ДНК

Наконец ей стало ясно, что добиться чего-то внятного не удастся. Аустрос распрощалась с юнцом, так и не поняв, подхватил ее телефон вирус или нет. Единственное, что она поняла, так это то, что можно выслать им официальный запрос – в этом случае провайдер попробует установить, откуда пришло сообщение. Тон парнишки, однако, убедил ее в том, что сделать это не так уж и просто. Но на самом-то деле ей было все равно, кто прислал это сообщение; она просто хотела знать, нужно ей спасать телефон или нет.

Теперь ее ожидала еще одна эсэмэска. Она была похожа на первую – правда, теперь цифр было меньше, и последовательность их была другая: 90, 92 68, 43–6 16, 92 11, 99, 73. Это не обещало ничего хорошего – видимо, все же вирус, что бы там ни говорил молодой болтун в службе поддержки. Наверное, ей следовало снова позвонить туда и сообщить о второй эсэмэске, но после некоторого раздумья Аустрос решила этого не делать.

А потом снова раздался сигнал телефона. Пришло еще одно сообщение – как и первые два, от неизвестного отправителя: 75, 53, 19, 11, 66–39, 92 7, 92.

Аустрос поспешила закрыть послание в надежде, что так вирус не распространится дальше, а чтобы проверить, работает ли телефон, позвонила подруге. Телефон работал, но Аустрос тут же пожалела о звонке, вынужденная выслушивать бесконечные восторги о предстоящем круизе подруги и ее мужа. Она давила в себе зависть, несмотря на то, что до круиза было еще восемь месяцев. Наконец, в самый разгар подругиных объяснений о том, сколько пришлось доплачивать, чтобы получить каюту с балконом, Аустрос удалось оборвать разговор, соврав, что к ней кто-то пришел. Она отметила про себя, что звонить этой подруге в ближайшее время не стоит – во всяком случае, до тех пор, пока из нее немного не выветрится эта круизная эйфория.

Экран телефона погас. Подумав, Аустрос решила на всякий случай выключить и звук. Телефон выглядел совершенно нормальным, но в понедельник она все же сходит в пункт обслуживания и попросит проверить его на вирусы. Это будет несложно, делами она не завалена. И Аустрос снова, в который уже раз, пожалела, что перестала работать.

Тогда она решила использовать свое право работника госсектора на ранний выход на пенсию[9], но спустя месяц после этого у мужа случился инфаркт, и он умер. Немного придя в себя после случившегося, Аустрос первым делом сходила в гимназию, в которой проработала бóльшую часть своей жизни, в надежде устроиться назад, – но там на ее место преподавателя биологии уже приняли какого-то молодого учителя и в ее услугах не нуждались. Воспоминания об этом моменте до сих пор окрашивали ее щеки краской стыда. Тогда Аустрос лишь промямлила, что, конечно, ей было известно о новом учителе; она просто думала, что могла бы подменять его в случае болезни или работать экзаменатором во время сессий. После этого она стала обходить гимназию десятой дорогой, стараясь избегать встреч с завом по кадрам и бывшими коллегами, которые, Аустрос была уверена, все уже были наслышаны о ее неудачном визите.

Радио было выключено, телефон замолчал, и в квартире установилась тягостная тишина. Можно было даже расслышать звуки, доносящиеся из квартиры ниже этажом. Аустрос жила в двухквартирном доме, и, после того как стала вдовой, ее отношения с соседями совсем разладились. Началось с того, что они никак не могли договориться, в какой цвет должен быть покрашен их дом. О предстоящей покраске разговор шел еще при жизни мужа, и они тогда вместе решили, какой цвет им больше нравился. После его смерти Аустрос настаивала именно на этом цвете и ни за что не хотела уступать соседям, хотя на самом-то деле ей было все равно. Однако в своем горе ей казалось, что борьба за мнение мужа была как бы данью его памяти, что не было ничего справедливее, чем дать дому засиять выбранным мужем цветом. Со временем она поняла, как это было глупо, но отношения с соседями испортились окончательно, и ничего исправить уже невозможно.

Споры о цвете краски мало-помалу затихли, но вскоре разгорелся новый сыр-бор. Супругам с нижнего этажа вдруг начало казаться, что Аустрос уделяет недостаточно внимания уходу за общим участком вокруг дома. Что бы она ни делала, угодить им было невозможно. Она попыталась поговорить с ними, чтобы прийти к какому-нибудь компромиссу, поделить обязанности – например, она могла бы ухаживать за участком и поддерживать чистоту в мусорной подсобке, а они – следить за внешним состоянием дома, подкрашивая его по мере надобности, менять общие лампочки и чистить снег. Стоимость необходимых ремонтов предложила делить поровну. Но мадам с первого этажа заявила, что такое разделение не лезет ни в какие ворота, что лето, когда, в общем-то, и нужен уход за участком, длится в Исландии всего три месяца, мусорная подсобка – вообще не проблема, а вот чистка снега, лампочки и подкраска-подмазка – это куда больше работы. Аустрос попыталась напомнить ей, что общая лампочка на весь дом всего одна и что, если это им так трудно, она вполне могла бы взять на себя обязанность менять ее в случае необходимости, но вот чистить снег была не в состоянии. Однако соседи уперлись, и тогда Аустрос предложила нанимать на расчистку снега кого-нибудь со стороны.

Это предложение окончательно все разрушило. Самое обидное было в том, что, пока был жив муж, они с Аустрос занимались и подкраской, и участком, и снегом, причем гораздо больше, чем соседи. Сейчас все это было забыто – вот какими паршивыми могут оказаться люди! Более того, когда препирательства дошли до высшей точки, этот паразит с нижнего этажа заявил, что он и его жена всегда работали на общей территории больше, чем Аустрос с мужем. Причем его доводы звучали так убедительно, что сама Аустрос чуть было в это не поверила. Правда, лишь на секунду. Конечно же, все это была ерунда – Аустрос и ее муж всегда работали на участке больше, чем соседи.

При воспоминании об этом ей от злости захотелось затопать ногами, но это наверняка не пришлось бы по вкусу соседям. Впрочем, их возможная реакция ее не остановила бы, но тут снова засветился экран лежавшего на столе телефона. Не удержавшись от соблазна, она решила проверить, что там опять пришло. Это было еще одно сообщение; отправитель, как и прежде, неизвестен. Аустрос предположила, что это, должно быть, тот же самый человек. Открыв эсэмэску и увидев вместо цифр буквы, она вздохнула с облегчением. Сообщение гласило: «Я скоро приду – ждешь с нетерпением?»

Подписи не было. Кто этот «я»? К ней никто не должен был прийти; она не помнила, чтобы кого-то приглашала в гости или кто-то собирался заглянуть к ней. Аустрос подошла к зеркалу – если кто-то должен прийти, ей не мешало бы немного привести себя в порядок. Хуже всего, что в послании не говорилось о времени, когда этот загадочный гость собирался прийти. «Скоро» могло означать что угодно и зависело от того, где находится автор послания: в другом городе? за границей? на соседней улице?

После некоторого раздумья на тему «успею – не успею» Аустрос решила все же принять душ. Конечно, ей не хотелось, чтобы ее застали в халате, ненакрашенной и с полотенцем на голове, но она решила рискнуть и побила все рекорды скорости. Однако когда уже вышла из душа и стояла напротив подернутого влажной дымкой зеркала, ей стало невыносимо грустно от этой ее одинокой доли. Она вела себя так, будто целыми днями, а то и неделями, не видела живого человека. Этот странный гость, забывший назвать свое имя, может вполне подождать у дверей, пока она не будет готова.

Из зеркала на нее смотрело незнакомое ей лицо, за последние несколько лет быстро и уверенно взявшее власть в свои руки. Ей казалось, это лицо женщины гораздо старше ее – усыпанное морщинами, глубокими бороздами на лбу и внушительными мешками под глазами. «Кто ты, черт побери, такая? Кто приглашал тебя сюда?»

Взяв в руки консилер, Аустрос принялась стирать с лица отметки возраста. Она делала это медленно и обстоятельно, странным образом почувствовав, что спешить сосвсем не нужно, что у нее достаточно времени. Еще хуже было охватившее ее еще раньше предчувствие, что этот визит вряд ли принесет ей радость. Откуда вдруг пришла эта мысль?

9

Право выхода на пенсию в возрастной период с 60 до 64 лет (обычный пенсионный возраст в Исландии – 67 лет).