Страница 22 из 30
В определенном смысле, акмеисты в первой половине ХХ века шли «против течения»: ведь они жили в эпоху разгула радикального модернизма, своевольно отказывавшегося от всех прежних эстетических и этических ценностей, накопленных человечеством. Гуманизм потерял религиозную основу – и все «пошло вразнос»…
Мандельштам не приемлет пышно-беспредметные поползновения символистов – с их «мостами в вечность». Символистскому «культу музыки» он противопоставляет образы архитектуры. Он отторгает поражающую его интеллектуальную нищету футуризма. Поэзия для него – это дар свыше, предназначение, тайная музыка сфер.
Кисть его импрессионистична:
Я не поклонник радости предвзятой, -
Подчас природа серое пятно, -
Мне в опьяненьи легком суждено
Изведать краски жизни небогатой…
И окружен водой зеленоватой,
Когда, как роза, в хрустале вино, -
Люблю следить за чайкою крылатой!
Книжный путь к чужой культуре обернулся выгодой, как и отстранение в детстве от всех языков…
Если в первом мандельштамовском сборнике – лишь 23 стихотворения, то во втором издании «Камня» (Пг.: Гиперборей, 1916. – 92 с. – 1.000 экз.) – уже 67. Друг поэта – С.Каблуков – заметил в связи с этим: «…До 27 стихотворений, отнюдь не плохих, а иногда и превосходных, не включены автором, отчасти по мнительности, отчасти по капризу». (6)
Со второго издания «Камня» излюбленным принципом размещения стихов в сборниках поэта становится хронология: в тематические циклы он свои сочинения не сводил.
Третье издание «Камня» вышло уже в советские времена – в июле 1923 года, в госиздатовской серии «Библиотека современной русской литературы» (М.-Пг.: ГИЗ, 1923. – 98 с. – 3.000 экз.).
Мандельштам откровенно называл имена тех своих наставников, которые повлияли на формирование «поэтического лица» первых его книг. По собственному признанию, его программа – сочетать «суровость Тютчева с ребячеством Верлена», высокость с детской непосредственностью.
Вместе с тем, в своих стихах, где поэт – и архитектор и строитель в одном лице, он ворочает огромными глыбами времени, мыслит веками и эпохами:
Европа цезарей! С тех пор как в Бонапарта
Гусиное перо направил Меттерних, -
Впервые за сто лет и на глазах моих
Меняется твоя таинственная карта!
1914
Его мысль ставит вопросы так глобально и настолько по существу, что это ошеломляет. И как-то не увязываются в одно целое отложившиеся в воспоминаниях о Мандельштаме изображения его как глубокого философа и одновременно – этакого беспечного литературного «фрилансера». Но ведь обе эти ипостаси действительно присутствовали, сосуществовали и уживались в нем!
Как личность, он – человек сухой и динамичный, веселый и говорливый, реагирующий даже на дуновение ветра. «Культа стихов» у него нет и в помине. Он жил интенсивно и горячо: шумел, забавлялся, занимал деньги без отдачи… По природе он – вовсе не аскет и хотел жить, а не погибать. Он не боялся быть смешным и даже нелепым – в каких-то внешних проявлениях…
К нему приходит известность в столичных интеллектуально-художественных кругах, он свой человек в петербургской богеме, задорный, ребячливый и самозабвенно-торжественный над стихами.
Активно участвует в литературной жизни: заседаниях «Цеха поэтов», творческих вечерах акмеистов, лекциях, диспутах, полемике на страницах печати… Общается с крупнейшими поэтами того времени: А.Блоком, Вяч. Ивановым, М.Волошиным, В.Ходасевичем.
С 1911 года входит в его жизнь дружба с А.Ахматовой. Остаются очень прочными и теплыми отношения с Н.Гумилевым. А 1916 год отмечен для него знакомством с М.Цветаевой, переросшим во влюбленность. Три главные для поэта встречи с этой необыкновенной женщиной отразились в его стихах («Не веря воскресенья чуду…»). Но М.Цветаева любила примерять на себя роль Марины Мнишек (отсюда – постоянная для нее «тема Смуты»). Поэт же был целомудрен, влюбленности его – нечасты, а настоящая любовь открылась ему позднее…
В 1915 году заканчивается первый творческий этап поэта – период «Камня». Эстетическая сущность этого периода, по мнению М.Гаспарова, выражается «поэтикой недоговоренности, фрагментарности». Стихи держатся не столько на логической, сколько на ассоциативной связи – как друг с другом, так и с культурным подтекстом. Воображение читателя само заполняет лакуны и становится соавтором поэта.
Как и многие в интеллигентно-художественной элите, Мандельштам заранее предчувствует грядущую гуманитарную катастрофу, трагический излом цивилизации:
Нам ли, брошенным в пространстве,
Обреченным умереть,
О прекрасном постоянстве
И о верности жалеть!
1915
Второй период творчества поэта – стихи 1916-1921 годов. Это – время революций и Гражданской войны.
Крах Империи и прощание с имперской темой, христианская жертвенность, сопричастность огромности перемен, вбирание в себя нового и невероятного образа жизни – все это отразилось в стихах сборника «Tristia» (Пг.-Берлин: Petropolis, 1922. – 80 с. – 3.000 экз.), изданного без участия автора. Название книге дал М.Кузмин. В ней – 45 стихотворений.
Эстетика «Tristia» – это неоакмеизм, поэзия парадоксов и многомерных ассоциаций. Темы вечные: жизнь и смерть, любовь и творчество. «Лирического героя» (столь любимой фикции филологов) в книге нет, но в ней явственно сознание автора, обобщенное эпическим стилем. Кстати, и более поздняя «Грифельная ода» (1923 год) исполнена державинской восьмистрочной строфой – в духе торжественного творческого акта. Г.Державин – вообще один из любимейших Мандельштамом поэтов: многие образы этого классического «одописца» кочуют по мандельштамовским стихам, связывая их друг с другом, помогая многое понять и объяснить в них.
По замечанию Л.Гинзбург, поэзия Мандельштама всегда возникала «на стыке жизнебоязни и жизнелюбия», «мощи и хитрости», «изгойства и укорененности в этом мире».
Время Гражданской войны (в том числе 1921-1922 годы) наполнено для поэта скитаниями по югу России (порой смертельно опасными): Коктебель и Феодосия – неоднократно и подолгу (там же подвергнут аресту врангелевской контрразведкой); Батуми (где задержан береговой охраной меньшевистского правительства Грузии); Тифлис; Харьков; Киев (здесь в 1919 году встречает свою будущую жену – начинающую «левую» художницу Надежду Яковлевну Хазину).
Помогают Мандельштаму, выручают его из беды, а то и просто спасают от гибели самые разные люди: и поэты (бывший с ним до этого в ссоре М.Волошин, грузин Т.Табидзе), и ценители стихов (врангелевский полковник Цыбульский)…
Все эти кочевья и приключения перемежаются с участием в литературных вечерах, с лекционными выступлениями, с сотрудничеством в периодических изданиях.
Широкую и легендарную известность приобретают некоторые связанные с личностью Мандельштама факты, в частности, совершенно героический его поступок в июне 1918 года, когда он вырвал из рук известного чекиста Я.Блюмкина пачку уже подписанных ордеров на расстрел и разорвал их…
Поэт упорно (и с какой-то легкомысленной бесшабашностью) не желает покидать Россию, но в этом не присутствует и тени жертвенности:
Прозрачна даль. Немного винограда.
И постоянно дует ветер свежий.
Недалеко до Смирны и Багдада,
Но трудно плыть, а звезды всюду те же…
1920
Острое, нежное (и опять-таки с привкусом «сумасшедшинки») ощущение грядущей гибели сквозит в его гениальном стихотворении «Ласточка» (1920 год):
Я слово позабыл, что я хотел сказать.
Слепая ласточка в чертог теней вернется
На крыльях срезанных, с прозрачными играть.
В беспамятстве ночная песнь поется.