Страница 46 из 59
Если раньше существовало много разных ручейков недовольства, то Вейсхаупт соединил их всех в один поток. С ним и иллюминизмом "смутные тенденции разрушения стали действенной революцией"; был создан генеральный штаб, разработан план военных действий и поставлены ясные цели. Сейчас, почти двести лет спустя, вывод из всего этого ясен: либо всеразрушающая мировая революция победит христианство и Европу, обратив их в руины, либо она должна быть разбита и уничтожена. В настоящее время не может быть ни третьего решения, ни компромиссного пути, ни иного окончания того конфликта, который был разоблачен в 1786 году. Как ведущие государственные деятели, так и сами приверженцы секты, видели это с самого начала. Кардинал Диллон немногими словами описал в 1875 г. неопровержимый факт: "Если бы не было Вейсхаупта, масонство вероятно утратило боевою силу в результате естественной реакции на французскую революцию. Вейсхаупт придал масонству форму и свойства, позволившие ему пережить эту реакцию, зарядившие его новой энергией до сегодняшнего дня, и которые будут толкать его вперед, пока последнее сражение с христианством не решит вопроса, кто будет в конечном итоге править землей: Христос или Сатана".
Настоящий труд посвящен "еврейскому вопросу", как важнейшему мировому вопросу нашего времени; однако эта глава (хотя и самая длинная) о мировой революции не упоминает ни еврейского вопроса, ни даже евреев: Причина этому то, что хотя через 50 лет после французской революции иудейство явно руководило мировой революцией, но подстрекательство евреев в ее французской фазе не могло быть доказано. Остается открытой возможность, что мировая революция не была еврейским мероприятием с самого начала, но что руководящая секта лишь впоследствии забрала фирму в свои руки. Ни то, ни другое не может в настоящий момент быть бесспорно доказано; заметание же всех следов является, как известно, первым правилом революционной тактики. По-видимому евреи не играли либо никакой, либо не играли руководящей роли в главном заговоре (Вейсхаупта и иллюминатов), во французской же революции их доля была пропорциональна их численности, как и доля других ее участников. В первом случае, как пишет Неста Вебстер, ведущий авторитет в этих вопросах, "похоже, что евреи только в редких случаях допускались в Орден". Леопольд Энгель, довольно таинственный субъект, реорганизовавший Орден в 1880 году идет дальше, утверждая будто бы прием евреев был вообще запрещен. С другой стороны, Мирабо - сам ведущий иллюминат и революционер - всегда поддерживал полностью все еврейские претензии и требования; ограничение открытого появления евреев в Ордене могло быть поэтому маскировкой, соблюдать которую Вейсхаупт считал чрезвычайно важным.
Лучшие знатоки вопроса того времени были согласны между собой в том, что иллюминаты являлись зачинщиками революции и что они происходили из всех стран Европы. Шевалье де Мале писал: "Зачинщики революции не в большей степени французы, чем немцы, итальянцы, англичане и т.д. Они составляют особую нацию, родившуюся и выросшую в темноте, посреди культурных народов, целью которой является подавление этих народов и господство над ними". Такое же впечатление создается и у любого современного исследователя из всей литературы о французской революции; ничего похожего, однако, нельзя сказать о русской революции 1917 года, являющей совершенно иную картину.
В сомой французской революции (в отличие от имевшего место ранее заговора) евреи, по всей видимости, были "сеятелями раздора", как их называл уже Коран, не будучи непосредственными руководителями. Часто бывает трудно различить евреев, как таковых, в материалах того времени, поскольку составители их не отделяли их от прочих. Мало того, революция в ее французской фазе выглядела, как направленная против всех религий и всего национального (к ее русской фазе это опять-таки не относится). Когда парижские храмы предавались "Культу Разума" и чернь несла в революционную ассамблею кресты и священные чаши, евреи принимали в этом участие наравне с другими, принося из синагог свои святыни и выставляя их на посмешище. Некий гражданин, "воспитанный в предрассудках еврейской веры", доказывал в "Храме Свободы", что "все виды богослужений - обман, равно унизительный для человека". Еврей Александр Ламберт счел нужным публично выступить против талмудского рабства: "Вероломство, граждане, в котором французы обвиняют еврейский народ, исходит не от нас, а от наших священнослужителей. Их религия разрешает им брать со своих единоверцев за занятые деньги только пять процентов, но велит требовать с католиков, как можно больше; в нашей утренней молитве почитается обычаем просить Бога помочь нам нажиться за счет христианина. И это еще не все, граждане, самое отвратительное вот что: если в коммерческой сделке между евреями была допущена ошибка, то еврей обязан возместить убыток своему единоверцу, но если чужой переплатил луидоров на сто, то еврей не должен их ему возвращать. Какая мерзость! Какой ужас! И от кого исходит все это, как не от раввинов? Из-за кого нас подвергли ограничениям? Из-за наших попов! О, граждане, больше всего в мире мы должны отвергать религию, которая... заставляя нас вести скучную рабскую жизнь, мешает нам стать хорошими гражданами".
Подчеркнутая нами часть этой цитаты напомнит читателю, что когда Ламберт говорил это, только начался раввинский период еврейской истории. До раздела Польши в 1772 году всегда существовал видимый центр, управлявший еврейством. Вначале это были левиты в Иерусалиме и Вавилоне; в римский период фарисеи были главенствующей политической партией и фактическим правительством: после падения Иерусалима и рассеяния таковым стало талмудистское "кочующее правительство" в Палестине, Вавилоне, Испании и Польше. Когда в 1772 году оно скрылось от взоров, начался "раввинский" период, в котором еврейскими общинами управляли раввины. Среди них были, разумеется, люди разных характеров и разной степени приверженности к своей вере, от самых крайних до наиболее терпимых; однако, как показало наше столетие, большинство из них, как и во все более ранние периоды еврейской истории, следовали букве иудейского "Закона", который, с точки зрения не-евреев, представляет собой экстремизм в самой крайней его степени.