Схизматрица Плюс

– Это, понимаете ли, ни к чему не приведет, – неуверенно запротестовал Линдсей. – Даже не пытайтесь меня во что-либо втягивать. Я должен организовать представление и не имею времени на…

– Заткнись, – оборвал его мужской голос. Из стены выдвинулся лоток – на нем лежал свернутый виниловый пакет. – Надевай. Войдешь к нам.

Линдсей встряхнул сверток – внутри оказался защитный комбинезон.

– Быстрее, – торопил Черный Медик. – Могут следить!

– Но я не предполагал… – забормотал Линдсей, неловко всовывая ногу в штанину. – Такая честь…

Он, наконец, влез в комбинезон, надел шлем и загерметизировал пояс.

Дверь шлюза поехала в сторону, скрежеща по забившей полозья грязи.

– Входи, – сказал голос.

Линдсей ступил внутрь, и дверь снова задвинулась. Ветер поднимал пыль. Пошел мелкий, грязноватый дождь. Затем откуда-то появилась робокамера на четырех телескопических ногах и уставилась объективом на шлюз.

Миновал час. Дождь перестал; в высоте бесшумно зависли два наблюдательных роболета. В заброшенной промзоне северной стены поднялась жестокая пылевая буря. Робокамера не сходила с места.

Наконец Линдсей неверными шагами вышел из шлюза. Поставив на каменные плиты черный атташе-кейс, он принялся стаскивать с себя защитный комбинезон. Свернув, он сунул его в лоток и с преувеличенным изяществом зашагал вниз по ступеням.

Воняло мерзко. Приостановившись, Линдсей чихнул.

– Эй, – сказала робокамера. – Мистер Дзе! Мне бы с вами поговорить, а?

– Если вы по поводу роли в пьесе, лучше явитесь лично, – ответил Линдсей.

– Удивительный вы человек, – заметила робокамера на пиджин-японском. – Я восхищен вашей дерзостью, мистер Дзе. Репутация у Черных Медиков – хуже некуда. Ведь вас и распотрошить могли ради химвеществ организма…

Утопая легкими матерчатыми туфлями в грязи, Линдсей направился к северу. Камера, поскрипывая левой задней ногой, поплелась за ним. Спустившись с невысокого холма, они попали в сад – мертвые, скользкие от черной слизи, без единого листочка деревья напоминали редкий поломанный забор. За садом, возле болотной жижи бассейна, стоял прогнивший чайный домик. Некогда элегантное строение из дерева и керамики рухнуло наземь грудой сухой трухи. Поддав ногой ствол, что лежал поперек дорожки, Линдсей закашлялся в облаке спор.

– Прибрать бы здесь, – задумчиво сказал он.

– А мусор куда девать? – спросила камера. Линдсей быстро оглянулся. Деревья – какие-никакие – но закрывали от наблюдения.

– Капремонт бы нужен вашей камере…

– Это лучшее, что я могу себе позволить, – ответил динамик.

Покачав кейсом, Линдсей сощурился:

– А то какая-то она у вас хлипкая и медлительная…

Робокамера подалась назад:

– Вам, мистер Дзе, есть где остановиться?

Линдсей почесал подбородок:

– Это что – приглашение?

– Лучше не оставаться под открытым небом. Вы ведь даже без респиратора.

– Я, – улыбнулся Линдсей, – сказал Медикам, что защищен новейшими антисептиками. Это произвело на них впечатление.

– Еще бы. Сырым воздухом здесь дышать не стоит. Если не желаете, чтобы ваши легкие стали похожи на эти деревья… – Робокамера помолчала. – Меня зовут Федор Рюмин.

– Очень рад познакомиться, – ответил Линдсей порусски.

Сквозь костюм ему ввели стимулянт. Ясность мыслей появилась необычайная. Прямо невыносимая. Казалось, вот-вот сможешь заглянуть за грань. И переход с японского на не слишком привычный русский дался легко – все равно как пленку сменить.

– Да, удивительный вы человек, – сказала по-русски камера. – Раззудили во мне любопытство, раззудили… Вам это слово знакомо? Для пиджин-русского оно необычно. Следуйте, пожалуйста, за роботом. Я здесь, неподалеку. И постарайтесь дышать не очень глубоко.

Рюмин обитал в маленьком надувном куполе из зелено-серого пластика, близ залатанной оконной панели. Расстегнув матерчатый шлюз, Линдсей вошел внутрь.

Чистый воздух, с отвычки, вызвал у него приступ кашля. Палатка была невелика – десять шагов в поперечнике. По полу вились провода, соединявшие залежи старого видеооборудования со старым аккумулятором, покоящимся на подставках из черепицы. На центральной опоре, также опутанной проводами, висели лампа, воздушный фильтр и спуск антенного комплекса.

Рюмин, скрестив ноги, восседал на татами; руки его лежали на джойстике.

– Позвольте, я сначала займусь робокамерой. Это одна секунда.

В широкоскулом его лице было что-то от азиата, но поредевшие волосы были светлыми. Щеки его покрывали старческие веснушки, а кожу на суставах пальцев избороздили глубокие морщины, обычные для седых стариков. И с костяком что-то странное: запястья чересчур узкие при такой коренастости, кости черепа неестественно тонкие… К вискам хозяина были прилеплены два черных диска. От них по спине тянулись провода, уходящие в общую путаницу кабелей на полу. Глаза старика были закрыты. Впрочем, он тут же отлепил от висков диски и открыл глаза. Они оказались ярко-голубыми.

– Вам света хватает?

Линдсей посмотрел на лампу:

– Пожалуй, да.

Рюмин потер висок.

– Чипы в зрительном нерве, – пояснил он. – Я страдаю видеоболезнью. Все, что не в развертке, не на экране, вижу очень плохо.

– Вы – механист?

– А что, заметно? – иронически спросил Рюмин.

– Сколько же вам лет?

– Сто сорок. Нет, вру. Сто сорок два. – Он улыбнулся. – Да вы не пугайтесь.

– Я лишен предрассудков, – не слишком убедительно ответил Линдсей.

Он был сбит с толку, а навыки дипломата почему-то отказывались служить. Пришел на память Совет Колец и долгие, исполненные ненависти сеансы антимеханист-ской промывки мозгов… И чувство протеста помогло овладеть собой.

Шагнув через джунгли кабелей, он положил кейс на столик, рядом с обернутой в пластик плиткой синтетического тофу.

– Поймите, господин Рюмин, если вы хотите меня шантажировать, то – впустую. Я не поддамся. Хотите мне вреда – валяйте. Убейте меня, прямо сейчас.

– Вы бы такие слова потише, – предостерег Рюмин. – Услышит патрульный роболет – может спалить сквозь стенку.

Линдсей вздрогнул. Рюмин, заметив его реакцию, грустно улыбнулся:

– Да-да, мне доводилось видеть такое. Кстати, если уж мы начнем убивать друг друга, это вы убьете меня. Я здесь сижу в благополучии и безопасности, мне есть что терять. А вы – неизвестно кто с хорошо подвешенным языком. – Он свернул кабель джойстика. – Заверениями можно обмениваться до скончания века, и все равно мы один другого не убедим. Либо мы друг другу верим, либо нет.

– Попробую вам поверить, – решился Линдсей.

Он стряхнул с ног облепленные грязью туфли. Рюмин поднялся, нагнулся за ними, громко хрустнув при этом позвоночником.

– В микроволновку положу. В здешней грязи бывает все что угодно.

– Я запомню… – Мозг Линдсея прямо-таки плавал в мнемонических препаратах, вызвавших нечто наподобие прозрения. Каждый виток провода на полу, каждая кассета с пленкой казались ему жизненно важными. – А то сожгите их вовсе.

Раскрыв свой новый кейс, Линдсей извлек оттуда элегантную кремовую медицинскую куртку.

– Зачем же жечь, хорошие туфли, – возразил Рюмин. – Минимум три-четыре минуты стоят.

Линдсей снял комбинезон. На правой ягодице синели два кровоподтека – следы инъекций.

– Значит, все же целым не ушел, – сощурился Рюмин.

Линдсей вынул из кейса отглаженные белые брюки.

– Стимулянт, – объяснил он.

– Стимулянт… А мне-то казалось, что ты больше похож на шейпера… Откуда ты, мистер Дзе? И сколько тебе лет?

– Всего три часа, – сказал Линдсей. – У мистера Дзе нет прошлого.

Рюмин отвел взгляд:

– Что ж, не стоит сетовать, что шейпер скрывает свое прошлое. Система кишит вашими врагами. – Он заглянул Линдсею в глаза:

– Ты наверняка был дипломатом.

– Отчего вы так думаете?

– Успех с Черными Медиками. Мастерски сработано, впечатляет. И потом, дипломату в бродяги угодить очень просто. На Совете Колец имеется секретная программа диптренинга. Обучение дипломатов особого типа. Но процент отсева высок. Половина сделалась бунтовщиками либо перебежчиками.