Страница 39 из 47
Ван Дик начинал понимать, что происходит, но не подал и вида...
- Не понимаю... каким образом все, что вы говорите, может касаться меня?
- А вот каким образом, - ответил незнакомец, - меня зовут Мак Дайармид. Поняли? А подлый негодяй, шпион, постаравшийся лишить Мак Дайармида производства, подлец, изменивший впоследствии и долгу своей службы, прозывается Корнелиусом Ван Диком.
Уже за минуту перед тем Ван Дик опустил руку в карман, где, по обычаю американцев, носил револьвер.
Что касается Мак Дайармида, то он говорил, не возвышая голоса, отчеканивая слова и в такт ударяя хлыстом по сапогу. Хоть беседа их велась тихо, не выходя из пределов обычного разговора, тем не менее в выражении их лиц, в позе было что-то особенное, и люди, всегда жадные до зрелищ, уже обступили их.
Как только Мак Дайармид произнес рядом с именем собеседника слово "подлец", Ван Дик вынул руку из кармана; в ней был пистолет. Он поднял его и выстрелил почти в упор в своего противника.
Но одновременно с выстрелом послышался свист хлыста. Мак Дайармид ударил по руке Ван Дика и вышиб револьвер. Парируя по правилам фехтования руку Ван Дика, он полоснул его хлыстом дважды по лицу, по правой и по левой щеке, оставив на них синеватые полосы.
Все это произошло в мгновение ока. Некоторые из толпы бросились к Ван Дику и оттащили его подальше. Но никто не посмел коснуться Мак Дайармида.
Корнелиус воспользовался своим положением и начал осыпать своего противника самыми оскорбительными прозвищами; Мак Дайармид стоял безмолвно и только оглядывал врага с явным презрением.
В это время из толпы вышел широкоплечий господин с рыжей бородой - это был Эван Рой; он поднял с пола револьвер и вынул из него патроны.
Ван Дик, высвободившись из державших его рук, с лицом, на котором сияли две синие полосы, особенно заметные на багровых щеках, как безумный озирался вокруг... Ему казалось, что весь форт Лукут неожиданно очутился в Нью-Йорке, чтобы быть свидетелем его позора. Перед его глазами мелькнули капитан Сент-Ор, капитан Штрикер, капитан Бюркэ, поручик Армстронг - все изумленные смелостью Мак Дайармида. Наконец, тут же очутился и Марк Мэггер.
А Мак Дайармид все улыбался.
Между тем Эван Рой, покончив с револьвером, подошел к злополучному Ван Дику и, протягивая оружие, громко сказал с изысканной вежливостью:
- Вот ваша игрушка, сударь. Я вынул патроны, чтобы вы как-нибудь нечаянно не поранили себя. А то, чего доброго, и до беды недалеко.
Зрители расхохотались и, так как, по всему судя, зрелище не должно было иметь продолжения, многие повернулись, чтобы разойтись по своим углам, как вдруг Корнелиус, выведенный из себя, закричал с азартом:
- Хорошо смеяться, когда вас семь против одного!.. Но если бы здесь нашелся порядочный человек, готовый быть моим секундантом...
Он посмотрел на своих прежних товарищей по оружию. Капитан Бюркэ, сошедшийся с ним во время совместного проживания в форте Лукут, не мог остаться равнодушным к его призыву.
- Я готов служить вам, любезный Ван Дик, - сказал он, выходя вперед. - И пусть никто не скажет, будто ни один из старых товарищей не откликнулся на ваш призыв.
Несчастный ухватился за протянутую ему руку, как утопающий хватается за поданный ему шест.
- Вот, смотрите: человек, которого я совсем не знаю, меня оскорбил. Прошу вас, дорогой капитан, разъясните это дело... Меня вы найдете на Пятой авеню.
- Хорошо. Я берусь за это.
И Ван Дик поторопился уйти, чтобы скрыть в ночной темноте свое великое унижение.
Капитан Бюркэ, как и большая часть офицеров армии, ирландец и хвастался знанием всех тонкостей по ведению так называемых "дел чести". Подойдя к Мак Дайармиду и Эвану Рою, он изысканно вежливо поклонился и повел такую речь:
- Господа, я не имею чести быть с вами знакомым, но я у полагаю, что церемонии взаимного представления будут излишни, если я объявлю, что обращаюсь к вам от имени моего друга Ван Дика.
Говоря это, он протянул Мак Дайармиду свою визитную карточку.
Тот взял ее с легким наклоном головы, потом вынул из кармана и вручил капитану в обмен свою карточку со своим именем и адресом.
- Очень рад с вами познакомиться, - сказал с новым поклоном капитан. Угодно вам предоставить мне вести переговоры с кем-нибудь из ваших друзей?
- Вот мой родственник, господин Эван Рой, вы можете вести переговоры с ним.
И, поклонившись, он ушел. Ирландец и горец остались вдвоем.
Эван Рой тотчас почувствовал потребность поставить себя на высоту положения данной минуты, и так как приемы высшей дипломатии и любезности соединялись в его мыслях с представлением о бутылке хорошего вина, то он и начал с церемонного заявления:
- Не находите ли вы, капитан, что говорить об этом щекотливом деле всего лучше, сидя в отдельном кабинете за стаканом доброго вина?
- Прекрасная мысль! - воскликнул офицер. - Я к вашим услугам.
И оба секунданта направились вместе по лестнице, ведущей в верхний этаж.
Между тем Армстронг быстро подошел к Мак Дайармиду.
- Вы с ума сошли, - сказал он тихо, горячо пожимая его руку, - мало того, что вы объявились в Нью-Йорке, вы еще затеваете целый скандал, и это после того, как вы только что... Вы знаете, на что я намекаю... Вы что же, хотите себя погубить?
- Мой милый Франк! В награду за смелость мне удалось увидеть вас, и этого довольно, чтобы вознаградить меня за некоторые неудобные последствия моего появления здесь. Но у меня были серьезные дела, с которыми надо было покончить. Надо было обеспечить мать и сестру и, наконец, наказать этого подлого мерзавца...
- Да какие у вас счеты с Ван Диком? Я не знал, что вы с ним знакомы.
- Какие у меня с ним счеты? - переспросил Мак Дайармид глухим голосом. Так знайте же, что Ван Дик разрушил мою карьеру и исковеркал мою жизнь; он сделал меня бунтовщиком и бросил на ту дорогу, с которой нет выхода, кроме смерти или изгнания. И все это из-за нарушения пустого правила, до которого ему и дела никакого не было. Вы помните ту дурную отметку, которую мне поставили и которая решила мою участь? В течение многих дней я разузнавал, расспрашивал и, наконец, убедился, что этот донос сделан был Ван Диком. Он проходил по коридору, идя к генералу, приложил глаза к замочной скважине и увидел нас курящими. Он поторопился так громко заявить об этом, что комиссия не могла оставаться глуха к его заявлению, отправилась в дортуар и застала нас с поличным, то есть с сигарою в зубах. Я узнал это от одного из офицеров-очевидцев. Вы удивляетесь, что до сих пор я вам не говорил об этом ни слова? Это потому, что мне хотелось одному казнить мерзавца. Теперь вы понимаете, почему я явился сюда поговорить с ним; ведь на поле битвы это мне не удалось, он сбежал.