Мертвецы лыбятся на луну

«Бедный трансильванец, который переспал с той маленькой шлюшкой, помер».

Действующие лица:

УИЛКИНС – за тридцать

ШЕКСПИР – за сорок

МЭРИ – за двадцать

Декорация:

Лондон, начало 1600-х гг. Таверна Джорджа Уилкинса. Скамья около зала суда. Все единой простой декорацией. Хватит нескольких грубо сколоченных столов и скамей.

1

(Таверна. ШЕКСПИР пьет. УИЛКИНС, владелец таверны, подходит к столу, стоит, улыбаясь).

ШЕКСПИР. Что? Что теперь? У меня опять отвалился нос?

УИЛКИНС. Я тебя знаю.

ШЕКСПИР. Я так не думаю.

УИЛКИНС. Знаю. Да. Ты – Уилли Шекспир, поэт, драматург, актер.

ШЕКСПИР. Нет. Извини. Типичный случай ошибочного опознания. Ошибка допускать, что я один из них.

УИЛКИНС. Разве ты меня не знаешь?

ШЕКСПИР. Я никого не знаю. Так гораздо проще.

УИЛКИНС. Я – твой большой поклонник, знаешь ли.

ШЕКСПИР. Значит, один из нас.

УИЛКИНС. Не будешь возражать, если я присяду?

ШЕКСПИР. Я как раз ухожу.

УИЛКИНС (игнорирует его слова, садится). Вообще-то, я и сам пишу пьесу.

ШЕКСПИР. Господи Иисусе.

УИЛКИНС. Пьеса хорошая. Я заимствовал из лучших источников. Так что сюжет зажигательный.

ШЕКСПИР. Не рассказывай мне. Я слишком стар, чтобы зажигаться. Могу помереть и упасть лицом в твой суп.

УИЛКИНС. Я надеялся, что ты согласишься мне помочь.

ШЕКСПИР. Я бы предпочел, чтобы меня сожрали обезьяны.

УИЛКИНС. Позволь показать тебе. Это не займет и минуты твоего времени.

ШЕКСПИР. Нет у меня и минуты. Я израсходовал все свое время. Я действительно не смогу тебе помочь.

УИЛКИНС. Ты слишком скромен.

ШЕКСПИР. Я – человек театра. Скромность не входит в число моих достоинств. Хотя изображать скромность приходится часто. Но я не настолько хороший актер, чтобы уметь изображать скромность.

УИЛКИНС. Актер ты обычный, но драматург замечательный. Во всяком случае, по моему мнению. Почти такой же хороший, как Энтони Мандей.

ШЕКСПИР. Такой хороший? Правда?

УИЛКИНС. Ты действительно не помнишь меня?

ШЕКСПИР. Я стараюсь забыть все, что могу. Нахожу, что так я гораздо счастливее.

УИЛКИНС. Ваша труппа достаточно хорошо восприняла мою последнюю пьесу и поставила ее.

ШЕКСПИР. Я в этом сомневаюсь.

УИЛКИНС. «Невзгоды брака поневоле».

ШЕКСПИР. Это была история моей жизни? Подожди. Я помню. Так это был ты?

УИЛКИНС. Джордж Уилкинс. Хозяин таверны и драматург.

ШЕКСПИР. Все сейчас, как в тумане. По крайней мере, я делал все, что мог, чтобы к этому прийти.

УИЛКИНС. У меня не было возможности поблагодарить тебя за решение дать этой пьесе шанс.

ШЕКСПИР. Вообще-то я был против. Но оказался в меньшинстве.

УИЛКИНС. Что ж, зрителям моя пьеса понравилась больше, чем некоторые из твоих. Скажем, «Тимон Афинский». Господи, о чем в ней шла речь?

ШЕКСПИР. Если ты можешь написать пьесу, которая нравится зрителям, зачем я тебе понадобился?

УИЛКИНС. Потому что мне просто повезло. Я не знаю, что я такого делал. И боюсь, что повторить мне не удастся.

ШЕКСПИР. Добро пожаловать в мой мир.

УИЛКИНС. Как ты это делаешь? Как тебе удается выдавать одну пьесу за другой? В чем трюк?

ШЕКСПИР. Это не трюк. Не знаю я никаких трюков. Я не дрессированный тюлень. Не могу ловить рыбу ртом. Во всяком случае, больше не могу.

УИЛКИНС. Да перестань. Мне ты можешь сказать, как один творческий человек – другому. В чем твой секрет?

ШЕКСПИР. Я писатель. Нет у меня никаких секретов.

УИЛКИНС. Я снова и снова смотрю твои пьесы, но все равно не могу понять, как ты, черт побери, это делаешь. Каким образом слова льются так плавно? А персонажи такие живые? Как ты наращиваешь плоть на кости и вдыхаешь в них жизнь только бутылкой чернил и своим разумом? Я сажусь и пишу, а получается дерьмо. Мои персонажи – всего лишь слова. Схематичные человечки. Они не кровоточат. Как ты заставляешь их кровоточить настоящей кровью?

ШЕКСПИР. Насчет этого я ничего не знаю. Кровью занимаются бутафоры. По большей части. Я просто слушаю голоса, записываю, что они говорят, и надеюсь на лучшее, ожидая при этом худшего. Обычно так и случается.

УИЛКИНС. Увы, этим ты мне не поможешь.

ШЕКСПИР. Сожалею. Я только записываю пьесы. А как они появляются, мне не объяснить. Во всяком случае, достаточно внятно.

УИЛКИНС. Добропорядочный человек должен сострадать собрату по перу. Стремиться передать свои знания, чтобы они приносили пользу другим.

ШЕКСПИР. Видишь ли, добропорядочным меня никак не назовешь. Я – драматург. А ты, вероятно, не знаешь о театре абсолютно ничего, и именно по этой причине твоя пьеса, возможно, столь популярна среди инвалидов мозга.

УИЛКИНС. Так легко ты от меня не отделаешься. Я не обидчивый. Знаю, что с последней пьесой мне повезло. Знаю, что она не так и хороша. Я хочу учиться. Научи меня, как стать таким же, как ты.

ШЕКСПИР. Я не могу учить тому, чего не знаю. Все эти люди внутри меня. Целая толпа. Писательство позволяет вытолкнуть их наружу. Я слушаю, что они говорят, и записываю. Вот и все.

УИЛКИНС. Так ты безумен?

ШЕКСПИР. По большому счету, да.

УИЛКИНС. Что ж, я – нет. Мы можем дополнить другу друга. Если ты поможешь мне закончить мою пьесу, гонорар мы разделим пополам, и с самым трудным я справился. Сюжет, диалоги. Но мне нужно, чтобы кто-то принарядил текст.

ШЕКСПИР. Принарядил.

УИЛКИНС. Чтобы он лился, как песня.

ШЕКСПИР. Я пою, как стервятник, и не работаю в паре.

УИЛКИНС. Раньше работал, и не раз.

ШЕКСПИР. Я правил старые пьесы. Другие люди влезали в мои. Никакое это не сотрудничество, скорее, особо мучительный вид пытки.

УИЛКИНС. Пусть так, но пожалуйста, просто прочитай. Если не увидишь ничего интересного, так и скажешь. Вы же в постоянном поиске новых пьес. В чем вред, если ты только глянешь?

ШЕКСПИР. Знаешь, это как отрубание голов на Лондонском мосту. Раз посмотрев, глаз не оторвешь. А теперь мне действительно пора домой, чтобы упасть на кровать и отключиться. Утром вставать и репетировать это высокопарное дерьмо, написанное Беном Джонсоном.

УИЛКИНС. Я видел тебя с той девушкой.

ШЕКСПИР. Я слишком стар для девушек. У меня кошка. Скоро стану старым и для кошек.

УИЛКИНС. С женой Билотта. Юной и красивой женой простака, который живет наверху. Ты, похоже, очень близок с этой девушкой.

ШЕКСПИР. Ни с кем я не близок. Просто друг семьи.

УИЛКИНС. Ты приходишь сюда каждый вечер и смотришь на эту девушку. Я вижу, как ты на нее смотришь.

ШЕКСПИР. Не знаю, о чем ты говоришь.

УИЛКИНС. Эти двое. Они всегда задерживают оплату за квартиру. Мне бы их давно выгнать. Но у меня доброе сердце.

ШЕКСПИР. Обратись к врачу.

УИЛКИНС. Я позволю им прожить еще месяц, если ты прочитаешь мою пьесу.

ШЕКСПИР. Мне без разницы, что ты сделаешь.

УИЛКИНС. Для тебя разница как раз есть.

МЭРИ (подходит к столу). Принести вам что-нибудь еще, мастер Шекспир?

ШЕКСПИР. Не, благодарю, Мэри.

УИЛКИНС. Мы с мастером Шекспиром как раз обсуждали особенности композиции драматического произведения.

МЭРИ. Я не хотела прерывать двух знаменитых драматургов, беседующих о работе.

УИЛКИНС. Уилли упомянул, что он – друг вашей семьи.

МЭРИ. Мастер Шекспир в свое время снимал комнату в нашем доме. Он научил меня читать.

УИЛКИНС. Правда? Он удивительно добропорядочный человек, для драматурга, так?

МЭРИ. Он всегда относился по-доброму к Стивену и ко мне. Собственно, он и свел нас вместе.