Страница 14 из 15
– Или всё царство.
– Ну, или так. Наше дело зэковское: день прожили – и ладно. А если с харчами, да в тепле, да под одеяльцем, то чего еще желать!..
А вот и список: автомобили грузовые – три штуки, запчасти к ним и бочки под горючку, туши свиные и говяжьи, мука, крупы, сахар, тушёнка американская в ящиках, столы-стулья, подушки с одеялами и даже простыни, инструмент разный шанцевый и плотницкий, электрогенератор бензиновый – аж два, бушлаты – триста, сапоги – кирза и хромовые – тоже, полушубки овчинные для охраны, валенки, лыжи… Длинен список…
Чешет снабженец макушку, вздыхает. Где столько взять, а главное, как списать? Потому как выдаёт всё не по накладным, а под личную просьбу начальства. Ну, да ладно, списать не вопрос – много чего через зэков на сторону уходит. Но коли теперь всё это отдать, что себе останется? Это же полгода придётся на бобах сидеть. Ну, или другие лагеря подурезать. А может, и так. Зэкам всё одно голодать, чай не помрут, а помрут – туда им и дорога изменникам и шпионам. Чего их жалеть…
– Сидорчук? Твою маму! Где ты там?
– Здесь я, товарищ майор!
– Начинай отгрузку.
– А накладные?
– А в рыло?.. Что, хочешь в ВОХР пойти с хлебного места, на вышке с автоматом в тулупе торчать? Я тебе устрою! Отгружать – я сказал! Да язычок не распускать, а то вмиг тебе его укорочу!..
– Дерьмо лагерь, – вынес вердикт «Кавторанг». – Ни в какую армию, тем более в военно-морской флот…
– Чего так? Лагерь как лагерь – с иголочки! Всё как положено: и бараки, и вышки. И дорога к нему одна – соорудим там НП, мышь мимо не проскочит.
– «Краснопёрые» не мышь, их не остановишь. Надо мины и пулемётные гнезда ставить или что-то придумать… Слышь, «Партизан», вы чего делали, чтобы фрица в лес не пустить?
– В лес они и так сильно не совались, а деревни, где раненых выхаживали, случалось, карантином прикрывали.
– Как это?
– Таблички кругом вешали. «Achtung: cholera!», ну или оспа.
– И что, велись они на эту туфту?
– Когда как. Коли велись – уходили, потому как сильно заразы боялись. Они же нас швайнами считали и свои арийские организмы берегли, платочки с собой носили и одеколоном ручки протирали. А если не верили – жгли деревню до головешек вместе с ранеными и народишком, с бабами и детьми малыми.
– Ну немчура!
– Ничего, мы их тоже не жаловали, коли в плен брали, отрезали что лишнее, в глотку толкали и в сугробы при дороге вмораживали. Как столбики верстовые. Такая война была. Партизанщина – это вам не фронт, там никто не стеснялся, ни они, ни мы… А с холерой после приспособились и стали подходы густо дерьмом жидким поливать, да кровушкой куриной или свиной взбрызгивать – впечатляло их это. Зайдут в кусты, глянут, глазки выпучат и назад.
– Хорошее дело. Может, и мы?.. Поставим таблички «Карантин! Особлаг! Въезд запрещён!». И обгадим всё вокруг.
– Наших дерьмом не напугать. Видали они его. Нужно второй лагерь ставить.
– Где?
– Дальше, там, в болотах. А этот для прикрытия оставить с зэками, чтобы всё привычно глазу. Этот лагерь, если что, накроют, а дальше не сообразят.
– Хорошая придумка. Снабжение всё, продукты, имущество через первый лагерь везти машинами и подводами, не скрываясь, а дальше на лошадях или горбу растаскивать. Тогда точно никаких подозрений. Ковпак таким хитрым манёврам научил?
– Фрицы. Базы партизанские накрывали так, что от нас пух-перья летели. Местные им дорогу укажут, они ночью часовых порежут, а утречком кофе попьют и по всем правилам их уставов давай нас в хвост и в гриву! Вояки-то они знатные были, обкладывали отряд со всех сторон, как волков, а потом минами забрасывали и огнемётами жгли. Редко кто уходил. А коли два лагеря было, то первый они разоряли, а дальше не шли, считая, что задачу выполнили. Так хоть кто-то выживал.
– Дельно. Пусть так и будет, – согласился «Крюк». – В первом лагере зэков на карантин посадим, а остальных – в дальние определим. С НП на перешейке провод размотаем, что бы если что – вовремя предупредили. Дороги разобьём. Пока колонна до лагеря по ямам и грязи буксовать будет, мы успеем марафет навести и лишних зэков в леса убрать.
– На том и порешим… Ну что, пошли тайгу топтать – место подходящее искать?..
Не спать… Не спать… Главное – не спать! Уснёшь теперь и уже не проснёшься. Не спать!..
Но тяжелеют, слипаются веки, падают на глаза, как мешочки с песком. Трудно зэку не спать, когда он весь день на общих лес валил, да еще на делянку и с делянки пять вёрст пешим порядком топал в грязи по колено. Как тут не уснуть, когда только сон зэку отдых и обещает?
Не спать!..
Ущипнуть себя за ухо, крутануть мочку до боли. Закусить губу.
Не спать!..
Рядом зэки тяжело во сне ворочаются, храпят, вздрагивают. И хочется к ним прижаться, чтобы хоть немного согреться и уснуть. Уснуть… Но нельзя!
Не спать!..
И мерещится барак, а в нем полумрак и печка, там, в блатном углу, и кто-то крадётся тенью вдоль прохода, сжимая в руке финку. Да не один, а трое их, все друг на дружку похожие, все с фиксами и злобными выражениями лиц. Вот сейчас подкрадутся и ударят в три ножа его, кромсая тело. И страшно, очень страшно, невыносимо страшно! Обхватить, сжать рукоять заточки, выставляя вперёд остро заточенное жало. Чтобы не спастись, но продать жизнь подороже, пырнув кого-нибудь из своих убийц. А они крадутся, не видят, что он не спит. Всё ближе и ближе.
Напрячься всем телом, приготовиться… Ну же, ну!.. Вот они – рядом. Исхитриться, привстать, прыгнуть навстречу заточкой вперёд и ударить первого в живот что есть силы. Но куда-то провалилась заточка, как в пустоту, как в тень вместо человека, и лицо перед самыми глазами, которое скалится и финка против груди. Вот сейчас, сейчас, она пробьёт кожу и мышцы и, протиснувшись меж рёбер, ударит в самое сердце!..
Удар ноги. И еще!
– Тихо! Смотри…
Открыть глаза. Увидеть. Тот же самый барак, что во сне, с той же печкой. И человек, который неспешно идёт по проходу. Один идёт, сунув руки в карманы штанов. «Фифа»!
Шепоток в самое ухо:
– Не дёргайся раньше времени. Пусть подойдёт.
Нащупать, обхватить рукоять заточки уже не во сне, уже наяву. Почувствовать в руке смертоносное оружие.
Идёт «Фифа», вихляется, как на шарнирах, и ухмылка на лице играет. Но глаза серьёзные, как щёлки, глядят по сторонам.
Подошёл к нарам. Склонился бесшумно, не дыша. Ощерился. Потянул из кармана заточку.
Толчок в ногу. Пора!
Открыть глаза, приподнять голову, ткнуть вперёд заточку.
Заточка против заточки. Глаза против глаз! Оскал против оскала!
Смотрит «Фифа», на заточку смотрит, на острие ее калёное, которое легко может тело его пробить. Не прост доходяга, не хочет жизнь свою по дешёвке отдавать, вон как зенками зыркает.
Стоит «Фифа», не знает, что дальше делать. Вперёд броситься, чтобы ударить, чтобы первому успеть?.. Конечно, можно, и даже убить можно. Но издыхая, этот доходяга его пырнуть снизу-вверх успеет. И тогда всё – амба, кончится жизнь блатная!
Стоит «Фифа» смотрит, прикидывает, как обмануть противника, как ловчее в него заточку ткнуть. Но настороже зэк и не боится. Нет, не боится, готов драться, готов убивать.
Зашевелился кто-то рядом, вздохнул, голову приподнял.
– Чего тут?
Усмехнулся «Фифа» во весь рот, отшагнул, прокрутил в пальцах заточку. И пропала она, словно ее не было. Пошёл, подметая штанинами пол, что-то насвистывая. Оглянулся, подмигнул весело. Мол, ничего, не боись – достану, не сегодня так завтра. Пошёл в свой угол.
Шепоток в ухо:
– Как ты?
– Нормально.
Хотя трясутся руки и заточка, сведёнными пальцами схваченная, ходуном ходит. И зубы стучат и испарина по всему телу.
– Спасибо.
– Не меня благодари, «Крюк» за тобой присмотреть велел. Я бы сам не стал.
– Всё равно спасибо.