Страница 42 из 74
— Как, сможешь, если что, снова отпроситься на пару дней?
— Опять придётся в счёт отпуска брать, — тихо вздохнула она. — Но ради такого дела, думаю, отпустят. Да и то, в кои-то веки на живую Пугачёву вблизи посмотрю.
Договорились, что, как только мама решит этот вопрос на работе, сразу берём билеты на поезд и я звоню Пугачёвой. Ну или Стефановичу, смотря кто поднимет трубку.
Отправившись на работу ко второй смене, мама успела застать директора типографии, тот отнёсся к ситуации с пониманием, поинтересовавшись тем не менее, в последний раз она отпрашивается, или ещё будут аналогичные просьбы? На что мама, как она передала мне поздно вечером, когда вместе с отцом они вернулись с работы домой, ничего не смогла определённо ответить, чем вызвала скрытое недовольство директора.
— Надеюсь, тебе с ним ещё недолго работать, — успокоил я маму.
Умолчав, впрочем, о возможной помощи с трудоустройством со стороны Михаила Борисовича, раз уж Инга обещала поговорить с отцом на эту тему. Выгорит или нет — пока неизвестно, раньше времени маму обнадёживать не буду.
— А на какие числа отпросилась? На 15-е и 16-е февраля? Вторник и среда, — уточнил я, пролистнув отрывной календарь. — Значит, выезжаем вечером понедельника, 14-го числа. Ладно, я в училище тоже попробую отпроситься на вторник и среду. А как отпрошусь, то наберу Пугачёву, предупрежу, чтобы ждали нас утром 15-го.
С Николаем Степановичем, который, к моему некоторому удивлению, оказался большим любителем Пугачёвой, договориться удалось без вопросов. Но до этого я успел созвониться с Октябрём Васильевичем Гришиным, чтобы спросить его совета. Тот меня успокоил, мол, Пугачёва всё правильно говорит, мне всё равно пришлось бы подписывать договор с каким-нибудь исполнителем, если только я не собираюсь сам выступать с ней на сцене.
— А если мы хотим включить песню в альбом нашей группы? — спросил я.
— Так в договоре этот пункт тоже пропишете. Думаю, Алла Борисовна не будет против, тем более ваша, как ты выразился, группа пока ещё никому толком неизвестна, а Пугачёва уже величина.
Что ж, так тому и быть. Если уж Гришин рекомендует… Ему я звонил на следующий день после разговора с Пугачёвой, в субботу утром, и в тот же день после обеда в моей комнате наконец-то появился письменный стол. Выбирать ездили всей семьёй, благо что письменные столы, в отличие от румынских стенок и финского сервелата, можно было приобрести без проблем даже с самом медвежьем углу страны.
И вот снова вокзал, снова купейный вагон, и впереди — ожидание встречи с восходящей звездой советской эстрады. Или уже взошедшей? В общем-то, учитывая, что зенит славы Аллы Борисовны придётся на середину 1980-х, а впоследствии она станет живым памятником самой себе, можно, пожалуй, сказать, что всё же ещё восходящей.
Белая «Волга» Стефановича поджидала нас, как и было уговорено, на стоянке на Комсомольской площади. Александр Борисович топтался возле машины с сигаретой в зубах, увидев нас, приветливо помахал рукой.
— Сейчас сразу едем к нотариусу, — сказал он, садясь за руль, — Алла подъедет к нему где-то через полчаса.
Вишь ты, деловые люди, привыкли сразу решать вопросы. Хотя, когда мы с ним говорили по телефону — трубку поднял как раз Александр Борисович — он обмолвился, что с вокзала сразу поедем подписывать договор, так как днём у Пугачёвой некие важные дела. Какое-то внутренне чувство мне подсказывало, что в ресторан после подписания договора обмывать данное событие нас вряд ли поведут.
К нотариусу мы добрались минут за сорок, Алла Борисовне поджидала нас, сидя в салоне «Жигулей» 3-й модели, с включённым двигателем, чтобы не замёрзнуть — на улице было градусов 12 мороза. Коротая время, певица курила, хотя при нашем появлении тут же приспустила стекло и выбросила окурок в снег.
— Здравствуйте, молодцы, что приехали, — приветствовала нас Пугачёва. — Вы, я так понимаю, Надежда Михайловна?
Мама, судя по выражению её лица, пребывала в лёгком шоке от созерцания будущей Примадонны, и мне пришлось незаметно толкнуть её локотком.
— А… Да, здравствуйте, Алла Борисовна, — наконец выдохнула она.
— Можно просто Алла, — со снисходительной улыбкой произнесла Пугачёва. — Кстати, Максим, вчера мы уже репетировали песню со Славой Добрыниным, вроде бы неплохо получается.
— Здо́рово, а если ещё и клип снимете, который покажут в «Утренней почте»…
— Пока об этом говорить рано, но кто знает, кто знает…
Процедура составления договора у, судя по всему, давно прикормленного этой парочкой нотариуса не заняла много времени. Я внимательно изучил документ на предмет «подводных камней» и, не обнаружив их, дал маме добро на то, чтобы поставить подпись под договором. Все финансовые расходы, пусть они и оказались не такими большими, взял на себя Стефанович.
Вышли на улицу, Александр Борисович чисто формально поинтересовался нашими планами до отъезда в Пензу.
— Наверное, погуляем по Москве, не на вокзале же сидеть до вечера, — ответил я за нас с мамой и нагло поинтересовался. — А вы куда сейчас?
— А мы во Дворец культуры ЗИЛа, Алла снимается сейчас в кинокартине, там будет сегодня сниматься один из эпизодов.
— Кстати, Саша, — перебила его Пугачёва, — а не включить ли нам эту песню в фильм?
— Хм, не уверен, что Зацепин этому обрадуется.
— Ой, да брось, после Горбоноса его уже ничем не испугаешь[1].
— Ты думаешь? Ну смотри, договариваться будешь сама.
— Как обычно, — усмехнулась певица.
— А можно с вами съездить? — встрял я с наглым вопросом. — Интересно посмотреть, как кино снимают.
Стефанович только набрал в лёгкие воздуха, чтобы явно озвучить какую-нибудь причину для отказа, но Пугачёва его опередила:
— Ну а что, Саш, правда, чего им по городу просто так болтаться?
— Ладно, поехали, — махнул рукой Стефанович. — Садитесь ко мне.
Это уже в наш адрес, Алла Борисовна поехала на своих «Жигулях». Дворец культуры ЗИЛа на Восточной улице живо напоминает по своей архитектуре наш пензенский ДК имени Кирова. В частности, парадным входом с козырьком, опирающимся на колонны. Но мы заходим через служебный вход. Идём коридорами, слышим шум толпы, этой где-то в фойе, мы же идём каким-то закулисьем. И вот мы попадаем на сцену, перед нами зрительный зал где-то на тысячу мест, не больше, по которому перемещаются люди, стоят камеры, софиты, ещё какая-то аппаратура.
— Алла!
От группы людей отделяется фигура мужчины в сером костюме, который двигается в нашу сторону.
— Алла, здравствуй! Приветствую, Саша! Немного рановато подъехали, ну лучше раньше, чем позже. А это кто с вами?
— Это юный композитор, автор моей новой песни Максим…
— Варченко, — подсказал я Пугачёвой.
— Да, Максим Варченко, — улыбнулась Алла Борисовна. — И мама его…
— Надежда Михайловна, — теперь уже подсказал Стефанович.
— Надежда Михайловна, — на этот раз с извиняющимся видом, сделав свои выщипанные в тонкие дуги брови «домиком», улыбнулась певица. — У них поезд вечером, им просто податься некуда, вы не против, если они посмотрят, как снимается кино?
— Хм, ладно, посадим их в массовку, будут изображать зрителей. Вы как, не против?
Мы были не против, хотя интереснее было бы оказаться поближе к съёмочному процессу.
— Александр Сергеевич, у меня к вам ещё будет потом приватный разговор насчёт песни, которую написал этот юноша, — говорит режиссёру Пугачёва.
— Приватный? Что, неужто ещё одну песню в обход Зацепина хочешь втиснуть в фильм?
— Александр Сергеевич, поверьте, она того стоит. Я на днях привезу вам студийную запись, сами послушаете и убедитесь.
— Ладно, — вздыхает её собеседник, — после об этом поговорим.
Александром Сергеевичем, как выяснилось, оказался Орлов — режиссёр фильма с рабочим названием «Третья любовь». Понятно, что в итоге картина получит другое название, а именно «Женщина, которая поёт». В своё время я, ей-богу, ни разу не смотрел этот фильм, лишь случайно какие-то отрывки, так как творчество Аллы Борисовны меня мало интересовало. А теперь нам с мамой предстояло стать соучастниками этого действа, пусть даже мы и мелькнём в кадре в лучшем случае на секунду-другую.