Страница 2 из 2
МЭДЧЕН (дружелюбно болтает, наливая молоко в чашку и намазывая масло на хлеб). А кто не в тюрьме? Вот что я говорю. Чувство вины – это тюрьма. Любовь – это тюрьме. Тюрьма в твоей голове. И, если на то пошло, вероятно, везде.
ДЖЕК. Она казалась мне знакомой. Словно я знал ее в прежней жизни.
ПЕТРА. Как кажется знакомой эта комната?
ДЖЕК. Нет. Не так.
МЭДЧЕН. Я однажды любила парня. Но не его кузена. Кузен любил меня. Ходил за мной, как собака. Я пыталась его любить, но не могла. Такая она, любовь. Почему ты любишь одного, а не другого? Понять и объяснить невозможно. И посмотри, к чему это приводит? Ты вступился за мою честь, и вот твоя награда: ты заперт в тюрьме моего отца с семейством крыс. Такова для тебя любовь. Один может любить страстно, отчаянно, а другой ничего не знать о любви. Или не встретить свою любовь.
ДЖЕК. Ты читала Шекспира, так?
МЭДЧЕН. Только те страницы, что не съели крысы. Климат Южных морей вреден для книг и картин. Но вполне подходит для убийств и прелюбодеяний, во всяком случае, среди европейцев, которые, как я понимаю, в любом случае предрасположены и к первым, и ко вторым. Хотя, спешу добавить, мои знания о европейцах, убийствах и прелюбодеяниях по большей части вторичны, получены от кого-то.
ДЖЕК. Она выросла в этом странном, Богом забытом месте. Миранда, заточенная на своем острове с множеством старых, тронутых плесенью книг, расстроенным пианино и отцом-Калибаном.
МЭДЧЕН. И все-таки я думаю, что любовь – это святое, как вино и морские сухари. Подозревая, мне станет очень грустно, если я поцелую того, кого люблю.
ДЖЕК. И почему тебе станет грустно?
МЭДЧЕН. Из-за слишком очевидного свидетельства их смертности. Тебе абсолютно ясно, что человек смертен, когда его губы касается твоих, языки переплетаются, перемешивается слюна и все такое. Меня начинает трясти от одной мысли об этом. Большую крысу зовут Чарльз. Я назвала ее в честь Диккенса. Но твоего молока я ему не дам. Он такой невежливый. И пахнет, как мой отец.
ДЖЕК. Ее переполнял детский, бьющий ключом интерес к жизни и множество тайных печалей. Из окна моей камеры я видел ее нескончаемыми тропическим днями. Она сидела в саду своего отца, под тутовым деревом, что-то писала в дневнике.
МЭДЧЕН. Ты когда-нибудь влюблялся? До потери сознания? Или это тема, которой морякам запрещено касаться под страхом смерти?
ДЖЕК. Любовь превращает человека в глупца.
МЭДЧЕН. В этом ее прелесть. Хотя для того, чтобы быть глупцом, любить не обязательно. Я думаю, любовь – это воспоминание. Ты впервые смотришь на человека и осознаешь, что помнишь его. И это тот, кого ты любишь.
ДЖЕК. Но как ты можешь помнить его, если видишь впервые?
МЭДЧЕН. Именно. Ты бывал в Англии? Я спрашиваю, потому что мы говорим на английском.
ДЖЕК. Думаю, я родился в Англии.
МЭДЧЕН. Но ты не знаешь наверняка?
ДЖЕК. Извини. С головой у меня что-то не так.
МЭДЧЕН. Тогда ты точно англичанин, потому что я прочитала много английских книг и у большинства англичан что-то не так с головой. Мне часто снится, как кто-то приплывает на этот остров, увозит меня в Англию и целует на Лондонском мосту.
ПЕТРА. Она сверхъестественно невинна, для официантки бара и дочери тюремщика.
ДЖЕК. Невинные люди крайне опасны. Кто-то это сказал.
ПЕТРА. Кто?
ДЖЕК. Не знаю. Голос в моей голове.
ПЕТРА. Ты слышишь голоса в голове?
МЭДЧЕН. Ты видел Лондон?
ДЖЕК. Мне иногда снится, что я живу в Лондоне, в большом, старом, темном доме на берегу Темзы.
МЭДЧЕН. Как интересно. Ты должен рассказать мне об этом все. Нет ничего более реального, чем сны. Я знаю, что в Лондоне туман. Я так хочу попасть в этот туман. И хочу прочитать все книги в Британском музее. И увидеть переулок Роз, где ходил Шекспир и размышлял о Темной леди, которая разбила ему сердце, и жутковатый дом, в котором Диккенс придумывал всех этих гротескных людей с фамилиями вроде Квилп или Скуирс, с заросшим сорняками садом и солнечными часами. Я отдала бы все, лишь бы оказаться сейчас в Лондоне.
ДЖЕК. Я полагаю, что многие лондонские девушки отдали бы не меньше, чтобы оказаться на острове, где ты живешь.
ПЕТРА. И я – одна из них.
ДЖЕК. Для них это рай на земле.
МЭДЧЕН. Странное у тебя понятие о рае, учитывая, что ты сидишь в тюрьме с крысами. Здесь красиво, не стану с тобой спорить, но козлы воняют.
ДЖЕК. Козлы воняют и в Англии, дорогая. Да и во многих других местах.
МЭДЧЕН. Мне все равно. Нацеплю на нос бельевую прищепку. Там есть астрологи? Я хочу заглянуть к астрологу, хотя не уверена, что мне нужно знать мое будущее. А вдруг оно меня ужаснет? И однако, если есть книга, в которой можно прочитать о своем будущем, кто устоит и не заглянет в нее? Я не устояла даже перед тем, чтобы не заглянуть в «Тристрама Шенди», хотя старый отец Даффи, который обучал меня, напивался в хлам на мельнице, празднуя Великий пост, и был настоящим священником, пока мистер Пистачо не застал его голым в купальне с дочерью епископа, говорил, что «Тристрам Шенди» – очень греховная книга. Вот я и решила, что мой долг – забрать у него порядком зачитанный экземпляр, и перечитывала, пока книга не развалилась вовсе. Если ты не хочешь, чтобы девушка что-то читала, не говори ей, что книга греховная. На самом деле книга эта удивительная, и начав ее читать, оторваться уже сил нет, такая это история.
ДЖЕК. Где? Где я?
МЭДЧЕН. Посередине. Даже в начале ты всегда посередине. А вороны в башне выглядят, как вороны? Или больше напоминают грачей? Или грачи, вороны и вороны – одни и те же птицы? Или они совсем как ворон Эдгара По? Или ворон в «Барнеби Радж»? И почему ворон похож на письменный стол?
ПЕТРА. На мой взгляд, девушка эта глуповата.
ДЖЕК. Нет. Она очень умная, интеллигентная, по-своему. Просто поговорить ей было не с кем.
МЭДЧЕН. Его зовут Джек, как в «Замке Джека Стро». Или Джек Кич, палач в спектакле «Панч и Джуди». Или в «Лавке древностей», но это очень грустная книга, потому что девушка там умирает. Диккенс такой же жестокий, как Бог, но более веселый. У меня иногда возникает предчувствие, что я умру молодой. Если так и случится, и я умру до того, как приеду в Лондон, мой призрак прилетит туда и будет преследовать тебя, если ты сможешь покинуть этот остров, пусть это и маловероятно, но если покинешь, я стану девушкой-призраком, которая будет входить в твою дверь в полночь, оставляя за собой водоросли и огурцы, как одна из утопленниц Шекспира. И моими глазами будут жемчужины.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.