Страница 3 из 15
Образование? Филологическое. Хорош филолог, который челюсти с одного удара сворачивает!
Лицо открытое, располагающее. Хотя на фото всё в синяках и кровоподтёках.
Дальше…
Дальше…
Дальше…
Перекладываются папочки. Справа убывают, слева – растут.
Читает «Хозяин», лица рассматривает, ногтем чиркается. Прочитает – отложит папочку, другую возьмёт…
Не папки – судьбы справа налево перекладывает.
– Этого… Этого… Этого… Этого… И этого…
Пять папок легли в сторону.
– Привезёшь их в Москву. По одному. Зачем им встречаться, зачем разговоры говорить? Привезёшь, поселишь на Петровке или в Столешниковом переулке, поближе к Большому театру. Квартиру снимешь большую, чтобы семь-восемь комнат. Каждому комнату дашь, и чтобы не выходили. Продуктов купи побольше. Пусть живут, спят, отдыхают.
– А если они в туалет захотят?
– Зачем такой непонятливый? Ведро возьми, в углу поставь. Я при царском режиме в тюрьмах в ведро ходил. Ведро полное станет – вынесешь.
– А если кто-то придет?
– Ты почему такой боязливый? Почему боишься всего? Если кто-то придёт – не открывай. Пусть стучат. Тихо сидеть будешь – кто придёт, никто не придёт!
– А долго нам там… жить?
– День, два, три. Ты мне номер квартиры скажешь, и ключ дашь от чёрного хода. Я оттуда приду. Сам приду. Только ты никому не говори.
– Так точно, товарищ Сталин!
– Тогда ступай! Эй, стой, деньги возьми квартиру снять.
– У меня свои есть.
– Зачем свои, не надо свои. Мои возьми. Товарищу Сталину чужие деньги не нужны…
Балет в Большом. Премьера. Зал заполнен до отказа. Всё больше генералами, адмиралами и полковниками. И еще охраной, которая бдит.
Потому что члены ЦК и правительство любят искусство и актёров, и актрис. Жалует и привечает всячески. И премьер не пропускает.
В главной ложе Сталин, Молотов, Микоян и другие известные всей стране персоны. И начальник охраны Власик, который не спектакль сюда пришёл смотреть, а товарища Сталина от злодеев оберегать, потому как перед ЦК головой за него отвечает. А империалисты всего мира не дремлют, об одном мечтают – лишить страну Советов ее Вождя.
Прибегают офицеры охраны, докладывают:
– Чердак в порядке.
– Подвал осмотрели.
– Гримёрки и сцена проверены.
– На колосниках никого.
– Прилегающие улицы прикрыты нарядами милиции…
И вдруг:
– Там машина…
– Какая?
– Товарища Сталина. У служебного входа стоит.
– Зачем? Кто распорядился? Убрать машину!
– Никак нельзя. В ней водитель. У него бумага.
– Что за бумага?
– С подписью «Хозяина». Он велел машину у служебного входа держать, никуда не отлучаясь.
Начальник охраны осёкся.
– Ничего не путаешь?
– Никак нет. Вы спросите у самого…
– Ты что, охренел? Сейчас спектакль начнётся…
Но, с другой стороны, куда деваться? Не порядок, когда машина и не понятно зачем. Выдернуть бы водителя, да спросить… Но подпись. Она как охранная грамота, которую не перепрыгнешь. Против Его воли идти себе дороже, вмиг на Соловках окажешься или в Магадане.
Зачем машина? Зачем у служебного входа?
Не прост «Хозяин» и не из железа сделан, хоть и Сталин он, но свои личные тайны у него имеются, в которые лучше никого не посвящать, даже охрану. Много чего Власик знает, чего другие не знают, но о чем молчать он будет, хоть клещами его рви. Но и он всего не знает!
Но как тут быть? Придётся тревожить «Хозяина», придётся спрашивать, хоть и коленки трясутся.
– Товарищ Сталин… – тихим шёпотом из-за спины.
– Чего тебе, Власик?
– Там машина. Ваша.
– Ну?
– И водитель. Говорит, вы распорядились.
– Машина? Ну, пусть стоит. Если есть машина, то, значит, для чего-то нужна. Зачем мешаешь спектакль смотреть? Ступай.
На цыпочках уходит начальник охраны, весь в поту и сомнениях. Но понимает. Понимает, что надо держать язык за зубами, чтобы никто из ближнего окружения «Хозяина» о той машине ничего не узнал.
Подозвал охранников, приказал:
– К машине не подходить. Убери оттуда всех. Хотя – нет. Оставь кого-нибудь одного подальше. На всякий случай. И где-нибудь боевую группу схорони.
– А если…
– А если Самого увидишь, глаза закрой и под половичок залезь. Или я тебя сам – и каблуком придавлю. Всё, дальше моя работа будет. И чтобы – никого!
Идёт спектакль своим чередом. Балетные танцуют, зрители на сцену смотрят и в полглаза в ложу, где генералиссимус сидит, а за ними охрана в штатском с театральными биноклями зорко следит.
Первый акт.
Второй…
В начале второго акта «Хозяин» встал с кресла. Сказал негромко друзьям-приятелям:
– Я сейчас вернусь.
Вышел из ложи. За ним начальник охраны.
– Ты куда, товарищ Власик? Смотри спектакль. Хороший спектакль. Зачем за мной идёшь?
– Но…
– Э-э… Может, я с красивой дэвушкой встречаться хочу. С балериной. Замужней. Зачем тебе ее смотреть? Может, я хочу ей спасибо за балет сказать, а тут ты рядом в сапогах стоять будешь. Неудобно. Честь дэвушки. На Кавказе за такое знаешь, что бывает!
– Но, товарищ Сталин, ваша безопасность…
– Что безопасность? Здесь театр, храм искусства. Балет. Зачем бояться? Зачем ты всегда боишься? Ничего с товарищем Сталиным не будет. Убери своих держиморд. Что вы как жандармы царские…
Дёрнулся было Власик, но осадился, взгляд «Хозяина» поймав.
Идёт товарищ Сталин по театру. Один. Может, и точно на романтическое свидание. Ведь мужчина он горячих кавказских кровей. И женщины любят его, все женщины Советской страны. Любая счастлива будет, если хоть взглянет на нее.
Подозвал билетершу. Ткнул пальцем в программку, в фамилию чью-то.
– Позови мне вот ее.
– Но она в третьем акте танцует.
– Танцует, не танцует. Пусть другая танцует, у нас незаменимых людей нет. Даже артистов. Скажи, пусть идёт сюда. Быстро идёт.
– Но она в гриме и костюме.
– Пусть как есть идёт. Плащ накинет и идёт. Товарищ Сталин ждать не может!
Через минуту запыхавшаяся балерина выскочила в вестибюль. Присела в полупоклоне. Потому что была в средневековом платье.
– Какая симпатичная балерина, – улыбнулся генералиссимус. – Сейчас поедем со мной. Тут недалеко. Вы не против? Или, может быть, боитесь товарища Сталина?
– Нет, нет, – замотала головой балерина.
– Тогда пошли. – И не оборачиваясь, и не прислушиваясь к шагам, Сталин пошёл вперёд, так как был уверен, что девушка последует за ним.
Спустился на первый этаж. Вышли к машине.
– Садитесь.
Девушка прыгнула внутрь. Как весенняя бабочка.
– Поехали. – Сталин назвал адрес.
Ехали всего три минуты. На Петровке водитель свернул в арку, чуть проехал и остановился подле черного хода.
– Ступайте за мной.
Балерина растерянно улыбнулась, кивнула, потому что совершенно не знала, как себя вести – радоваться ей или бояться. Наверное – радоваться, потому что сам товарищ Сталин. Но, с другой стороны, у нее был жених. Правда, что он может сделать, даже если узнает – только проглотить обиду. Или ехать танцевать в Магадан.
Сталин толкнул дверь чёрного входа, пропустил балерину, которая побежала наверх, цепляясь пышной юбкой за выгнутые узоры перил, стуча о ступени жёсткими мысками пуант, которые второпях забыла снять.
В полной темноте поднялись на третий этаж. Сталин открыл дверь. Сказал:
– Сидите здесь, на стуле. Ждите меня.
Девушка покорно села.
Товарищ Сталин прошёл по кухне в коридор. Где его встретил Александр Михайлович.
– Всё в порядке?
Офицер быстро-быстро закивал.
Всё это было странно и тревожно – квартира, чёрный ход и Сталин. Сам. Без охраны и сопровождающих лиц.
– Я сяду в той комнате, ты разговаривай в этой. С каждым по очереди. И дверь открой, чтобы я слышал и видел. Вот вопросы. Прочитай.
Александр Михайлович быстро пробежал по листку глазами. Кивнул. Открыл ключом первую дверь, вызвав зэка.