Страница 44 из 69
— Знаю, разумеется, — странный человек расплылся в улыбке. — Это моя невеста, фройляйн Леонор Шварц.
— И вас не смущает её, — лицо Кугера пошло пятнами: он ждал совершенно иного, — настолько… хмм… экстравагантный вид?
— Нет, — Кимбли равнодушно отложил фотокарточки. — У вас есть ещё что-то по делу?
***
Зольф ехал по вечернему Мюнхену и думал, не стоит ли зайти в какую-нибудь пивную. Настроения ехать домой не было, писать отчёты для полиции — тоже. Он не мог взять в толк, что было не так. Ожидать от Ласт верности — все равно что ударить кулаком по большому куску ниперита и думать, что тебя не разорвет на куски. Или бросить натрий в воду и верить, что ничего не произойдёт. Её природа определяла её поведение — и это было само собой разумеющееся. Точно так же он был убеждён, что если женщина изменила или ушла — она попросту выбрала другого, не тебя. Он и к смерти относился философски — а тут такая невидаль! Но было нечто, заставлявшее вновь вновь вспоминать показанные Кугером фотокарточки, нечто, вползавшее как ледяная змея куда-то под кожу в районе груди, нечто, что заставляло его сейчас лететь на почти предельных сорока-сорока пяти милях в час.* Впрочем, признаваться самому себе в иррациональных мотивациях бывший алхимик не хотел — они, по его мнению, могли серьезно повредить их плану по возвращению в родной мир.
Резко остановив машину у первой попавшейся работающей забегаловки — всё же время было уже позднее, — он вошел внутрь и сел за отдалённый маленький стол. Несколько мужских компаний подозрительно посмотрели на него, но вскоре вернулись к своему пиву и обсуждениям. Зольф долго думал, не заказать ли чего покрепче, но решил остановиться на содовой — сейчас выпивка могла только навредить, и, чтобы отвлечься, вынул из внутреннего кармана фотокарточки, данные ему Кугером. Интересно, как полицайрат видит описание того, что, когда и почему взорвалось? Мысли упорно скатывались в сторону того, как полицайрат видит не описание взрывчатки, а Ласт. Тихо выругавшись, Кимбли убрал фотокарточки под шляпу, с глаз долой. Или и правда взять виски или коньяк?..
***
Альфонс Элрик вышел прогуляться по городу. Весь день он просидел за книгами, а когда отвлекался от них, думал о произошедшем накануне. Ему не слишком понравилась Анна, он вовсе не доверял шпионам — а судя по всему, она была именно шпионкой — и считал, что если люди ведут политические игры, то до добра это не доведет ни их самих, ни их близких. Это осознание дорого далось Алу — он помнил всех, павших случайными жертвами войны в Аметрисе, и понимал, что это было меньшим злом, но больше касательства к политике иметь не желал. В этом мире не было Отца, не было философских камней, не было алхимии — было оружие, и то аместрийское! Его, по мнению Ала, надлежало уничтожить на веки вечные. А потом уже можно думать о политике. А лучше — о возвращении домой.
Ал был чертовски недоволен тем, что Ноа, не посоветовавшись ни с кем, выдала информацию Ледяному и Анне о Кимбли. Элрик-младший, конечно, не стал бы ему доверять вот так сразу, но здесь всё могло перемениться. Вряд ли, конечно, — скорее всего, он опять займет роль стороннего наблюдателя и будет делать какие-то ему одному понятные ставки, но попробовать выяснить, что ему нужно, стоило. А теперь эта информация может попасть неизвестно в какие руки, и, если Багровый алхимик узнает, кто поспособствовал её утечке, самое лучшее, что произойдёт — так это то, что он не захочет с ними разговаривать.
Вдыхая тяжёлый весенний воздух, Ал огляделся. Этот мир был таким чужим для него, и таким родным. У них не было дома с того момента, как Эд решил сжечь его в далёком-далёком 1911 году. Ал смотрел на редких прохожих — это были такие же люди, из плоти и крови, со своими чаяниями, страданиями, привязанностями. Неужели люди везде одинаковы — везде не могут ужиться под одним небом и проливают кровь? Его взгляд зацепился за ярко-красный припаркованный автомобиль — машин тут было меньше, чем в Аместрисе, — и хотя было темно, опустившей на город полог ночи пока не удалось пожрать эту краску, краску крови, любви, смерти и самой жизни.
Хотелось пить. Ал осмотрелся и увидел, что забегаловка на той стороне улицы, где стояла столь приметная машина, всё ещё открыта. Убедившись, что дорога пуста, он почти бегом направился внутрь.
Комментарий к Глава 29: Omne vitium semper habet patrocinium/Любой порок находит себе оправдание
*порядка 70-75 км/ч. Что характерно, по паспорту предельная скорость остин севен с 4 цилиндрами и 0,75-литровым движком - 65 км/ч, значит, Кимбли выжимал из неё немного больше положенного.
========== Глава 30: Par pari referre/Равным за равное воздавать ==========
And in the end
The love you take
Is equal to the love
You make
The Beatles «The End»
— Выходит, этот Кимблер — все же шпион, — резюмировала Анна, сидя в кресле с бокалом вина.
Исаак поджал губы — он не мог ответить ничего на такое заявление.
— А ты? — женщина поставила бокал на столик, подалась вперед и вперилась водянистыми глазами в Ледяного. — Чем ты там занимался? Что умел?
— Я работал с преобразованиями воды, — глаза Исаака просияли, жесты неуловимо изменились. — Я мог вскипятить её или заморозить. Мог даже создать из неё подобие оружия.
— А что ты знаешь про этого малявку? — Анна пристально следила за тем, как переменился Исаак.
Первое впечатление схлынуло и она отчаянно пыталась объяснить всё с точки зрения материалистической. Так, чтобы в её картине мира всё же не существовало алхимии, магии, других миров и всего с этим связанного. Положим, цыганка и правда подосланная, и её, Анну, просто обвели вокруг пальца. А этот растрёпанный блефовал. Впрочем, от взгляда растрёпанного — Циммермана, если она всё правильно помнила, — ей было не по себе: уж очень он походил на взгляд человека с её Родины. А с ним были шутки плохи, она была убеждена в этом ещё тогда, а сейчас, судя по новостям из дома, только больше утверждалась в своём мнении. Да и стоило Исааку заговорить об алхимии — он весь подобрался, переменился, словно давно позабытое вдохновение вновь озарило его своими лучами. Так ведут себя либо фанатики, преданные своему делу, либо сумасшедшие. Впрочем, как бы там ни было, оставалось одно: извлечь максимальную пользу из ситуации и замести следы, какими бы они не оказались.
— Не суди книгу по обложке, — покачал головой Ледяной. — Ему дали прозвище Стальной не только за природу его алхимии, но и за характер.
Анна сыпала вопросами, надеясь впитать как можно больше информации. И надеясь сбить с толку Исаака — незачем ему знать, что она из советской разведки. Первое впечатление, конечно, было не самым лучшим, но в случае чего будет петь песни о туристической поездке. В конце концов, она придумает, как убедить его в том, что ей выгодно — и не с такими доводилось сталкиваться. А этот еще и влюблён.
Исаак отвечал на ей, обходясь общими фразами в адрес Циммермана и цыганки, ссылаясь на недостаточную осведомленность. Он смотрел на неё с восхищением: в глазах алхимика эта женщина была образцом воительницы за мир, которая, рискуя собственной шкурой в тылу врага, скатывающегося в нацизм и ксенофобию — а это всё вызывало у Макдугала стойкое дежа-вю, — сеяла разумное, доброе и вечное — идеалы свободы, равенства и братства.
***
Ласт мерила шагами спальню. Зольф никогда не задерживался, не предупредив. Машины в гараже тоже не было — значит, он не приезжал после работы. Гомункул беспокоилась, жив ли её сообщник — слишком многое он знал. В связи с этим, она переживала, не попал ли он в переплёт или не в те руки — человеческий организм так хрупок! Думать о подобном ей решительно не хотелось. Женщина бы предпочла, чтобы он был здесь, в этой спальне, в идеале — в этой постели.
Она уже даже подумала спросить у Марии или отца, не видели ли они «юного химика», но, придя к выводу, что если им сообщить, то через пару часов на ушах будет стоять вся полиция Мюнхена, а добрая половина врачебного сообщества примется отпаивать сердечными каплями старую еврейку, отказалась от этой заведомо провальной идеи.