Страница 6 из 47
- Конечно, такая программа для меня большое искушение, - сказал он с улыбкой немного деланной, - но я все-таки уверяю вас, мисс, что мне невозможно, положительно невозможно принять лестное приглашение, так любезно вами переданное.
Нетти смотрела на него с глубоким недоверием.
- Да наконец, что все это значит? - вскричала она. - Вы только недавно восхищались этим планом... Корнелиус, - сказала она серьезным тоном, - дайте вашу руку Жюльете, мне нужно поговорить с господином Армстронгом.
Прежде чем Франк успел опомниться, он уже очутился под руку с Нетти Дашвуд, немного позади Ван Дика, ведшего Жюльету Брэнтон.
- Что значит этот каприз и упорство? - спросила тотчас Нетти своего кавалера таким тоном, каким мать бранит своего ребенка. - Целых два часа я изощряюсь в разных уловках, чтобы доставить вам приглашение к моему дяде, мне достоверно известно, что вы этого желали, - и когда я, наконец, в этом преуспела, так-то вы принимаете результат моих усилий? Так-то благодарите меня за мои старания приблизить вас к Жюльете, а?
- Да, я чувствую, насколько мое поведение должно вам показаться глупым, сказал молодой человек. - Я не умею выразить, как я вам благодарен за то, что вы для меня сделали. Но все это только сильнее дает мне почувствовать мой долг и мою обязанность... Мне не следует быть и Бише... Ни за какие блага не следует допускать, чтобы это продолжалось...
Нетти Дашвуд своенравно встряхнула своими кудрями.
- Вот уже этого я никак от вас не ожидала: отступать перед трудностями. А это недостойно увенчанного лаврами выпускника Вест-Пойнта!
- Это не потому, чтобы я боялся, поверьте, - ответил Франк, краснея. - Но я должен вам признаться, что все его меня ужасно тяготит. Будем откровенны, я не хочу быть замешанным в этом заговоре... Ну, пожалуйста, не сердитесь, не отнимайте так скоро вашей руки. Я знаю и чувствую, что могу рассчитывать на вашу дружбу, и я высоко ее ценю, поверьте, мисс Нетти! Так подумайте же одну минуту об этом. Может ли судья Брэнтон принять меня в зятья? Нет, не так ли? Ну, так скажите, честно ли будет с моей стороны пользоваться его гостеприимством для того, чтобы так или иначе повлиять на его решение? Я знаю, что вы ни одной минуты не задумаетесь и согласитесь со мной...
- Об этом надо было думать, сударь, раньше, - возразила Нетти со смехом. Что же, вы хотите предоставить Жюльету этому олуху Корнелиусу?
- Мисс Жюльета, я уверен, сделает достойный выбор, - серьезно ответил Армстронг. - Я отдал бы жизнь, чтобы быть тем, на кого падет этот жребий; но согласитесь, что без самоунижения я не могу с этой минуты записаться в ряды искателей. Она богата, красива, единственная дочь... тогда как все мое состояние - эта шпага, носить которую я приобрел право только три дня тому назад. Предоставьте меня, мисс Нетти, моей судьбе. Если труд и жажда отличиться значат что-нибудь в той карьере, которую я избрал, то клянусь, что я добуду хоть немножко славы и вместо большого состояния сложу ее у ног той, которая согласится назвать меня своим мужем.
Между тем они приблизились ко входу в школу. Нетти молчала и казалась убежденною доводами своего кавалера.
- Вы хороший человек, и одно это уже имеет цену в глазах женщины, сказала Нетти так серьезно, что тронула Армстронга.
В эту минуту Жюльета, шедшая впереди, прежде чем переступить порог, обернулась и спросила Франка с грациозной улыбкой:
- Ну, что же, убедила вас Нетти? Будете вы в числе наших гостей?
- Нет, я решительно не могу, - произнес он с видимым усилием. Благоволите, мисс Брэнтон, передать вашему почтенному батюшке мою благодарность и мои сожаления.
- В таком случае прощайте! - сказала Жюльета. И, несмотря на свое неудовольствие, она все-таки протянула ему руку.
Тут же раздался и другой голос:
- Прощайте, господин Армстронг, - сказала в свою очередь Нетти молодому человеку. - Помните, что у вас в Бише есть преданный друг.
Армстронг удалился, но сердце его сжималось и ныло под его блестящим мундиром.
Глава 3
СТРАННЫЙ ДОМ
Эта ночь, столь тихая и свежая в Вест-Пойнте, была убийственно тяжела в Нью-Йорке. Луна, наполовину закрытая темными облаками, освещает Пятую авеню, по которой бродят люди, вышедшие из душных домов на улицу подышать свежим воздухом. На подъездах, на тротуарах - всюду виден народ: мужчины с сигарами во рту и женщины с веерами в руках. В центральном парке двигается густая толпа гуляющих, высматривая местечко на скамейке или на лугу. На улицах лежат собаки, высунув языки и тяжело дыша; они уверены, что по такой жаре их не будут беспокоить проезжающие. Изредка разве прогромыхает запоздавший извозчик, едущий на ночлег.
По берегам Гудзона лодки и шлюпки стоят неподвижно на якорях, и только легкая зябь у носовой части их напоминает, что под гладкой как зеркало поверхностью быстрое течение несет потоки воды. Сотни портовых рабочих отдыхают, растянувшись на берегу.
Одним словом, это одна из тех редких летних ночей в Нью-Йорке, когда можно вообразить себя где-нибудь в Каире или Калькутте.
И вот среди этой подавляющей тишины ночной поезд врывается с шумом в город, летит по мосту, изрыгает целые тучи дыма и искр, раздается пронзительный свисток, и среди шума колес, шипения выпускаемого пара, неумолкающих звонков поезд подкатывает к дебаркадеру центрального депо.
Человек двенадцать пассажиров вышло из вагона; в числе их были Мак Дайармид и Эван Рой; не обращая внимания на зазывания кучеров, они пешком направились к авеню Лексингтон и остановились перед большим каменным домом, подъезд которого был освещен и выделялся среди соседних темных домов.
Эван Рой позвонил, и в дверях тотчас показалась голова старого слуги-негра с седыми волосами; на лице его расплылась широкая улыбка, как только он узнал Мак Дайармида.
- Входите, масса , входите, наш повелитель, - говорил он, вращая белками своих больших глаз, блестевших от радости.
- Как поживает матушка? - были первые слова молодого человека.
- Барыня здорова, но барышня не смогла ее уговорить выйти на улицу. Она предпочитает пройтись по саду и говорит, что один вид городской улицы уже делает ее больною.