ДНК

Окончив рассказ, он встает, переворачивает Элизу на спину и, чтобы та не попыталась снова убежать, упирается ей в грудь коленом. Затем снова берется за скотч и начинает оборачивать его вокруг ушей и носа Элизы. Круг за кругом. Она слышит, как трещат ушные хрящи, но звуки, исходящие от носа, гораздо хуже. И боль сильнее.

Давление на грудь уменьшается. Через скотч Элиза слышит неясный звук где-то около дверей, и до нее доходит, что за устройство мужчина притащил с собой, – оно не вызвало в ней страха. Но когда незнакомец возвращается и снова берется за нее, Элиза понимает, что была слишком наивной…

Глава 2

Хельги опаздывал на работу. Он плохо спал ночью, постоянно вскидываясь от каких-то странных звуков, которые исчезали, как только он садился на кровати, и когда ему наконец удалось толком заснуть, просыпаться уже никак не хотелось. Четыре раза он вырубал звонок будильника в своем телефоне, но на пятый тот отказался слушаться и пиликал до победного.

Сегодня у Хельги было совещание – может, и не самое решающее в его карьере, но тем не менее очень важное. Он работал в охранном агентстве, а Департамент госзакупок недавно объявил конкурс на снятие старой и установку новой системы безопасности в большом доме престарелых. На совещании планировалось доработать и утвердить предложение агентства, которое нужно было сдать в Департамент не позднее полудня. Весь вчерашний вечер Хельги потратил на вычитку текста, и теперь бумаги, которые он нес в руках, были сплошь испещрены его пометками.

Ветер накинулся на него, едва он успел бросить в чуть приоткрытую дверь дома прощальное «пока!». Его жене Ведис сегодня не надо было спешить; она преподавала в гимназии датский язык, и ее первый урок начинался в 10 утра – видимо, школьные власти считали неразумным грузить старшеклассников датской грамматикой спозаранку в пятницу. У Хельги не было времени дожидаться, пока супруга выйдет чмокнуть его на прощание. Покрепче зажав в руке пачку бумаг, чтобы ее не растерзал ветер, он припустил к машине и вздохнул с облегчением, лишь когда захлопнул за собой дверь, а документы, в целости и сохранности, шлепнулись на пассажирское сиденье. Если дорожный трафик не подведет, он доберется до работы вовремя.

Мотор дружелюбно заурчал, и машина тронулась с места, Хельги довольно улыбнулся – кажется, успевает… Но, еще не вырулив с подъездной дорожки, был вынужден ударить по тормозам. Прямо посередине улицы стояли дети из соседнего дома – Стефаун и Баурд – в одних пижамах и босиком. На улице было холодно, в лучшем случае около нуля, к тому же ветер… О чем думают их родители? Мальчишки выглядели потерянно; стояли, съежившись в два комочка, беспомощно уставившись на него. Это что, какая-то шутка? Нет! Только не это, только не сегодня! Хельги бросил взгляд в сторону дома соседей – в слабой надежде увидеть бегущих к пацанам Сигвалди или Элизу, – но там никого не было, а дверь в дом закрыта. Обе машины стояли у дверей гаража – значит, родители мальчишек должны быть дома. Может, у них выдалась такая же бессонная ночь, как и у него, и теперь они всё проспали?

Хельги решил, что нужно просто осторожно объехать детей и продолжить свой путь. Потом он мог позвонить Ведис и сказать, что увидел мальчишек в зеркало заднего вида, но вроде как не совсем уверен, мог и ошибиться, и попросил бы ее сходить к соседям и проверить.

Неожиданно младший разревелся. Вот черт! Не бросишь же рыдающего малыша на дороге. И все же… Хельги прекрасно сознавал, насколько важным было совещание, на которое он так спешил. Дела в агентстве шли не ахти; если в ближайшее время не заполучить новые перспективные заказы, дойдет до увольнений. А если контракт сорвется по его вине, не трудно догадаться, кого уволят первым.

Очень медленно, как только мог, он тронулся с места и, мягко повернув руль вправо, плавно обогнул оторопело уставившихся на него братьев. Младший от удивления даже реветь перестал. Мальчишки были в том счастливом возрасте, когда все взрослые в их сознании хорошие. Кроме, естественно, плохих людей, которые были совсем не похожи на этого их обыкновенного соседа. Да, им еще многое предстояло постичь в этой жизни…

Объехав мальчишек, Хельги добавил газу и позвонил жене.

Похоже, у полицейского сегодня был не самый лучший день его жизни. Он постоянно вздыхал, а в перерывах между вздохами совершал длинные и печальные выдохи. Это был немолодой, много повидавший на своем веку человек. Он выглядел покрасневшим от смущения – из-за широко раздавшейся по обе стороны носа капиллярной сеточки. Они с напарником первыми прибыли сюда после звонка женщины, сообщившей, что у нее находятся дети соседей и что она не знает, что с ними делать. Судя по описанию звонившей, не было основания вызывать наряд полиции – все указывало на то, что родители просто спали, а дверь за детьми случайно захлопнулась. На деле все оказалось не так, и теперь пожилой полицейский пытался объяснить обстоятельства их вызова прибывшей на место оперативной группе. Его напарник, проработавший в полиции всего лишь месяц, уже вернулся в участок. Ступеньки ведущего в дом крыльца все еще «благоухали» содержимым его желудка.

– Соседка сначала пришла сюда вместе с мальчиками – стучала, звонила. Она слышала звонок внутри дома, но решила, что тот, видимо, был слишком слабым, чтобы разбудить кого-либо. Она была уверена, что родители мальчиков спали, так как обе их машины стояли у дома. – Уткнув кулаки в грузные бедра, полицейский покачал головой: – Но оказалось, что нет… Мальчики ничего не знали, проснулись сами и обнаружили, что заперты снаружи в своей комнате. И сколько ни стучали, им никто не открывал. Тогда они вылезли на улицу через окно…

– Продолжайте.

Следователя звали Хюльдар, и он старался незаметно держаться подальше от своего коллеги. Горячий поток нескончаемых выдохов пожилого полицейского указывал на то, что тот ел на завтрак чеснок – и, кажется, только чеснок. Хюльдар с удовольствием открыл бы окно, если б не нужно было сохранять место преступления нетронутым. Впрочем, вряд ли открытое окно сейчас помогло бы – в этом постарался молодой напарник полицейского.

Через окно Хюльдару было видно, как другой следователь и его главный помощник, Рикхард, то и дело подносил руку к носу с намерением зажать его, но вовремя спохватывался. Это было разумно с его стороны – и без того хватало поводов для подколок со стороны коллег.

Хюльдар, наблюдая, как Рикхард с палкой в руках медленно продвигался вдоль облетевшей живой изгороди в поисках каких-нибудь следов, уже в который раз задался вопросом, что вообще этот человек делает в полиции. Ему бы впору сидеть в министерстве, а не лазить по кустам на месте убийства. Отличный костюм и удлиненное пальто совершенно не вязались с этой обстановкой. Такой прикид еще подошел бы для отдельного кабинета в отделении, да и то с натяжкой. Что уж тогда говорить о неизменно безупречной, никогда не отраставшей стрижке и идеально ухоженных руках… К опрятности и адекватности внешнего вида работников полиции предъявлялись строгие требования – им, например, было запрещено красить волосы и бороду в оранжевый цвет, – но Рикхард превзошел всех.

Оба его родителя были судьями, и сам он почти закончил юридический факультет, но на последнем курсе вдруг резко сменил направление и поступил в школу полиции. По его собственным словам, вдруг почувствовал необходимость сменить обстановку, а юридический, мол, закончит позже. Но это его «позже», видимо, было в каком-то необозримом будущем. Похоже, Рикхард вообще не собирался уходить из полиции, несмотря на постоянные косые взгляды коллег и плохую переносимость сопутствующих работе следователя кошмаров.

В ситуациях как сегодня он старался заниматься тем, что позволяло ему держаться подальше от сцен насилия. Вот и теперь прочесывал сад – по холоду, в совершенно не подходящей для этого одежде. Хюльдар ничуть не удивился бы, если б Рикхард, вытащив влажную салфетку, вдруг принялся тщательно вытираться со всех сторон.