Девочки не плачут

Все, что нам понадобилось – это пузырек снотворного (его одолжила соседка) и несколько атрибутов. А именно – пара кожаных ремешков, ошейник, наручники с мехом и дядя Ваня в кожаных трусах и маске, готовый отыграть свою фотороль.

Снимки получились эпическими.

Хотелось бы мне лицезреть лицо Павла в тот момент, когда он их увидел и рассмотрел детально. Но это слишком неоправданный риск. Поэтому я решила, что буду фантазировать. В самые тяжелые минуты своей жизни буду вспоминать и додумывать, докручивать и получать от этого удовольствие. Ведь я смогла. У меня получилось. Быть не жертвой. Спастись.

Часть 2. Девочки

3 года спустя

Глава 5

Редактор разнес ее в пух и прах.

– Алена, это недостоверно. Строчки мертвые, в них нет воздуха, нет смысла. Я не понимаю, что с вами происходит?

Она смотрела на него почти с ненавистью. Этот мужик ее достал. Он критиковал все, что она ему присылала. Придирался к каждому выстраданному слову. И главное – не верил. Ни ей, ни в то, что она писатель. Он с самого начала смотрел на нее свысока. «Выскочка, блогер, ничтожество», – вот, что он о ней думал, когда получал ее писульки по почте.

Конечно, она не заканчивала филфаков, никогда не зачитывалась Буниным, зато не брезговала книжками в мягких ярких обложках. Она была графоманом и дилетантом. В глазах великих определенно была обычной фасолинкой. Но для других, обычных читателей, – человеком, пережившим глубокую травму и написавшим книгу, опираясь на свой собственный опыт. Человеком, которого стали читать. С удовольствием. С упоением. Ее книга разлетелась по разным уголкам планеты, вызывая восторженные отзывы читателей и совсем не восторженные – критиков. К числу таких относился и он, ее мужественный редактор, через которого прошли десятки знаменитых писателей. Прошли. А она все никак не могла втиснуться в его рамки.

Он продолжал раскладывать свои замечания по полочкам, а Алена слушала молча. Она умела молчать, когда на нее поднимают голос, умела становиться невидимкой, маленьким пятнышком бульона на блузке. Вот как она себя ощущала. Что-то маленькое и раздражающее. Хотелось быстрее убежать в свою уютную квартирку и покрепче закрыть дверь. Лишь бы подальше от этого мужика с хорошими манерами и таким отвратительно тихим голосом.

Он закончил и выдохнул:

– Я вам предлагаю переписать. Я там выделил фрагменты. Их надо доработать. А некоторые просто вычеркнуть и забыть.

Алена кивнула. У нее не было сил спорить или отстаивать свои позиции, поэтому она собрала все бумажки в сумку и вышла.

Она услышала, как Денис вздохнул и защелкал клавиатурой. Видимо, ему предстояло еще много работы.

Алена брела в сторону дома. В последнее время ее настроение валялось где-то под ногами. И она шла и пинала его, как старую шишку, подальше от себя. Ничего не хотелось. Она выдохлась. Еще совсем недавно ее жизнь была полна событий, о которых можно было снимать кино. Ушла от мужа-тирана. Да не просто ушла, а собрав на него компромат с помощью своих соседей. Издала первую и успешную книгу, которая понравилась сотням женщин и вызвала шквал эмоций у читателей. Потом на эмоциях написала вторую. О том, что жизнь продолжается. Это была не просто книга, а ее собственный кислород. Воздух, с которым ей хотелось щедро делиться, вкладывая в каждую букву побольше. О том, как начинать жизнь с нуля, как не бояться развода. И как бывает хорошо наедине с собой, в любви к себе. И вышло ведь. Она стала известной. Ею заинтересовалось крупное издательство, она подписала контракт. И на этом силы кончились. Она сама, ей казалось, закончилась: как сдутый шарик, от которого осталось только растянутое нечто. Уродство и пустота. Никакого вдохновения.

Она пыталась что-то такое писать, но редактор заворачивал ее попытки, не жалея слов. Он был груб и заносчив, даже своим тихим голосом он умел разнести ее так, что желание писать пропадало напрочь. Она знала, что не сможет его победить, кишка тонка. Он – важная персона, а она так, писака какая- то. Ей не хотелось воевать, доказывая свое право на жизнь, творчество, на что угодно. Она просто хотела заниматься тем, что ей по-настоящему нравилось. Писать. Но просто не получалось.

Алена подошла к подъезду, открыла дверь ключом и поплелась наверх. В подъезде ее застал телефонный звонок.

– Ален, я приеду сейчас, не уходи, – звонила ее подруга, Аня.

– Да я и не собираюсь никуда, – вяло ответила Алена.

Она зашла в квартиру, скинула туфли без каблука, сумку, из которой тут же вывалились ее бумажки с записями. Она не стала их собирать. Прошла на кухню и включила чайник. В дверь позвонили.

Аня ворвалась в квартиру и плюхнулась на пуфик, стоявший в прихожей. Она была измотана. Мешки под глазами, опухшее лицо, местами потекшая тушь. Было видно, что она расстроена, очень расстроена.

– Что случилось? – спросила Алена с тревогой.

– Мне конец, я такая дура, – сказала подруга и разрыдалась.

Алена помогла снять Ане туфли и проводила ее в ванную комнату. Пока подруга всхлипывала и умывалась, она налила себе кофе и мятный чай для Ани. Пошарила в холодильнике и собрала бутерброды. Холодильник был почти пуст. После того, как она провела свои лучшие годы на кухне в попытках удивить мужа кулинарными шедеврами, она больше не хотела заниматься этим. Не было вдохновения.

Аня зашла на кухню и плюхнулась на стул.

– Ты давай чай выпей, с бутербродом, – сказала Алена. – Это, конечно, не еда, но хоть что-то.

– Какой чай? Какие бутерброды? У меня жизнь рухнула, – прошептала Аня.

– Что-то с ребенком? – голос у Алены дрогнул, когда она перевела взгляд на почти плоский живот подруги. Алена знала, что плоский он ненадолго. Также она знала, что ее муж был отчаянным говнюком, потому что когда узнал о беременности подруги, устроил представление в трех актах. И настаивал на «решении этой проблемы». Аня проблему решать не собиралась. Она хотела стать мамой.

– С ребенком все в порядке. А вот Вадим ушел. Представляешь? Собрал свой чемодан и отправился к маме, пока я не улажу вопрос с беременностью. В смысле, пока на аборт не схожу.

– А ты?

– А я порезала его трусы маникюрными ножницами.

– Что ты сделала? – прыснула от неожиданности Алена.

– Трусы его изрезала. И носки. Штаны было жалко, они же дорогущие. А вот трусы и носки купит.

Алена захохотала. Она знала, что подруга имеет характер своенравный и волевой. За это ее и любила. В Анне было все, чего ей так не хватало. Сила, уверенность в своих решениях, выдержка. И доля здорового сумасшествия, которое иногда необходимо, чтобы продержаться в трудную минуту. Муж уехал к маме, а она трусы его порезала полосками.

– И что ты будешь делать дальше? Сошьешь лоскутное одеялко?

– Ага, приданное для малыша из остатков папашиной чести, – захихикала подруга. А потом спокойно продолжила: – Я буду рожать. Пусть идет лесом. Предатель.

Алена кивнула, соглашаясь с ее решением.

– А чего вся зареванная тогда?

– Люблю его, козла. И как жить без него, не знаю, – сказала она и заплакала.

– Так, давай чай пей. А я, если не возражаешь, налью себе чего-нибудь покрепче.

– Он сказал мне, что я забиваю гвоздь в крышку от гроба с его жизнью. Что у нас и так проблем выше крыши, и ребенок эти проблемы только усугубит. А я такое натворила, Аленка. Я просто дура.

– Какое ты натворила? Рассказывай, – вздохнула Алена и налила себе в бокал вина.

– Он сказал мне, что со мной скучно. Что я бревно во всех смыслах. А теперь стану беременным бревном. Что он молод и хочет много всего попробовать, а не сидеть в грязных пеленках. Кучу гадостей мне наговорил. А я, вместо того чтобы паршивца гнать из дома пинками, слезами умылась и полезла читать, как сохранить отношения. Понимаешь?

– Пока не очень. Не вижу в этом ничего трагичного. Ты пыталась сохранить семью.