Страница 20 из 33
Итак, шейх согласился, наконец, назначить стражу, но он все еще слишком не доверял белым невольникам, чтобы позволить им сторожить вместе.
Он спросил у крумэна, кто из белых больше всего пострадал от жестокого обращения Голаха. Крумэн указал на Билля.
- Бисмиллях! - вскричал старый араб, когда узнал, что вытерпел моряк. - Я теперь не боюсь, что он нам изменит; пусть он сторожит первым, и после всего, что ты мне сказал, я легко повторю, что его желание отомстить помешает ему закрыть глаза в течение целого месяца!
Один из часовых стоял на берегу в сотне шагов к северу от дуара. Ему было приказано проходить пространство около ста шагов. Другой был поставлен на таком же расстоянии к югу от лагеря, а Билль должен был прогуливаться между двумя арабскими часовыми. Каждый из них, встречая его в конце назначенного ему обхода, должен был произносить слово "акка".
Что касается арабов, то предполагалось, что они достаточно опытны, чтобы отличить врага от друга, не имея надобности прибегать к паролю.
Шейх, которого звали Риац-Абдалла, пошел в одну из палаток и затем вынес оттуда огромный пистолет или, скорей, мушкетон. Он отдал его моряку, советуя ему через толмача стрелять только тогда, когда он будет уверен, что убивает Голаха или одного из его спутников.
Билль питал такую ненависть к своему бывшему хозяину, что с радостью дал обещание, несмотря на свою усталость, ходить по мостику всю ночь и не терять из виду прибоя.
Оба араба, которым было поручено сторожить вместе с Биллем, знали по опыту, что если на караван будет совершено нападение, то они первые подвергнутся наибольшей опасности, и одного этого достаточно было, чтобы заставить их неусыпно бодрствовать на своих постах.
Оба они ходили, как им было указано, и каждый раз, когда Билль приближался к концу назначенной дистанции, он ясно слышал условный сигнал - "акка".
Один из арабов, тот самый, который стоял к югу от дуара, внимательно осматривал только окружающую его пустыню, предполагая, что лагерь вполне защищен со стороны моря.
Он ошибался.
Голах на этот раз решил повторить проделку мичманов. Он вошел в воду, выставив из нее только свою волосатую голову; таким образом он наблюдал за малейшими движениями часовых, не будучи замечен ими.
Если бы стоявший у берега более внимательно осматривал и морской берег, ему, вероятно, было бы легко открыть врага, но уже сказано: все его внимание было направлено в другую сторону.
Он уже в сотый раз начинал свой обход, когда Голах, пользуясь временем, когда часовой шел назад, повернувшись спиной к берегу, пошел позади него: шум его шагов терялся в рокоте волн, разбивавшихся о валуны.
У Голаха была только одна сабля, но в его руках это было очень опасное оружие. Он близко подошел к часовому, поднял над ним свою могучую руку, и араб склонился, издав вздох, которого никто не слыхал.
Убийца взял ружье часового и пошел в том же направлении; на этот раз он шел смело, потому что предполагал, что шум его шагов будет приписан его жертве, но никого не встретил. Негр остановился, стараясь разглядеть что-нибудь в окружающем мраке и, не видя ничего, прилег на землю, прислушиваясь.
Затем, приподнявшись, он заметил впереди какой-то темный предмет; не зная, что бы это могло быть, он двинулся вперед ползком, пока не увидел человека, лежавшего на земле, который, по-видимому, также прислушивался, как и он сам. К чему? Конечно, не к шагам своего товарища, в этом не было надобности. "Быть может, он спит", - подумал Голах.
Если это так, значит, случай ему благоприятствует, и с этой мыслью негр продолжал ползти к лежавшему человеку.
Хотя последний не делал ни малейшего движения, Голах вовсе не был уверен, что он спит. Он сделал новую остановку, и тогда его взгляд устремился на видневшееся спереди тело с удвоенным вниманием. Если этот человек не спит, зачем позволяет он врагу подходить к себе так близко? Чем объяснить эту неподвижность? Почему не поднимает он тревоги? Голах подумал, что если ему удастся отделаться от этого стража, как и от того, без шума, то ему можно будет с двумя его товарищами (ожидавшими результатов его попытки) проскользнуть затем в дуар и взять обратно все, что он потерял.
Негр подвинулся еще немного и увидел, что человек этот лежит на боку, повернув к нему лицо, наполовину закрытое согнутой рукой.
Шейх не заметил в руках этого человека ружья, - следовательно, опасности нет. Голах взял свою саблю в правую руку, рассчитывая убить вторую жертву, как и первую, одним ударом.
Стальной клинок сверкнул в темноте, и могучая рука шейха с силой сжала рукоятку оружия.
Билль! Старый моряк! Неужели ты уже изменил своему слову? Разве ты забыл о своих обязанностях? Берегись! Голах приближается, его рука занесена над тобою, и в мыслях он уже видит тебя мертвым.
Глава 15
СМЕРТЬ ГОЛАХА
Проходив два часа взад и вперед и не слыша ничего другого, кроме слова "акка", и ничего не видя, кроме серого песка, Билль начал чувствовать усталость и уже пожалел, что старый шейх почтил его своим доверием.
В продолжение первого часа своего караула моряк внимательно осматривал восточную сторону горизонта, свято исполняя взятые на себя обязанности часового, но затем, не видя нигде и следов неприятеля, он постепенно стал забывать о грозящей ему опасности и - что случалось с ним очень редко - начал вспоминать прошедшее и мечтать о будущем. Но скоро и это ему надоело и, не зная, чем развлечься, он принялся осматривать врученное ему шейхом оружие.
"Вот знатный мушкетон, - подумал он. - Надеюсь, мне не придется пускать его в дело. Ствол такой тоненький, а пуля величиною должна быть с куриное яйцо. Вот раздастся-то грохот, если выстрелит... А что, если арабы забыли его зарядить... Как это не пришло мне в голову удостовериться в этом с самого начала?.."
Осмотревшись кругом, старый моряк заметил валявшуюся на земле небольшую палочку, поднял ее и измерил длину ствола снаружи; потом, опустив палочку в дуло пистолета, увидел, что снаружи ствол был длиннее, чем внутри.
Значит, пистолет заряжен, но, судя по незначительности места, занятого зарядом, пули быть не должно. Затем старый матрос осмотрел затравку и нашел все в полном порядке.