Страница 41 из 101
- Запустили городишко-то. - Ушаков присел на скамейку, с которой Тяпа предупредительно смахнул мусор.
- Я, что ли, запустил? - пожал плечами Бульбаш. - Я вам, Лев Васильевич, что скажу... Вот на этой зоне, - он обвел рукой окрест себя, - бардак невиданный. Все тащат и тащат, гады. Всю страну растащили, а все мало...
- Красиво выступаешь. В тебе политик пропал.
- А что? И пропал, - кивнул Бульбаш, любивший и умевший поразглагольствовать на отвлеченные темы. - Скоро все развалится. Все в труху обратится. Хозяина-то нет.
Раньше городской парк, а не рынок, был центром цивилизации, где собирался весь Лебежск. Весело крутилась карусель, работали аттракционы, цвели клумбы. В пруду плавали утки. Пруд сначала зарос, а потом высох. Утки улетели. Весь парк теперь засыпан мусором. На памятнике Тургеневу чья-то рука прилежно вывела несколько матерных слов. На месте бывшей карусели, радовавшей детей, зияло черное обугленное пятно, как после приземления летающей тарелки. А у изящных чугунных фонарей, сохранившихся еще с довоенного времени, сначала вывернули лампочки, а потом кто-то стянул и сами столбы.
Воровской авторитет был прав - хозяина в городе не было. Мэром Лебежска избрали редактора "прогрессивной" молодежной газеты, прославившейся в свое время бойкими антикоммунистическими репортажами и обвинениями тогдашних отцов города. Обещаний редактор надавал много, вот только вопреки народным ожиданиям с его приходом к власти города-сада не получилось. Новый мэр оказался человеком, в принципе, не способным на какую-либо общественно полезную деятельность да еще болезненно вороватым, так что город приобрел вид населенного пункта, который только что взяли с боем войска противника и успели уже немножко пограбить по праву победителей. Впрочем, Лебежск исключением не был. Вся область приобретала запущенный, нежилой вид. Народ пер все, что плохо лежит, обезображивая свою среду обитания, сея разруху - глохли телефоны, потому что. умельцы спиливали кабели и продавали их в пункты приема металла, по той же причине все время вырубалось электричество. А тут еще бескорыстно старались воспрявшие духом вандалы, которые ломали и гадили не выгоды ради, а из каких-то своих глубоко личных потребностей. И, что самое интересное, этот бардак люди в последнее время уже стали принимать за должное. Привыкли!
- Страшен русский человек, которому дали волю переть все, - усмехнулся Ушаков, оглядываясь на вмятину, где недавно еще был чугунный столб фонаря.
- Ох, бардак вокруг.
- Беспредел, Бульбаш. Что на воле, что на зоне. Везде. Тебе нравится беспредел?
-Мне-не особо.
- Тогда давай прикручивать беспредельщиков.
- Вместе? - хмыкнул Бульбаш.
- Иногда и вместе. Греха в этом нет.
- Лев Васильевич, ну зачем вы так? Вы же меня знаете. Я с ментовкой никогда в паре не работал. И поздно уже начинать. А беспредел мы и сами прикрутим.
- Он тебя сам прикрутит... В общем, к делу. Пробитого ты знаешь, он из твоих краев.
- Знаю.
- Сейчас он где-то здесь. Понимаешь, он с катушек сорвался. И людей кладет, что мишени в тире. Где он хоронится, Бульбаш? Где?
Бульбаш в миг осунулся лицом, отвел глаза и только пожал плечами.
- Бульбаш, - продолжал жать Ушаков, - он же конченый отморозок. И он в разносе. Его надо брать. Ну...
- Я не знаю.
- Зато я тебя знаю... Бульбаш, тебе что-то известно, - брякнул Ушаков наугад. И почувствовал, что попал в точку. Хотя Бульбаш ничем не показал это, но начальник уголовного розыска ощутил, как в душе уголовника что-то всколыхнулось...
- Да не знаю. Лев Васильевич!
- Бульбаш, ты со мной ссориться решил? Давай. Ты же меня знаешь... Я тебя тогда прессовать начну. Мне про тебя все известно. И что живешь ты с Лизкой. И что барыжничает она втихаря...
- Откуда знаете? - насторожился Бульбаш.
- Я все знаю. И обоих вас давить начну... Не выгораживай ты уродов всяких. Пробитый, если что не по нему, и тебя грохнет и на заслуги твои перед воровским миром не посмотрит... Кроме того, с тебя еще по зоне должок. Помнишь, тогда, когда с хачиками разбор на пятерке был, я к тебе как человек отнесся? Или забыл?
- Ничего я не забыл... Эх, Лев Васильевич, были бы вы обычный мент, язык бы отрезал, а ничего бы не сказал. А так вроде свой. Вместе одну зону топтали.
- Правильно...
- У Натахи Вороны он. Девка козырная, ноги из подмышек растут. В манекенщицы хочет. Пробитый только с такими и водится. Он у нее два дня хоронился после той стрельбы в Суворовском. Тихо затаился, обещал ее, дуру, пристрелить, если что. Но она моей проболталась... Так что здесь он.
Так и бывает, что вытаскиваешь счастливый билет. Слишком много в жизни зависит от везения. Сегодня Ушакову повезло...
- Адрес, - потребовал он.
- Поселок Заречный, сразу за Лебежском.
- Знаю.
- На улице Жукова, за водокачкой, халупа вся покосившаяся. И номер счастливый - тринадцатый... Рядом еще хачики дом отстроили двухэтажный. И от бензозаправки эта халупа как на лад они...
- Спасибо, Бульбаш. - Ушаков поднялся со скамейки.
- Не за что... Если только Пробитый еще там. А то он двигать собирался прочь. Так что торопитесь, Лев Васильевич...
- Поторопимся. - Ушаков вынул из нагрудного кармана просторной белой рубашки, подходящей для такой погоды, плоскую рацию "Моторола" и произнес позывные Гринева: - Ноль-три, подъезжай на машине к парку.
- Принято, - донесся голос Гринева.
Глава 9. ВЕРНУЛСЯ ВСЕРЬЕЗ И НАДОЛГО...
Старый психиатр оказался прав. Получилось именно так, как он говорил.
Арнольд проснулся ночью. В окно светил серп луны, выкарабкавшийся из-за шпиля дома напротив клиники. Вдалеке шумел мотор куда-то в этот неурочный час стремящейся машины. Над миром царили тишина и умиротворение.
Он встал, покачнулся. Подошел к окну, повернул раму, вдохнул полной грудью воздух. Голова шумела от выпитого вчера джина.
Ветерок овевал разгоряченное лицо. Наполнившее все вокруг умиротворение стало растекаться и внутри Арнольда. Он вновь почувствовал, что живет в этом мире, а не валяется, придавленный им, как клоп домашней тапочкой.
- Бляха муха, - произнес он.
Он возвращался на грешную землю. Туда, где у него вагон и маленькая тележка проблем. Где не любят слабых. Где нужно намертво цепляться за место под солнцем, если хочешь жить хорошо, а не прозябать. И он вдруг поймал привычную злую волну, ощутил стремление двигаться вперед.