Страница 9 из 20
- Из-за серебра, - сказал Стив.
- Не повезло вам. - Том взял еще чашку, налил. - Я вам говорю, обычно хоронили в серебре. Сядь, Стивен, и выпей чаю.
Стив придвинул деревянный стул, сел и начал прихлебывать чай. Том устроился в кресле и обхватил шишковатыми руками чашку.
- Настоящих богачей хоронили в золоте, - сказал он с расстановкой, глядя на идущий от чашки пар. - А одного так и в золотой маске, повторяющей его черты. В погребальном покое у него стояли золотые статуи жены, собак, детей - и золотые тапочки на ногах, - а по стенам мозаичные картины главных событий его жизни, сплошь из самоцветов...
- Врешь, - сказал Стив.
- Серьезно! Вы же видели развалины, и будете говорить мне, что люди, которые там жили, не осыпали своих покойников серебром?
- Но зачем? - спросил я. - Зачем золотая маска и все остальное?
- Затем, что они были американцы. - Старик отхлебнул чаю. - И это еще мелочь. - Он отрешенно взглянул в окно. - Будет дождь. - Снова отхлебнул, помолчал. - А зачем вам серебро?
Я промолчал - затея была Николенова, пусть сам и отвечает.
- Чтобы менять на вещи, - объяснил Стив. - Чтобы покупать нужное на толкучке. Путешествовать вдоль побережья, например, и выменивать в дороге еду. - Он взглянул на внимательное лицо старика: - Путешествовать, как ты в молодости.
Том пропустил последнее замечание мимо ушей:
- На все нужное вы можете заработать своим трудом. Например, рыбной ловлей.
- Так далеко не уйдешь. На себе, что ли, эту рыбу переть?
- Ты в любом случае далеко не уйдешь. Судя по всему, большие мосты разбомблены. Даже если и доберешься куда, местные оберут тебя и убьют, а нет - серебро все равно когда-нибудь кончится и тебе придется работать на тех же местных. Копать выгребные ямы или что-нибудь такое.
Мы сидели и смотрели на огонь. Дрова потрескивали. Стив упрямо вздохнул. Старик отхлебнул чаю и продолжил:
- Через три дня, если позволит погода, отправимся на толкучку. К твоему сведению, дальше, чем когда-либо. И новых людей там больше.
- В том числе мусорщиков, - сказал я.
- Не связывайтесь с молодыми мусорщиками, - сказал Том.
- Уже связались, - ответил Стив. Теперь вздохнул Том:
- И без того слишком много стычек и ссор. Зачем? Когда живых - раз, два и обчелся?
- Они первые начали.
В стекло ударили большие капли дождя. Я смотрел, как они стекают, и жалел, что у нас нет окна. Хотя дверь была закрыта, а небо - затянуто тучами, книги, посуда, лампы и даже стены слабо серебрились, будто подсвеченные изнутри.
- Не смейте драться на толкучке, - сказал Том. Стив тряхнул головой:
- Не будем, если они первые не начнут. Том нахмурился и сменил тему:
- Урок выучил? Стив мотнул головой:
- Работы было много... извини. Помолчав, я сказал:
- Знаете, что мне это напоминает?
- Что напоминает что? - спросил Том.
- Берег. Как будто сперва были только холмы и долины, до самого горизонта. Потом какой-то великан провел посередине черту, и все к западу от нее опустилось и стало океаном. Там, где черта разрезала холм, получился обрыв, а где долину - болото или пляж. Но везде по прямой, понимаете? Холмы не вдаются в океан, волны не заливают долины.
- Это разлом, - сказал Том задумчиво, словно сверяясь с книжкой у себя в голове. - Поверхность земли состоит из огромных плит, которые медленно ползут. Честно! Очень медленно - может быть, на дюйм за время вашей жизни, за время моей - на два, а мы живем за разломом, вдоль которого плиты соприкасаются. Тихоокеанская плита ползет на север, наш берег - на юг. Потому и прямая линия. И землетрясения - вы их помните - оттого, что плиты трутся. Однажды... однажды в старые времена землетрясением разрушило все прибрежные города. Дома падали, как в тот самый день. Начались пожары, нечем было тушить. Автострады вроде нашей встали дыбом, и поначалу никто не мог приехать, даже спасатели. Многие тогда погибли. Зато когда догорели пожары... понаехали отовсюду. Пригнали машины, привезли материалы, пустили в дело то, что осталось от домов. Через месяц на месте прежних стояли новые города, словно землетрясения не было в помине.
- Врешь, - сказал Стив. Старик пожал плечами:
- Так было.
Мы сидели и сквозь косые струи дождя смотрели на долину внизу. Черные ливневые щетки мели испещренное барашками море. Несмотря на годы трудов, на квадратики полей у реки, на мостик и крыши домиков - деревянные, черепичные, из телефонного провода, - несмотря на все это, главным признаком человеческого присутствия в долине оставалась автострада мертвая, в трещинах, наполовину занесенная песком и бесполезная. На наших глазах бетонные плиты намокли, стали из беловатых серыми. Много раз мы сидели вот так у Тома, пили чай и глядели в окно - Стив, и я, и Мандо, и Кэтрин, и Кристин, - занимались уроками или пережидали ливень, и много раз старик рассказывал нам про .Америку, и всякий раз показывал на бетонку. Он описывал мчащиеся по ней автомобили, так что я почти видел их: огромные стальные махины всех оттенков и форм спешат по делам в Сан-Диего или Лос-Анджелес, летят друг другу навстречу, рулят, чудом избегая рокового столкновения, свет красных и белых фар скользит по мокрому бетону, озаряет холмы, брызги взметаются вверх и закрывают обзор, и рядом с каждым пассажиром притаилась Смерть - так рассказывал Том, и под конец я уже дивился, что бетонка пуста.
Однако сегодня Том молчал, вздыхал, поглядывал на Стива и качал головой. Прихлебывал чай. Я расстроился. Лучше бы он что-нибудь рассказал. Придется идти домой под дождем, а отец вечно экономит дрова, в хижине колотун, и долго после ужина - рыбы с хлебом - я буду сидеть над углями в промозглой тьме... Бетонка, серая на фоне мокрой лесной зелени, казалась дорогой исполинов, и я думал: неужели автомобили никогда по ней не помчатся?
Глава 3
Снаряжать караван на толкучку собиралось почти все население Онофре. У поворота на Бэзилонский перевал нас толклось человек двадцать - кто грузил рыбу в установленные на подводы лодки, кто бегал в долину за позабытыми вещами, кто орал на собак, которые раз в жизни сгодились на что-то путное тащить подводы. Запрячь их была сущая мука. Вокруг подвод народ ссорился из-за места. Лодки, установленные на легкие железные рамы с двумя колесами, подвижны, но не очень вместительны. Так что старый Том ругался на всякого, кто пробовал изменить опасное нагромождение горшков с медом, Кэтрин столь же рьяно оберегала хлебы, а Стив требовал целые лодки под свой товар. На толкучку мы возим в основном рыбу - живую и вяленую, девять или десять телег, и моя обязанность - помогать с погрузкой Рафаэлю, Стиву, Доку и Габби. Рыба билась, собаки лаяли, Стив командовал направо и налево и распоряжался всеми, кроме Кэтрин, которая бы живо дала ему пинка, а над головой вились чайки и вопили так, будто понимают, что им ничего не достанется. Собаки бесились. В самый разгар невообразимого гвалта мы тронулись.