Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 41 из 71

— Эй, нечего тебе тут делать, — замахал на него руками Хьюз. Иди, устраивай свое будущее счастье! Вон, посмотри, — он кивнул на Агнесс, — какая пташка томится в одиночестве! И поторопись, тут целая стая хищных птиц!

Сидевшие рядом с ним солдаты разразились дружным хохотом. Хавок, потерев белобрысый затылок, направился к Эдельвайс.

— Ох и пошлет она его, — с удовольствием протянул один из вояк.

— Не каркай, — погрозил ему пальцем Хьюз. — Должно же и этому белобрысому вонючке хоть когда-то повезти.

— Коль все еще не схлопотал пулю — уже почитай, повезло, — проворчал еще один, постарше. — А бабы — это дело такое. Они, змеи подколодные, и там, после фронта будут.

— А зачем на потом-то откладывать? — недоумевающе воззрился тот, что помоложе. — Ладно, этот со своей лебединой верностью, — он ткнул в Хьюза. — Придурок ты, вот ты кто. Думаешь, тебя там твоя Грейсия так же верно ждет, да по сторонам жалом не водит?

— Не смей говорить о ней подобного! — взвился Хьюз.

— Остыньте, оба, — припечатал старший. — Негоже тут еще и рыла друг другу из-за баб-то чистить.

— А вонючку-то, похоже, и правда… — рассмеялся первый. — Того! Я же говорил! Пошлет она его! Майорша… Ей, поди, генерала подавай!

— Не, ей вон того жеребчика подавай, — молодой, уже изрядно захмелевший, ткнул пальцем в Мустанга. — Огненного. С лошадиной фамилией. Он, поговаривают, уже это… Половину лагеря…

— Завидуй молча, — отрезал старший. — Ты бы, коль баб охота, на вино-то так не налегал бы. А то перепутаешь палатки, и вместо лейтенантши на полковника нарвешься! Вот он тебе-то потом в печенку и пропишет!

Молодой вместо ответа опрокинул в себя оставшееся в кружке вино — часть стекла по подбородку за шиворот, испачкав некогда белый воротничок форменной рубашки.

— Вон уже, мимо рта сколько пронес, — проворчал старший.

— Ну тебя, — отмахнулся молодой.

Оркестр снова заиграл. Ханна с Роем куда-то исчезли.

— Благодарю за компанию, — сухо проговорила Риза, обращаясь к Зольфу. — Побудку никто не отменял…

— Я провожу, — кивнул Кимбли.

— Не стоит.

— Отчего же? — он слегка наклонил голову. — Многим ударил в голову хмель. Так безопаснее.

Они молча шли в сторону палатки Ризы. Со всех сторон долетал счастливый смех.

— Благодарю, — она остановилась у входа в свое пристанище. — Покойной ночи.

Риза скрылась за пологом. Зольф вздохнул и направился обратно. Он не получил желаемого — ему отчаянно хотелось все-таки заставить эту непримиримую гордячку признать тот факт, что она здесь была на своем месте. Что она точно так же упивалась плодами своей работы, как и он. Хотелось раскрыть ей глаза, вытрясти из нее все лицемерное ханжество и посмотреть, как раскроется ее сущность, если она позволит сама себе быть честной. Пусть не с другими — хотя бы с собой. И с ним. Зольфа не покидало смутное ощущение, что они во многом похожи, только он смотрит на мир прямо, а на Ризу надеты шоры, пусть они и не мешают ей целиться во врага — и поражать его. Метко и беспощадно.

Запоздало Кимбли пожалел, что не провел ее мимо палатки Роя. Чтобы она услышала оттуда голос Ханны Дефендер, чтобы потом искала утешения в долгих разговорах. Он усмехнулся — нет, с самого начала было ясно, что Риза не из тех, кто так просто раскроет душу такому, как он. Тем более, Зольф уже задел ее — он был готов поклясться, что его слова отозвались в ней.

— Веселитесь, майор Кимбли? — Джульетта Дуглас возникла словно ниоткуда, глаза ее лихорадочно блестели.





— И вам того желаю, младший лейтенант Дуглас, — равнодушно отозвался Зольф.

— И ты смеешь так говорить, — она покачала головой. — После всего…

— Не начинайте снова, — скривился он. — Идите спать. Или выпейте еще вина.

— Вы танцевали с этой девушкой… Вы променяли меня… — она прикусила губу.

— Между нами ничего нет и быть не может! — заявил Зольф. — Оставьте меня в покое, младший лейтенант Дуглас!

Он перехватил ее за руку — она замахнулась слишком медленно.

— Я доложу вашему командованию, — мстительно пообещал он, больно сжимая ее предплечье и почти вплотную приблизив свое лицо к ее. — Но склонен подумать, стоит ли это делать, если вы уберетесь с глаз моих и больше никогда не станете начинать этих глупых разговоров!

— Отпустите меня! — вскрикнула Джульетта.

Кимбли разжал пальцы и картинно отступил на шаг назад.

— Бессердечная сволочь! Вы… Вы… Вам просто нравится убивать! Вы упиваетесь страданиями людей, вам плевать, кого мучить: своих или чужих! Чудовище! — выдохнула она. — Я до последнего думала, что смогу… — она смахнула непрошеную слезу. — Ненавижу!..

Джульетта развернулась и побежала прочь. На лагерь опускалась холодная черная ночь.

========== Глава 15. Все труднее небу слать проклятья ==========

Небо заволокло серой пылью. Аместрийская армия вновь наступала семимильными шагами, оставляя за собой руины, воронки и выжженную землю. Командование постановило стереть с лица земли целых два округа, и военные, не покладая рук, не считая пуль, шли вперед и смотрели в лицо собиравшей кровавую жатву смерти.

Бригадный генерал Фесслер был чертовски недоволен вверенными ему людьми. Дефендер, на которого он так ставил, был пока неспособен вернуться в строй, поэтому из алхимиков у него снова был Армстронг — этот детина считался за двоих. По мнению Фесслера, совершенно незаслуженно, потому как абсолютно неподобающей мягкосердечности и сострадания в этой, казалось бы, машине для убийств хватило бы не то что на двоих — на десятерых. Именно Армстронга честолюбивый Фесслер считал повинным в том, что фюрер на столь ответственную операцию под его командование отрядил не дивизию, как в последнее время, а бригаду. Теперь бригадный генерал с тяжелым сердцем смотрел, как увеличивалось количество павших — тела в синих мундирах относили под уцелевшую крышу полуразрушенного строения с колоннами, видимо, местного храма, — и думал о том, что, если он вернется, то полковник Москито, скорее всего, и правда утрет ему нос. Да и станет, поди, тоже бригадным генералом. И уж точно получит в командование целую дивизию, а не какую-то там жалкую бригаду.

Все как-то резко умолкло, словно управляемая тысячами вооруженных людей махина, поворчав мотором, встала.

— Что за черт? — Фесслер, погруженный в собственные мрачные мысли, окинул солдат недовольным взглядом.

Солдаты, решив, что коль скоро вопрос задан не по уставу, то можно и отмолчаться, расступились, пропуская бригадного генерала вперед. Фесслер прищурился и огляделся — ему не хотелось соваться в самое пекло, но, похоже, все и правда стихло и опасности — по крайней мере, пока — нет.

Кто-то из солдат оттаскивал раненых в стороны, кто-то закрывал глаза павшим товарищам — буднично, привычно, в очередной раз. На застывших лицах мертвых ишваритов лежала тяжелая печать всепоглощающей ненависти — на мгновение по краю сознания Фесслера проползла мысль, что вся это ненависть назначена никому иному, как ему самому. Впереди на коленях, держа на руках изрешеченное пулями тельце ребенка лет девяти-десяти, стоял Могучерукий алхимик, Алекс Луи Армстронг.

— Как?! Как же так?! — Армстронг рыдал в голос; земля содрогалась в такт его могучим плечам. — Как можно продолжать это ужасное избиение?!

По лицу алхимика текли слезы, падая на мертвое тело ишварской девчушки, смешиваясь с еще горячей кровью. Но девчушке было уже все равно, как бы ни оплакивал ее заклятый враг. Позади Армстронга стояли несколько солдат. Кто-то отворачивался, кто-то утирал мокрые глаза пропахшими пылью, гарью и порохом рукавами.

Фесслер побагровел. С такими вояками ему не то что не ждать повышения — как бы в полковники не разжаловали!

— Ма-а-алчать! — гаркнул Фесслер. — Майор Армстронг! Встать!

Но Армстронг продолжал стоять на коленях, прижимая к себе тельце малышки, словно та была его родным ребенком. По лицу его текли слезы, на лбу выступили капли пота, он укачивал мертвое тело и что-то неслышно нашептывал. Рукава его формы пропитались кровью.