Схизматрица Плюс

Разбудили его Паоло с Фазилем. Оба юноши были одеты в вышитые пончо и жесткие пластиковые венцы, стягивающие длинные, развевающиеся волосы.

Кожная инфекция поразила их жестоко, и с каждым днем положение ухудшалось. Шея Паоло была так воспалена, что горло казалось перерезанным. У Фазиля болело левое ухо, отчего голова его постоянно клонилась вбок.

– Хотим тебе кое-что показать, – сказал Паоло. – Можешь пойти с нами, господин государственный секретарь? Только – тихо.

Голос его звучал так мягко, а взгляд карих глаз был таким невинным и ясным, что Линдсей тут же понял: они пришли неспроста. Убьют? Пока нет, скорее всего. Зашнуровав пончо, он долго возился со сложными завязками сандалий и наконец, сказал:

– Я к вашим услугам.

Они выплыли в коридор. Коридоры, которые соединяли пещеры, были просто-напросто длинными и узкими – метр в поперечнике – норами. Мавридесы поплыли вперед с гибким проворством ящериц. Линдсей отстал. С правой его рукой делалось все хуже и хуже – она совсем потеряла чувствительность.

Так, в молчании, они добрались до одной из ферментационных, освещенной желтым неярким светом. Сюда выходили пухлые, сосцеобразные насадки трех ветвэр-камер. Сами камеры, подобно связкам огромных сосисок, размещались в каменных туннелях. В каждом туннеле лежала цепочка таких «мешков», соединенных встык с помощью фильтров. В последнем «мешке» крутилась, слегка пощелкивая, мешалка из пластика с памятью. В воздухе вилась, подсыхая, пустотелая труба из абсолютно прозрачного акрила; от нее шел сильный и неприятный запах.

Миновав ферментационную, нырнули в темноту следующего туннеля. Все туннели были одинаковыми, с безупречно гладкими стенами. В освещении не было надобности. Любой из молодых гениев легко мог запомнить всю череду переходов.

Слева донесся неспешный «клак-хрусть, клак-хрусть» проходческого обода. Ободья и зубья к ним делались целиком вручную, поэтому каждый из них звучал посвоему, слегка отличаясь от остальных, и это помогало Линдсею ориентироваться. В самом мягком камне они выгрызали в сутки по два погонных метра. За два года ободья пережевали больше двадцати тысяч тонн руды.

Переработанная руда выстреливалась в пространство. В астероиде возникали пустоты – десять километров ходов, непроглядно темных и запутанных, словно клубок лески, украшенной бусинками жилых пещер, оранжерей, ветвэр-камер…

Линдсея привели туда, где он еще не бывал. Раздался раздражающий скрип отодвигаемой каменной заслонки.

Они пролезли мимо дряблой кишки отключенного компрессора. Едва Линдсей ее миновал, кишка шумно втянула в себя воздух.

– Наше потайное место, – пояснил Паоло. – Мое и Фазиля.

Голос его гулким эхом расколол темноту. Что-то зашипело, брызнув добела раскаленными искрами. Вздрогнув от неожиданности, Линдсей изготовился к бою, но тут же увидел, что Паоло держит в руках белую палочку с язычком пламени на конце.

– Свеча, – сказал Паоло.

– Свет-ча, – повторил Линдсей. – Понятно.

– Мы играем с огнем, – сказал Паоло. – Я и Фазиль.

Они находились в пещере-мастерской, выдолбленной в одной из рудных жил. Неискушенному глазу Линдсея стены показались гранитными – серовато-розовый камень, усеянный блестками горного хрусталя.

– Здесь был кварц, – сказал Паоло. – Окись кремния. Его ради кислорода весь выбрали, а потом Клео забыла про это место. И мы забрали пещеру себе. Сами расширили. Верно я говорю, Фазиль?

– Все точно, мистер секретарь, – с горячностью подхватил Фазиль. – Ручными бурами и расширяющимся пластиком. Видишь излом? Обломки мы прятали в мусор, который запускается в космос. Чтобы никто не догадался. Целыми днями работали. А самый большой обломок оставили.

– Взгляни. – Паоло коснулся стены.

Камень под его рукой сморщился и сполз на пол. В грубо вырубленной пещере размером с чулан висела на тоненькой ниточке продолговатая глыба. Паоло оборвал нитку и медленно и плавно выволок глыбу наружу. Фазиль помог ему погасить инерцию.

То была двухтонная скульптура. Голова Паоло.

– Мастерски сработано, – оценил Линдсей. – Можно?..

Он провел пальцем по гладко отшлифованной скуле. Глаза – широко раскрытые, настороженные, с ямками зрачков, длиною примерно в пядь. На огромных губах играла еле заметная улыбка.

– Когда нас сюда послали, – сказал Паоло, – мы знали, что не вернемся. Здесь и умрем. А почему? Не потому, что геном плохой. У нас хорошая линия. Мавридесы – из рода Властителей. – Он заговорил быстрее, перейдя на напевный говор Совета Колец. Фазиль молча кивал. – Просто мало шансов выжить. Случайность… Случайность сожгла нас, не дав дожить и до двадцати. Случайностью нельзя управлять. Кто-то из линии должен погибнуть ради жизни остальных. Если не мы с Фазилем, то наши соясельники.

– Я понимаю, – сказал Линдсей.

– Мы молоды и обошлись им дешево. Нас послали в пасть к врагу – это выгодно. Но мы с Фазилем живы. Внутри нас нечто такое есть. Мы не увидим и десяти процентов жизни, которой живут все, оставшиеся на родине. Но мы – вот они. Мы – существуем.

– Но жить – лучше, чем умереть, – заметил Линдсей.

– Ты изменник, – без малейшего намека на осуждение ответил Паоло. – Вне генолинии ты бескровен. Ты – просто… система.

– Есть вещи поважнее, чем жизнь, – добавил Фазиль.

– Войну можно пережить, если хватит времени, – сказал Линдсей.

– Это – не война, – улыбнулся Паоло. – Всего лишь эволюция в действии. Думаешь, ты переживешь эволюцию?

– Может статься, – пожал плечами Линдсей. – А если прилетят пришельцы?

Паоло странно на него посмотрел.

– И ты в это веришь? В пришельцев?

– Все может быть.

– А ты – ничего…

– Так чем же я могу вам помочь? – сменил тему Линдсей.

– Нам нужно задействовать пусковое кольцо. Хотим запустить эту голову. Запуск по касательной, на максимуме скорости, с максимумом энергии, перпендикулярно плоскости эклиптики. Кто-нибудь когда-нибудь увидит. Может, через пятьсот миллионов лет, когда от людей и следа не останется, какой-нибудь пришелец подберет мой портрет. Вне плоскости нет мусора, один вакуум, значит, портрет будет в целости. Камень хороший, твердый. Даже став красным гигантом, Солнце едва его согреет. Он уцелеет и до стадии белого карлика – а может, и до черной дыры, пока наша галактика не взорвется или Космос не пожрет собственный хвост. Мой образ будет вечен.

– Только сначала надо запустить, – тихо сказал Фазиль.

– Президенту это не понравится, – сказал Линдсей. – Еще в первом соглашении, которое мы подписали, содержится запрет на запуски в период переговоров. Может быть, немного погодя… Когда доверие окрепнет.

Фазиль с Паоло переглянулись. Линдсей понял, что ситуация вышла из-под контроля.

– Послушайте, – продолжал он. – Вы оба талантливы; после блокировки кольца времени у вас хоть отбавляй; вы ведь можете сделать портреты со всех нас.

– Нет! – крикнул Паоло. – Это – только наше!

– Ну а ты, Фазиль? Ты не хочешь такую?

– Мы мертвы, – ответил Фазиль. – На эту голову ушло два года. Вторую мы не успели бы. Случайность сожгла нас обоих. Один из нас должен был пожертвовать всем, и мы решили… Покажи ему, Паоло.

– Нельзя, – отрезал тот. – Да он и не поймет.

– Пусть знает, Паоло, – твердо сказал Фазиль, – почему ты – главный, а я подчиняюсь. Покажи ему.

Паоло извлек из-под пончо маленький акриловый ящичек. Внутри лежали два каменных кубика с белыми точками на гранях. Кости.

Линдсей облизнул пересохшие губы. Он видел кости на Совете Колец. Заразная, прилипчивая игра. Азартная. И не только из-за денег – эти кубики решали вопросы куда более важные. Тайные соглашения. Вопросы первенства. Секс. Борьба внутри генолиний между людьми, отлично знающими, что они полностью равны. Кости решали все – быстро и окончательно.

– Я могу помочь вам, – сказал Линдсей. – Давайте поговорим.

– Мы сейчас должны быть на вахте. Радиомониторинг. Мы уходим, мистер секретарь.

– Я иду с вами.