно касается наконечника.

– Вот острие, пронзившее божественную плоть, – говорит он тихо. – Что может быть больше? Не хотел бы я стать тем, против кого его направят в следующий раз…

Тем временем солдаты извлекают гвозди из ног распятого пророка. Один из них встает на табурет и несколькими ударами молотка выбивает перекладину из паза ножки креста. Стоя внизу, мужчины принимают безжизненное тело. Едва колени умершего касаются земли, рана на его груди открывается, и из нее начинает капать алая кровь.

– Подержи учителя, брат Накдимон, – говорит Йосэф.

Накдимон застывает на месте, прижимая к себе перекладину с пригвожденными к ней руками казненного. Длинные волосы пророка, ниспадающие с его упавшей на грудь головы, почти касаются земли. Йосэф поднимает пустой кубок из-под благовоний и подносит его к ране, стараясь не упустить ни одной капли.

– Чудо! – шепчет он. – Смерть уже сокрушила плоть, но кровь по-прежнему жива.

– Кровь – вместилище души, – отвечает Накдимон…

Они ждут, пока алая струйка не иссякнет. Йосэф плотно закрывает крышку и прячет бесценный сосуд в своих одеждах. Вдвоем они кладут умершего на землю, клещами вытаскивают гвозди из перекладины и тщательно укутывают тело в плащаницу…

– Час Великого праздника приближается, – говорит Йосэф бар-Ионе. – У нас мало времени, брат. К счастью, моя гробница совсем рядом.

Они поднимают труп и несут его в сад, разбитый неподалеку от места казни. За садом начинается горный склон и здесь, прямо в скале вырублен искусственный грот. Минуя маленькие сени, Йосэф и Накдимон попадают в низкую тесную комнату, где на полу, в мягком камне вытесано углубление для тела. Они кладут пророка на погребальное ложе и, замерев на месте, читают про себя молитвы. На улице по-прежнему темно, и внутри гробницы сгущается настоящий мрак. Стоя плечом к плечу, они едва могут видеть друг друга.

– Пошли, – говорит Йосэф, – все остальное женщины сделают после праздника.

Они выбираются наружу и вдвоем с трудом подкатывают ко входу большой круглый камень…

В это мгновение плотная завеса туч неожиданно разрывается, так и не пролившись дождем. Появляется солнце, уже наполовину скрывшееся за храмовым холмом. Залитый его лучами Храм кажется багрово-красным, словно по его стенам струятся потоки крови. Йосэф и Накдимон замирают, пораженные этим необычайным зрелищем. Постепенно краски тускнеют. Последние лучи солнца сверкают на балюстраде, опоясывающей плоскую крышу Храма, и гаснут. До далекого Предместья долетает дружный крик, вырвавшийся из нескольких сотен глоток. Он обращен к Богу. «Услыши наш глас!» – взывают люди, собравшиеся на вечернюю молитву. В быстро темнеющем воздухе можно различить всполохи яркого пламени – это догорает жертва на храмовом алтаре. Йосэф бар-Ионе легко вызывает в памяти хорошо знакомую картину: сотни людей лежат, простершись на земле перед алтарем, и каждый просит у Бога здоровья, процветания и хорошего урожая. «Что-то ожидает нас теперь, после того как мы распяли Его Сына?» – думает он, и сердце его замирает в предчувствии грядущей беды…