Танцующая пустоту

– Прислужница людей! Жалкая! Пшшш… Предательница! Земля мучается от них, так они под землю… Люди… Пшшшш…

Люся крепко сжимает веки, но она уже увидела… Влажный чешуйчатый хобот, тёплый и липкий. Страшное – поцелуй этого хобота, поцелуй намертво. Люся ждёт. Харм возится, трепещет где-то рядом. Устраивается поудобнее возле Люси – так пчела устраивается на цветке, собираясь пить нектар.

Люся сжимается. Затихает под тёплым склизким объятием и старается расслабиться – вопреки происходящему. Рот, чуткий, липкий хоботок щупает, ищет ямку на шее, там, где пульсирует жизнь. Присасывается намертво – звук, похожий на поцелуй. Хочется кричать. Нельзя провоцировать. Рано. Силы начинают быстро убывать, слишком быстро… Пора!

Вёрткое движение, полуоборот. Люся выскальзывает. Кричит, но не слышит себя… Отдирает. Шмяк! Размякший харм шлёпается на пол. Хватит и полсекунды. Люся хватается за кинжал и рассекает воздух. Не думает о меткости, вообще ни о чём не думает, бьёт, часто промахивается, продолжая кричать. Визг харма напоминает экстренное торможение поезда.

Харм падает. Обмякший хобот сворачивается восьмёркой – мёртвая бесконечность. Двустороннее чудище, острый хвост и размякший хобот, оно будто спит. И не нужно на него смотреть, не стоит вглядываться в смерть. Вероятно, Люсе достался слабый харм. И ещё – ей повезло. Снова. Дрожащей рукой Люся закладывает кинжал в ножны. Рукоятка кинжала будто сделана под Люсину ладонь, ребристая, удобная; на ней орнамент, парочка крыс с переплетёнными хвостами – традиционная гравировка, знак дружбы сущностей Подземья. Люся любит настороженным движением касаться лезвия, ежи-путейцы хорошо затачивают, они профессионалы во всём…

– Люди любят всё красивое, а хармов люди не любят, не любят! – говорит она, обращаясь к кому-то невидимому и будто смиряясь с чем-то. Её голос дрожит от странного чувства, среднего между жалостью и презрением.

И тут Люся впервые видит это – метаморфозу. Шкура харма расходится волнами, дышит, дрожит и лопается воздушным шариком. Харм сбрасывает шкуру. Он расширяется, расползается, словно переваривает сам себя, метаморфоза происходит стремительно. Хобот сморщивается, как засохший стебель, и отваливается. Щёлк, щёлк, щёлк! – ломаются косточки, и трещит, разрастается голова, а руки харма-человека тянутся, они раздвигают тьму, как ветви деревьев стремятся к свету, только в сотни, тысячи раз быстрее! Кости и мышцы обтягиваются свежей, влажной человеческой кожей, она пахнет, как кожа младенца; на голове растут жёсткие чёрные волосы. Зрачки харма расширяются, почти полностью заполняя глазницу хищной чернотой.

Харм становится человеком. Так вот как это выглядит! Молодой мужчина пытается подняться, ноги не слушаются, и он падает. Превращение заканчивается, мелкая дрожь слабости сотрясает его. Человек растопыривает костлявые пальцы и смотрит на них в недоумении, он будто не понимает, куда делись его острые хищные когти, и кто он теперь.

– Люся, – говорит человек-харм. – Убивают только смертные. Ты смерти никогда не знала. Так зачем?

Люся взмывает вверх и летит прочь. Подумать только – харм превратился в человека, она ведь почти не верила, что метаморфоза реальна! Люся никогда не видела превращений, особенно таких страшных.

– Подожди, не улетай! Какой бы ни был я змеёй, умру человеком, – слышит она голос позади. – Ты говорила, что пришла с миром. Зачем?

– С миром не получилось.

– Неважно. Говори, зачем пришла.

– Я хочу узнать про солнце.

– Всего-то! Думал, ты задумала что поинтересней, – голос харма звучит слабо, силы покидают. – Мы ненавидим солнце, – совсем тихо говорит он.

– Но что такое солнце на самом деле, ты знаешь?

– Знаю. Тебе… не понравится.

– Буду рада любому ответу.

– Хорошо. Солнце – это 74 % водорода, 24 % гелия, 1 % кислорода, совсем немного железа, магния, натрия, кальция, никеля, кремния, серы, азота и неона. А ещё это горячий, взрывоопасный котёл.

Человек-харм замирает. Можно подумать, он спит.

Глава пятая

Пассажиры

– Чудится, кажется, после припомнится, было – забудется, не было – вспомнится…

У Люси тихий, приятный голос, в котором хочется забыться, в смысл вникать не хочется, а слушать, слушать, как мелодию. В её голосе слышится обволакивающий звон лабиринтов пустого Подземья.

«Чудится, кажется…» Что говорит эта девушка? Пассажиры оборачиваются и не могут понять. Слова ускользают, утекают и растворяются… Девушка стирает буквы на двери, и все в вагоне наблюдают за ней. Стирает буквы, хулиганка! Люся знает, что многие хотят остановить её. И не могут – сами не знают почему! Они чувствуют, Люся необыкновенная, к ней лучше не подходить, её лучше не трогать.

Одна за другой исчезают:

П, Р, И, Л, Я, Т, Ь, С, Я

– и получается слово

С ОН

Быстрым шёпотом Люся читает заклинание:

– Сон, сон, сон! Чудится, кажется, после припомнится, было – забудется, не было – вспомнится! А что мне откроется – то вам и не снилось!

Никто не видит, как за окном случается настоящее волшебство. Тоннель раскалывается, расступается, и по открывшемуся порталу, по серебристому пути, высекая пространство искрами, мчится призрачный поезд. В поезде пассажиры в спецовках и в касках, перепачканные, весёлые, только чему они радуются – непонятно. Это призраки! Рэд говорит, они погибли при строительстве метрополитена, Рэд улыбается – «великие люди». Они машут Люсе и поют песни, они давно забыли, как попали в свой поезд, но помнят, что делали что-то хорошее и теперь празднуют, что хорошее получилось. Они построили метро. Тоннель шепчет, шепчет, поезд повторяет, повторяет, чтобы не забыть…

Древнее колдовство Сна Подземья: стереть буквы на двери и долго смотреть сквозь С ОН на дверях поезда. Но никто, кроме Люси, не видит из окна поезд-призрак и поющих людей. Ей не с кем поделиться восторгом, она развлекается в одиночку.

«Каждый из вас видел солнце. Вы не понимаете, как вам повезло», – думает Люся, глядя на пассажиров. Те утыкаются в смартфоны, читают книжки, пьют миры и сюжеты, носят наушники – вливают в себя музыку. Они забываются… «Наверху под солнцем вы не сидите в смартфонах, верно? Если бы у нас, в Подземке, тоже было бы своё солнце! Нет, у нас от скуки можно только колдовать».

Правда, в последнее время вместо колдовского НЕ ПРИСЛОНЯТЬСЯ вешают пластиковые наклейки с человечком. С ними не поколдуешь, не посмотришь призрачный С ОН. Пластиковые наклейки придумали для того, чтобы в мире стало меньше волшебства, а значит, тревоги.

Если рядом колдунья, это чувствуется всегда – смутной тревогой или странной беспричинной радостью. Пассажир присмотрится, оторвёт от смартфона взгляд нечаянно… Отчего так хочется глядеть на милую девушку? Таких называют «серыми мышками». Бледная кожа, никогда не ощущавшая солнечных лучей, рваная стрижка, выцветшая сумочка на плече, неприметное платье, на ногах кроссовки. Глаза у Люси серые, странно, вокруг них нет морщинок. Это пассажиры научили Люсю играть в гляделки, они же часто играют так друг с другом, кто кого переглядит, посмотрят-посмотрят – и разойдутся; Люсе игра понравилась, и она всегда выигрывает. От взгляда, полного неземного понимания, становится не по себе – Люся глядит из-под гладкой прямой чёлки, глаза будто подведены пепельным карандашом, дымчатый взгляд пробирает, пугает. Пассажир отводит глаза и утыкается в смартфон – вот Люся и победила в гляделках. Пассажир чувствует: девушка напротив знает что-то, владеет непостижимой тайной, и многие в вагоне ощущают тайну, и хотят выследить странную девушку, но – вот беда! – дела не пускают. На её шее звенят металлические жетоны – Новосибирск, Санкт-Петербург, Нижний Новгород, стучат пластиковые – Минск, Екатеринбург, Днепропетровск, Харьков… Какой-то сумасшедший с маленькими холодными глазками подарил Люсе ожерелье из жетонов, «жетонолье-жетонолье, где подземье – там подполье», но имени сумасшедшего Люся не помнит – это произошло много, много поездов назад… В Подземке время измеряется в поездах.