Страница 1 из 94
- Хорошо. Завтра будем вовремя. Не переживай, - поспешила успокоить ее, пока сирена не включилась по второму кругу.
- Спасибо, подруга! Люблю тебя!
- И я тебя…
Когда послышались короткие гудки, я наконец-то смогла выдохнуть. Моя подруга - сродни урагану. Муж у неё тоже был весельчаком и душой компании. Именно поэтому каждый год они отмечали годовщину брака с размахом: теплым майским вечером созывали на дачу родных и друзей, жарили шашлыки на мангале, пекли на свежем воздухе вафли для ребятни, устраивали танцевальную вечеринку, и призывали всех дурачиться и пить. Особенно приветствовалось последнее, ибо Верухины никак не представляли веселье без алкоголя.
И вот эта самая годовщина как раз должна была состояться завтра.
Я положила смартфон на стол и осушила одним глотком остатки сока в стакане.
- Намечается сабантуй? – спросил отец, затем опрокинул стопку.Он позволял себе расслабиться лишь по пятницам, перед выходными, отработав на неделе последнюю рабочую смену.Я всегда составляла ему компанию в такие вечера, правда сама ограничивалась чаем или соком. Признаться, это стало маленькой традицией после рождения Тёмки.
- У Лизы и Жени завтра годовщина. Пять лет, как женаты.
- Во сколько надо быть?
- К пяти. Помогу нарезать овощи и подготовить тесто.
- Тебя подвезти?
- Было бы неплохо. Я, конечно, могу и автобусом, но сам понимаешь: мотаться с Тёмкой по дорогам нелегко.
Мой хитрый жук тут же появился в дверном проеме и сонно потёр глаза.
- Мам, ты обещала дочитать мне пло Алладина. Я не усну без него.
При виде сына в груди потеплело. Мой белокурый кудрявый хитрюга. Даже после прочитанной сказки он ни в какую не хотел ложиться. А если уж про Алладина или Синдбада, то и вовсе засыпал меня сотней вопросов: «Почему? Зачем? А как?», заканчивая свою тираду излюбленной фразой:
«Мам, но ведь так не бывает!»
Я, конечно, смеялась и скидывала на выдумку, но Тёму было тяжело переубедить в обратном. Он многое из услышанного пытался воплотить в жизнь. Вот и сейчас, пока шла за ним следом, мне вспомнилось, как после первого прочтения восточной сказки, сын сел по-турецки на середину ковра в зале и приказывал тому взлететь. Отец же за проделки Артёма меня по голове не гладил, а советовал читать ему что-то нормальное.
Папа обожал внука, чего не скажешь о том, кто был вписан в графу "отец" в свидетельстве о рождении. Илья, с которым я переспала три раза, заявил, что ребёнок не от него, и отчалил на чёрных парусах, разнося по району сплетни о том, какая я гулящая девка. На эти оскорбления мне ответить было нечего, да и не хотелось. Я чувствовала себя виноватой, в слезах порывалась сделать аборт и избавиться от малыша, чтобы вернуть любимого. Однако у папы на искоренение таких глупостей имелись свои методы: отругал, зарядил пару раз ремня и запретил. Прекрасно помню, как он гневно выпалил, что воспитаем малыша сами, и вышел, стукнув дверью. Позже я узнала, что отец ходил к Илье домой с твёрдым намерением навалять моему обидчику, но бывший парень исчез из города. Его родители так и не пустили за порог несостоявшегося родственника.
Темке совсем недавно исполнилось четыре, а от меня, прежней идиотки, остались только призрачные надежды, что все когда-нибудь изменится и Илья признает сына. Я не питала иллюзий и не желала его любви, но каждый раз, когда видела счастливые полноценные семьи, сердце щемило от боли.
- Заснул? – усталым и слегка охмелевшим голосом поинтересовался отец.
- Да. Опять засыпал меня вопросами. Любознательный он у нас, пап. Вырастет, в университет пойдет, наверное.
- Не загадывай наперед. Главное, чтоб руки у пацана росли откуда надо.
- Голова на плечах тоже нужна…
- Твоя правда, - неохотно согласился отец. Он хотел еще что-то сказать, но так и застыл на вдохе.
Видя осунувшееся лицо родного человека, мне стало его немного жаль. Два года назад он разменял шестой десяток. Макушка облысела, волосы посеребрили, а на подбородке, лбу и вокруг глаз залегли глубокие морщины. Разве что осталась военная выправка. Не один год он служил контрактником. Дослужился до старшего лейтенанта, но потом ушел на стройку. Помнится, после увольнения папа обозвал всех «продажными шкурами» и убрал свои награды в нижний ящик комода, где хранил фотографии мамы. Мой главный защитник, пожертвовавшим многим, чтобы дать мне хоть часть той любви и заботы, которую я могла получить, будь мамуля жива.