Страница 14 из 20
- Кажется, где-то поблизости живет Томас Барнард? - спросила Надежда.
- Это мой дед, - отозвался удивленный Кевин. - Он живет в холмах.
- Возможно, он сумеет помочь.
- Возможно, однако я...
Дед Кевина долгое время занимался политикой, являлся одним из организаторов экономических реформ двадцатых - тридцатых годов, но все это было в прошлом.
- Он прекрасно разбирался в законах, - сказала Надежда. - Моментально улавливал суть.
- Вы правы, - кивнул Кевин. - Честно говоря, мне нравится ваша идея. Правда, сейчас дед живет отшельником. Мы с ним не виделись давным-давно.
- У всех свои странности. - Надежда пожала плечами. - Лично мне хотелось бы его повидать.
- А вы знакомы?
- Встречались однажды.
В конце концов Кевин согласился отвезти ее к деду.
Напоследок Оскар показал им свою библиотеку, что располагалась в одной из комнат. Книги лежали в картонных коробках, которые громоздились друг на друга и доставали чуть ли не до потолка. Заглянув в одну из коробок, Кевин увидел биографию Лу Герига [Лу Гериг (1903-1941) - американский бейсболист, установивший рекорд по количеству сыгранных подряд игр (2130)].
- Эй, Оскар, вам надо играть с нами в софтбол.
- Увы, мой друг, я ненавижу софтбол. Дорис фыркнула.
- Почему? - изумился Кевин.
Оскар принял воинственную позу и прорычал:
- Клейборн, мир играет в жестокие игры.
Да, мир играет в жестокие игры, и с этим ничего не поделать. Но только не Рэттлснейк-Хилл!
И не просто потому, что тот - за его домом (что, безусловно, важно само по себе). Холм - небольшая возвышенность на оконечности гряды Эль-Модена - принадлежал Кевину с самого детства. На вершине росли деревья, посаженные ребятами из дедушкиного выпускного класса, а под ними приткнулись чахлые кустики.
Больше незастроенных холмов в окрестностях не было, да и этот уцелел лишь благодаря тому, что им на протяжении десятилетий владело управление водоснабжения округа Ориндж.
На холм, по мнению Кевина, теперь поднимался только он. Правда, время от времени ему случалось находить на вершине пустую банку из-под пива или другой мусор, однако людей он не встречал. Кругом царила тишина, которую нарушало разве что жужжание насекомых; ощущалось чье-то незримое, умиротворяющее присутствие, словно на холме обитал некий могущественный, хотя и не слишком, индейский дух.
Кевин поднимался на вершину, когда ему хотелось подышать свежим воздухом. Брал с собой блокнот, шел на свое любимое место на западной опушке рощицы, садился, глядел на равнину и рисовал планы фасадов, комнат и нежилых помещений. Так он поступал не один год: еще школьником зачастую прибегал туда делать уроки. А потом изучал распадки на западном склоне, кидался камнями с вершины или отправлялся вниз по старой грунтовой дороге. Он приходил на холм, поддавшись желанию понежиться на солнце, ощутить кожей землю, а в романтическом настроении приводил наверх подружек.
Но сегодня он пришел на вершину в одиночестве. Близился полдень, было жарко, пахло пылью и полынной настойкой. Кевин провел ладонью по земле, прикоснулся к осколкам песчаника, подобрал, растер в пальцах... Привычное ощущение покоя не возникало, он не чувствовал себя заодно с холмом; радость, испытанная накануне вечером по дороге домой, улетучилась без следа. Слишком много забот, от которых, к сожалению, не избавиться.
* * *
Беспокойство не отпускало даже во время работы. Они с Хэнком и Габриэлой в срочном порядке заканчивали отделку двух домов, один из которых находился в Коста-Месе. Кевин работал автоматически, ни на секунду не переставая думать о планах Альфредо. "Им нравится этот вид". Чтобы построить комплекс, необходимо увеличить городскую норму воды. А чтобы открывался вид на Эль-Модену... Как ни крути, все упирается в Рэттлснейк-Хилл. В холм, на вершине которого человеком овладевала уверенность, что уж здесь-то все всегда будет как прежде. И тем отчасти объяснялась притягательность холма. Кевин понял это только сейчас, соскребывая с черепицы замазку.
Обычно, когда Кевин работал, ему было хорошо. Труд, связанный со строительством, особенно плотницкие работы, доставлял истинное наслаждение. Ведь результаты появлялись буквально на глазах; сборка каркаса, установка проводки, оштукатуривание, покраска, окончательная отделка... Одновременно он испытывал нечто вроде счастья архитектора, который видит воплощение своих замыслов. К примеру, с домом в Коста-Месе было много сложностей, ведь по проекту требовалось создать целую анфиладу, чтобы комнаты переходили одна в другую. И достаточно ли света в левом крыле? Не узнаешь, пока не сделаешь; зато какое удовольствие наблюдать за тем, как материализуется видение, и убеждаться в правильности расчетов! Срывать покровы с тайны. Короче говоря, мгновенно получаешь удовлетворение, решая поочередно не очень сложные задачи и тем самым разгрызая орешки покрепче. И постоянно ощущаешь какую-то детскую радость. Бум! Бум! На улицу, туда, где солнце и ветер, к давним приятелям-облакам.
Но эту неделю омрачила тревога по поводу холма. Отделка, любимое занятие Кевина, ничуть не отвлекала от мрачных мыслей и в конце концов обрыдла до тошноты. А все остальное просто-напросто раздражало. Черт побери, такими темпами городскую улицу будут перекапывать до скончания века!
Нет, необходимо внести хоть какую-то ясность. Что ж, он сказал тогда у Оскара, что встретится с Альфредо, значит, придется встретиться. Иного выхода нет.
И вот, выбрав день, Кевин после работы сел на велосипед и поехал к зданию на Редхилле, где жили многие сотрудники "Хиртека". В том числе, с недавних пор, и Альфредо.
Здание располагалось на площадке, вырубленной в склоне холма, что возвышался над Тастином и Футхиллом. Его проектировщики использовали ненавистный Кевину стиль "Возрождение миссий". Для Кевина калифорнийские индейцы оставались благородными дикарями, которых истребил Хуниперо Серра, поэтому стиль этот, что каждые лет тридцать или около того снова приобретал в Южной Калифорнии популярность несколько ностальгического свойства, представлялся ему своего рода архитектурным оправданием геноцида. Когда появлялась возможность, он с удовольствием уничтожал даже самые незначительные признаки этого стиля.