Страница 4 из 10
Два смешных чемодана на колесиках, похожие на крокодилов, проехались по передней прямо в большую комнату. Много добра вместилось каждый такой чемодан. Сын получил кожаную куртку, всю в блочках и молниях, дочь – все остальное. Для жены он положил на стол что-то мелкое, механическое, для работы.
– Как ты просила.
– Зоя, принеси прибор для отца, – сдержано произнесла женщина. – Мой руки, Клим, садись за стол. С приездом тебя.
Из резного деревянного буфета показалась бутылка коньяка. Она старалась быть хорошей женой. Того, что произойдет дальше, она не ожидала. Клим выложил на журнальный столик пачки денег.
– Вот деньги, рубли и валюта, – начал он.
– Да, да, – подхватила Зойка. – Все эти тряпки можно купить здесь и гораздо дешевле. Не трать больше валюту. Правда, мама?
– Уместное замечание, – усмехнулся Клим. – Оставьте-ка нас с матерью, пойдите, погуляйте. Будьте во дворе, есть серьезный разговор.
Они ушли. Оставшись наедине, Клим сказал просто, словно о чем-то обыденном.
– Я ухожу, Оля. Не от тебя и не к другой. К самому себе. Этих денег пока хватит, устроюсь – буду присылать.
Ольга молча наклонила голову и ушла на кухню.
Собрать личные вещи бы делом одной минуты. Клим сбежал вниз. Во дворе поджидали взрослые сын и дочь. Присев на скамейку, он со всей серьезностью поведал им о своем решении. Увидел, как опустились их головы, как заблестели девичьи слезы.
– Все, – сказал детям.– Я пошел. Подрастете – поймете, а сейчас примите, как данность. Я вас люблю и не бросаю,– он поднялся, держа в руке небольшой чемоданчик.– Живите, как жили. О деньгах не беспокойтесь.
В билетную кассу очередь была немалая. Все отпускники ехали через Москву, все были недовольны новым порядком покупки билетов с паспортом. Заняв очередь, Клим поспешил в товарное отделение оформлять доставку машины. Это сьело немало времени, но он успел и там и тут. С билетом и квитанцией в кармане направился в гостиницу.
Ночь была светлая, северная, городская. Солнце стояло за очертаниями кирпичных домов. Климу подумалось, что вот и кончилось для него море, что он свободен и одинок под слабыми мигающими звездочками. Новая жизнь уже началась.
На другой день сын провожал отца.
Посадка уже заканчивалась. В купе шестого вагона с удобствами устраивалось на ночь семейство из трех человек, родители с дочкой. Они обрадовались Шурке, решив, что именно он будет их попутчиком.
– А вот я его пирожком угощу, ну-ка, еще горяченьким, – захлопотала хозяйка, ласково поглядывая на молодого человека.
Узнав, что едет не мальчик, а его отец, они сдержано поздоровались с Климом. Забросив чемоданчик на полку, отец с сыном вышли на перрон.
Вокруг царила обычная вокзальная суета. Спешили с чемоданами, везли на колесиках корзины и баулы, прощались, целовались. Пахло копченой рыбой, северными дарами для южных родственников. Все как всегда. Разве что среди пассажиров чаще обычного виднелись матросские воротники и бескозырки, или что ни взрослые и ни дети еще не успели загореть. На отдых отправлялись целыми классами, человек по двадцать, под присмотром руководителя, сумевшего пронять очередного спонсора.
Спешили по перрону и мальчики-южане, вносили в купе ящики и коробки со знакомыми наклейками. Босс стоял скрестив руки и наблюдал за погрузкой. Клим усмехнулся, кивнул ему.
Отец и сын прошлись вдоль вагонов.
– Обижаешься на меня, Шурок?
Тот уклонился от прямого ответа. Клим отметил взрослое поведение сына-выпускника.
– Не усекаю, скажем так, – скупо усмехнулся тот.
Клим потер рукой подбородок.
– Завис я, сын, завис, как твой компьютер. Вот и все.
– Как это, батя?– снисходительно посмотрел тот. – Мой комп, между прочим, не зависает.
Клим закурил, посмотрел себе под ноги.
– Когда-то в юности я, видно, выбрал не ту дорогу. Попробуй-ка угадай в шестнадцать лет! Вроде, все как у людей, живи-радуйся, а мне мелко, глубины нет. Каждый день одно и то же, проскальзываю, как в смазке.
– У кого иначе?
– Я про себя говорю. Знаешь, почему я в море ходил? Не поверишь. Чтобы по берегу скучать, домой стремиться. Вернусь с рейса, а на берегу ничего не понятно, ну, и скорей обратно в море, о возвращении мечтать, хоть какое-то занятие. Сплошной самообман.
– Но ты же старпом!
– Поднаторел, верно. А понимать – ничего не понимаю. Только душа горит, просто пылает.
Он замолчал, заметив, что босс тонким кавказским слухом ловит их разговор. До отправления оставалось десять минут. Это много, когда душа твоя уже простилась с прошлым, и ты весь устремлен вперед. Шук хмурил брови. Он не осуждал, и по-юношески готов был восхищаться отцом, как всегда восхищался им. И красавец-корабль, которым он гордился перед друзьями, хотя, сказать по-честному, старпом – это еще не капитан, а у его друзей отцы были и капитанами. Вообще, у него были хорошие друзья. И все, как один, шли в морское дело. Кто в училище, кто в армию, на флот.
– Не жалко бросать корабль? – спросил он.
– Нет, – с неожиданной беззаботностью ответил Клим. – Наелся под завязку. Новая жизнь зовет. Не пойму, какая, а зовет. Уходить надо, пока все на мази, вертится, работает, когда и без тебя справятся. Ясно?
– Ясно. Пока уговаривают остаться, да?
– Вроде того. Но это не главное.
– А что главное?– насторожился юноша и затаил дыхание, ожидая чего-то необыкновенного, что сразу решит и его проблемы.
– Главное – это твое решение,– Клим посмотрел на большие вокзальные часы..
Отец и сын помолчали, направляясь к вагону.
– В Москве один будешь? – ревниво спросил сын.
– Один.
– Силен, отец!
– Не сердись, Шук. Как устроюсь, вызову тебя. Поступишь учиться. Москва же!
– Спасибо, батя!
– Какой я батя! Бродяга вселенская, а не батя. Все, прощай.
Поезд уже набирал скорость. Вскочив на подножку, Клим прошел в купе.
Нельзя сказать, что Птичий рынок – место, малоизвестное москвичам. Многие любят проводить здесь выходные дни, обычно, правда, ближе к весне, ближе к лету, и охотно покупают там все, что душе угодно, душе простой, неприхотливой, потому что купить здесь только и можно, что вещи простые, всё, что хочешь. Приходите, пока не перенесли "Птичку" за кольцевую автодорогу.
Еще издали, при подходе к воротам уже встречают вас продавцы котят и щенков, глядящих чистейшими глазами, впервые увидившими свет; тут же предлагают цыплят, кроликов; а уж канареек, попугайчиков… Где в Москве купишь козленка? Только волков нет. Хотя, может, и продали какого, слепым щенком. Внутри рынка тесно от рядов под узкими навесами. Чего-чего нет! Вот развешены рыболовные сети с ячейками мелкими, средними и крупными – на окуня, щуку, на семгу. Тут же удилища, лотки с приманкой, мотылем и червями, аквариумы пустые и полные воды, с цветными гротами, водорослями. А рыбки! На любую мечту. Толпа любителей собирается в проходах и говорит, говорит, как на восточном базаре. Смех и хохот.
Душа взлетает на птичьем рынке!
Здесь покупали снасти и припасы Павел и Сергей, муж Ирины. Все были молоды. Павел и Настя лишь недавно вернулись со строительства гидростанций, Ирина снималась в первых фильмах, а Сережа все решал, решал свои задачи по сверхпроводимости. Какие бывали застолья, какие вечера! А всего-то по случаю поездки на Птичий рынок!
Сегодня на Птичьем рынке Ирина выбирала подарок для Павла. Она толкалась уже битый час, даже отдаленно не представляя, что ей нужно, как вдруг увидела его, свой подарок. Вот он, зеленый пятнистый жилет, сплошь состоящий из карманов, с рюкзаком на спине, украшенный погончиками и золотистым ромбом, но не военный, без броневой прокладки,
– Бронежилет, – подмигнул продавец, проследив ее взгляд.– Семнадцать карманов на любую тару. Все по уму, хоть весь магазин неси.
Жилетов висело несколько. Карманчики на липучках, на кнопках, на молниях, подкладка тоже изнутри с карманами, застежка на вытяжных металлических пуговицах. Длинный карман на груди для авторучки, и для сигарет, и для зажигалки, надежная, долговременная вещь, сшитая на хорошей машине умелыми руками.