Страница 43 из 101
Загнанная в угол, Ева вцепилась в рулевое колесо и крепко зажмурилась. Она ощутила легкое жжение и специфический запах антисептика, а в следующее мгновение у нее вдруг закружилась голова, и она куда-то провалилась, как Алиса - в кроличью нору...
* * *
Ей накладывают швы. Это совсем не больно, только непонятно, почему столько народу с ней возится. Операционную наполняет негромкий гул голосов. Кривая игла, кажется, уже в сотый раз вонзается ей в кожу. Сломанная рука горит огнем в только что наложенном гипсе.
- Твое имя? Как тебя зовут? Ты должна сказать нам, как тебя зовут. Кто с тобой это сделал? Как твое имя? Что с тобой произошло?
- Я не знаю!
Ева выкрикивает это снова и снова, но только - мысленно. Она лежит молча, без сил, загнанная в ловушку страха, а вокруг суетятся незнакомые люди, глазеют и задают вопросы.
- Как тебя зовут?
- Я не знаю-у-у!!!
* * *
- Лейтенант! Лейтенант Даллас! Эй!!!
Ева открыла глаза и встретилась с испуганным взглядом Пибоди.
- Что? Что случилось?
- Вы - бледная, как полотно. Вам, наверное, стало плохо. Может быть, нам все-таки стоит заехать в больницу?
- Я в порядке. - Ева разжала кулаки. - Со мной все хорошо. Просто душно.
Она опустила стекло и стала полной грудью вдыхать прохладный воздух. А маленькая испуганная девочка снова спряталась в самый дальний уголок ее сознания.
ГЛАВА 10
"Желания давят, когда дьявол правит". Не помню, кто это сказал, да это и неважно. Кто бы ни сказал, он уже наверняка давно помер. Как и Лайнус Квим.
Желания давят... Да, мои желания давят меня! Но кто же в таком случае дьявол - глупый жадный Квим или я?
Впрочем, это тоже не имеет значения, поскольку дело уже сделано. Пути назад нет, и эту пьесу уже не переиграешь иначе. Мне остается лишь надеяться на то, что декорации были убедительны, чтобы обмануть острые глаза лейтенанта Даллас. Она - великолепный зритель, но, я боюсь, может оказаться самым жестоким из критиков.
Да, я ее боюсь. Моя постановка должна быть совершенной во всем - в каждой детали, в каждом жесте, в каждом нюансе, иначе она уничтожит меня.
* * *
Ева поднималась по ступеням высокого крыльца своего дома, размышляя о мотиве и возможности совершить преступление. И то и другое было у слишком большого числа людей. На следующий день должны были состояться похороны Ричарда Драко, и Ева не сомневалась, что на этой церемонии будет много притворного горя, лицемерного славословия и море крокодиловых слез. Это будет уже совсем другой спектакль.
Он приучил Айрин Мансфилд к наркотикам, поставив под угрозу ее карьеру звезды.
Он грелся в лучах славы, о которой мечтал Майкл Проктор.
Он использовал, а затем публично растоптал Карли Лэндсдоун.
Он был занозой под наманикюренным ногтем Кеннета Стайлса.
Он называл Элизу Ротчайлд старой, непривлекательной и демонстративно игнорировал ее.
А у скольких еще людей были причины желать Драко смерти? Не сосчитать!
Но кем бы ни являлся человек, спланировавший и осуществивший убийство, у него нашлось достаточно хладнокровия и воли, чтобы сунуть голову шантажиста в петлю. Значит, ориентирами в поисках преступника должны быть не жестокость или необузданность, а расчетливость и хладнокровие. Но эти качества в человеке выявить гораздо сложнее...
Ева с горечью думала о том, что она практически не приблизилась к цели. С каждым новым шагом она все дальше углублялась в дебри совершенно незнакомого и непонятного ей мира, и этот мир все больше удивлял ее. Что же это за люди, которые посвящают всю свою жизнь тому, чтобы менять костюмы и обличье, прикидываясь кем-то другим? Дети, ей-богу!
И тут ее словно ударило током. А может, и впрямь ей следует искать очень умного и очень злого ребенка?
Тут Ева горько рассмеялась. Вот это здорово! Особенно учитывая то, что все ее познания о детях могут легко уместиться на донышке наперстка...
Мечтая поскорее оказаться под благословенными струями горячего душа, Ева потянула на себя ручку, открыла дверь и, зажмурившись, едва не присела на корточки от обрушившегося на ее голову грохота. Какая-то дикая мелодия тысячами децибел металась по дому, словно пытаясь разрушить стены и вырваться на свободу.
Мэвис!
Под безжалостными ударами неповторимой музыки Мэвис Фристоун мечты Евы о горячем душе и мягком диване сдохли тут же. Однако, подойдя к двери помещения, которое Рорк называл залой, она попыталась изобразить улыбку.
Здесь правили бал элегантность, роскошь и антиквариат. Мэвис танцевала. По крайней мере, это слово было ближе всего к тому, что вытворяла подруга Евы. Она прыгала, изгибалась и подкидывала ноги, обутые в туфли с двенадцатисантиметровыми шпильками. Ее волосы, выкрашенные в два цвета - розовый и зеленый - и заплетенные в косички, каждая из которых была не меньше метра длиной, взлетали, падали и извивались наподобие разноцветных змей в такт ее прыжкам. Тело Мэвис казалось волшебным, лицо раскраснелось, глаза горели.
Рорк развалился в своем любимом старинном кресле с бокалом виски в руке. Ева подумала, что он либо полностью расслабился под воздействием феерического шоу, либо впал в спасительную кому, чтобы не потерять рассудок.
Музыка достигла максимального крещендо, перешла в тонкий жалобный стон, а затем наступила благословенная тишина.
- Ну что? - спросила Рорка Мэвис, откидывая назад разноцветные косички. - Как тебе? Подойдет для нового видеоклипа? Не слишком спокойно?
- А? - Рорк сделал глоток виски; в какой-то момент он испугался, что от грохота музыки его бокал разлетится вдребезги. - Нет. Ни в коем случае. По крайней мере, слово "спокойно" здесь совершенно не подходит.
- Потрясно! - взвизгнула Мэвис и, прыгнув к Рорку, чмокнула его в щеку. - Я и хотела, чтобы ты увидел этот номер первым и высказал свое мнение, как бизнесмен.
- Деньги всегда склоняют голову перед талантом.
Глаза Мэвис вспыхнули благодарностью и счастьем. Если бы Ева уже не любила Рорка, она влюбилась бы в него сейчас.
- Это так здорово! Записи, концерты, потрясные костюмы, которые придумывает и делает для меня Леонард... И все это - благодаря вам с Даллас! Если бы не вы, я до сих пор вертела бы жопой перед обкуренными придурками в "Голубой белке".