Страница 11 из 12
– Черт! – закричала «медсестра», подбежав ближе. – Черт!
Но все и правда кончилось.
Глаза больного закатились, он вздрогнул, как от холода, и вытянулся на койке. Медсестра скрипнула зубами и проверила пульс. Только убедившись, что его нет, тяжело вздохнула и выскользнула из палаты.
Вечером адвокат не перезвонил, и утром Надежда позвонила сама. Он был очень недоволен, сказал, что бегает по инстанциям, собирает документы, и просил его не беспокоить. «Будут новости, сам позвоню», – заявил он и добавил, что с Галиной виделся, она очень волнуется за мужа и просила Надежду его навестить.
Надежда и сама решила еще раз съездить в больницу: авось Виктор за ночь что-нибудь вспомнил.
Она поднялась на третий этаж и направилась по знакомому коридору. Сегодня здесь царило какое-то странное, нервозное возбуждение. Медсестры вполголоса о чем-то переговаривались, а при приближении Надежды замолкали.
Она остановилась перед палатой с номером 20 Б, деликатно постучала и толкнула дверь.
Низенькая полная нянечка перестилала постель, больше никого в палате не было.
– А вы куда? – неприветливо осведомилась нянечка, увидев в дверях Надежду.
– Я пришла больного навестить, – ответила Надежда удивленно.
– Какого это больного? – переспросила нянечка, поджав губы, и почему-то отвела глаза.
– Ну, того, который здесь лежал… – проговорила Надежда неуверенно. – То есть должен был лежать. Виктор Сизов…
– Который здесь лежал? – нянечка попятилась и быстро взглянула на Надежду. – А вы кем ему будете? – Но тут до нее дошли последние слова Надежды, и она облегченно выдохнула: – Ах, вы к Сизову! Так он же не здесь, он же в двенадцатой! Вы в двенадцатую идите, там он!
– В двенадцатую? – переспросила Надежда. – Но его вроде сюда собирались перевести…
– Мало ли что собирались! – в голосе нянечки звучало явное облегчение, от которого она стала более разговорчивой. – Эта палата платная, повышенной комфортности, и Роман Роланович лично распорядился, чтобы до оплаты сюда никого не переводить, вот его и не перевели, потому как оплата своевременно не поступила… так что ваш Сизов в двенадцатой, где и раньше был! Можете к нему зайти, там он, на месте!
– В двенадцатой… – протянула Надежда, выходя в коридор.
Возле дверей палаты стояли двое больных – один в красном спортивном костюме, другой в синем. Тот, что в синем, качая головой, негромко произнес:
– Вот ведь жизнь наша! Вчера только с ним разговаривал, а сегодня уже – того!
– Ну, Степаныч, – рассудительно ответил ему второй, – жизнь, она такая… только что был человек – и нету! Закон природы…
– Это понятно, Петрович, только я о другом. В каком отделении он лежал?
– Известно, в каком. В том же, что и мы с тобой. В неврологическом.
– То-то и оно, что в неврологическом! А умер он от чего?
– Сестричка говорила, что от сердца.
– То-то и оно, что от сердца! Так вот, Петрович, я считаю, что это непорядок. В каком отделении человек лежит – от того ему и помирать положено!
– Ну, это уж как кому повезет…
– И еще, Петрович, какая у меня мысль. Он ведь, человек этот, в какой палате лежал?
– Известно, в какой – вот в этой самой…
– Именно! А это какая палата?
– Известно, какая… платная, одноместная, с отдельными удобствами. Повышенной комфортности называется.
– Именно! Значит, богатый был человек. Ну, или, по крайней мере, не совсем бедный. А умер как…
Тут в коридоре появилась строгая медсестра и окликнула разговорчивых больных:
– Филатов, Мамонов, вы что здесь прохлаждаетесь? На процедуры быстро! Шура давно дожидается! Вечно вас по всему отделению искать приходится!
Больные смущенно переглянулись и затрусили в дальний конец коридора.
В двенадцатой палате было шумно. Возле окна двое больных раннего пенсионного возраста играли в шашки, комментируя каждый ход и обмениваясь цветистыми репликами, явно непригодными для женских ушей. Еще один пациент разговаривал по телефону, причем так громко, что было непонятно, зачем ему телефон, – казалось, он мог напрямую докричаться до своего собеседника. Еще один – толстый лысый дядька, похожий на артиста Леонова, – увлеченно слушал допотопный радиоприемник, поставив его себе на живот. Шла трансляция какого-то матча, и больной бурно реагировал на каждый гол или удачный пас.
Виктор полулежал на своей кровати, тоскливо глядя в потолок. Заметив приближающуюся Надежду, он прибавил во взор страдания и простонал:
– Надя! Надюша! Ты пришла!
– Как видишь, – строго ответила Надежда. Она не хотела баловать Виктора слишком мягким отношением.
– Ох, Надя, это такой кошмар! – забормотал он, понизив голос. – Такой ужас!
– Да в чем дело-то?
– В чем? Да вон тот тип, Спиридонов… – он показал глазами на мужчину с приемником, – до полуночи слушает свое радио и все время что-то бормочет, как будто спорит с ведущим… А Кувалдин – один из тех двоих, что в шашки играют, – храпит! Да так храпит, что глаз не сомкнуть…
– Сам храпишь! – отозвался игрок, отличавшийся, судя по всему, отменным слухом.
– Ты видишь, какие тут условия? – простонал Виктор. – Я так долго не вынесу! Я три ночи не спал… я устал…
– Мне бы заснуть, отдохнуть… – подхватила Надежда.
– Да, конечно, – Виктор взглянул на нее подозрительно, почувствовав в ее словах какой-то подвох.
– Но только я лег – звонок! – Кто говорит? – Носорог!
– Что ты несешь? – обиделся Виктор. – Какой еще носорог?
– Да не кипятись! – усмехнулась Надежда. – Это цитата… детское стихотворение…
– Мне не до стихов! – проворчал Виктор. – Я действительно очень устал…
– Придется потерпеть! – сухо проговорила Надежда. – Представь, в каких условиях сейчас твоя жена… вот кому действительно не позавидуешь! А ты скоро выздоровеешь и выйдешь отсюда.
– Да, конечно, Гале не позавидуешь. Но все же здесь так тяжело, так тяжело… нельзя ли что-то придумать? – и он с артистичной мольбой взглянул на Надежду.
– Это ты о чем?
– Ну, помню, я как-то лежал в отдельной палате… там было гораздо удобнее, по крайней мере, тише…
– Помнишь? – ухватилась Надежда за ключевое слово. – Значит, ты начинаешь что-то вспоминать?
– Ну, не то чтобы четко, но какие-то отдельные картины начинают всплывать…
– Очень хорошо! Лежи, вспоминай… это очень важно! Постепенно из этих отдельных картин сложится целое. Самое главное – постарайся вспомнить то, что случилось в тот роковой вечер в ресторане. Так мы сможем помочь Гале.
– Я пытаюсь… – вздохнул Виктор. – Но если бы была отдельная палата, процесс пошел бы лучше…
– Обойдешься!
– И кормят здесь ужасно. Вчера на ужин подали селедку и кефир – ты можешь себе представить?
– Ну, в больницах кормежка всегда не очень, но я тебе готовить не буду – у меня свой муж есть и дела. Твою, между прочим, жену пытаюсь вытащить.
– Да, я понимаю…
– Вот яблок тебе принесла, мытые… – она положила пакет на прикроватную тумбочку. – Ешь, витамины тебе нужны. Это хорошие яблоки, сорт «зимний банан». Ешь и вспоминай… Я в тебя верю! И мыло еще вот, и щетку зубную новую принесла, а то ведь завшивеешь тут, без мыла-то…
– А полотенце? – заныл Виктор. – Больничное все в дырах…
– Обойдешься!
Выйдя из палаты, Надежда задумалась.
Вчера та загадочная женщина – якобы соседка Виктора – собиралась оплатить для него отдельную палату. Это показалось Надежде странным: ведь Галина говорила, что после болезни Виктора со всеми соседями они перессорились. Ну да ладно – это отдельный вопрос. Во всяком случае, палату она не оплатила. Возможно, потому, что ее спугнула Надежда, что само по себе выглядело подозрительно: честному человеку скрывать нечего и убегать от посторонних он не станет, ответит на все вопросы. А если и не захочет отвечать, то хотя бы бросит через плечо: мол, это вас, дама, не касается, почему я Виктора навещаю; короче, не твое собачье дело и не лезь, куда не просят.