Страница 70 из 76
Я жестом попросил передать бутылку и снова приложился к горлышку.
— В Нулевой День меня не было дома. А она осталась в нашей старой хижине, беззащитная перед Вспышкой.
Жнец разинул рот.
— Она обратилась.
Я туго сглотнул.
— Она напала на Клотиль. Рвалась к её горлу с такой силой, словно озверела. И я… убил её. Поднял руку на собственную мать. Chère défunte mère[20].
— У тебя не было выбора. Она уже была мертва. Возможно, Солнце и считает иначе, но Бэгмены никогда не станут теми, кем были. Я чувствую смерть. Поверь, как только в них просыпается жажда крови, это конец.
Я взглянул на него поверх бутылки.
— Ты уверен?
— Да. Запомни, Дево: твоя мать погибла во время Вспышки.
На душе стало немного легче. Ещё одна вещь, за которую я благодарен Доминия.
— Только Эви не говори.
— Сам скажи. Она поймёт.
— Вот почему я их убиваю, — снова глоток, — потому что, если я сам когда-нибудь обращусь, то хочу, чтобы меня тоже убили.
Я передал бутылку Жнецу, и мы продолжили пить по очереди, пока не пошел мелкий снег.
— Я давно хотел узнать, — сказал он, — почему она грустит каждый раз при виде первых снежинок. По всей видимости, это имеет отношение к тебе.
— Я впервые увидел снег прямо перед нападением Рихтера. Мы с ней говорили по рации, и она слышала, как это меня впечатлило.
— Впервые?
Видимо, для человека, родившегося на холодном севере, странно такое слышать.
— А что для неё значит это? — спросил он, вытягивая из кармана красную ленту.
— Я дал её Эви, когда мы ехали спасать Селену, — сказал я, не в силах оторвать взгляд от ленты, — и сказал, чтобы она вернула её, если решит остаться со мной.
— Понятно, — Смерть сохранил бесстрастное выражение, но я заметил боль, промелькнувшую в его взгляде, — она хотела отдать её тебе. Когда она сбежала из замка, я нашёл эту ленту в ящике шкафа и теперь хочу её вернуть.
— Кто знает, Жнец, может она решит отдать её тебе. Я же видел, как вы смотрели друг на друга, когда зашевелился ребёнок.
— А я, наоборот, чувствую себя третьим лишним в вашей истории.
Серьёзно?
Немного подумав, я вздохнул.
— У каждого из нас своя беда. В моей семье все прокляты любить лишь один раз. Ты проклят тем, что не можешь прикоснуться ни к кому, кроме Эви. А она? Она проклята любить нас двоих. Так оно и есть, и ты это знаешь.
— Так было. Раньше…
— И сейчас, — увы, — по правде говоря, мы с Эви провели вместе всего одну ночь. И то потому, что я чуть не умер в ущелье. Она не спешила ставить на тебе крест.
— Зачем ты говоришь мне это?
— Потому что её чувства не изменились
— Спасибо. Помогло.
Я посмотрел на домик, представляя, как она спит.
— Срок выпадает на её день рождения.
— Именно так, — пробормотал он, — а если бы я не сбежал от Повешенного? Ты бы вырастил моего сына?
— De bon cœur, — несомненно, — я говорил Эви, что ты сам попросил бы меня удержать её и вырастить ребёнка как своего, вместо того чтобы подвергать их опасности в замке. Я был прав?
Он посмотрел мне в глаза.
— Да.
Это ж надо иметь такую выдержку.
Расправив плечи, Доминия сказал:
— Ты хороший человек. Трудно представить лучшего отца.
Не успел я спросить, к чему он клонит, как его взгляд снова повернулся к сфере.
— Почему ты постоянно смотришь туда? — заставляя одного кайджана нервничать, — о чём думаешь?
Он пожал плечами.
Но я спрашивал не ради такого ответа.
— Судя по твоим словам, эта дымка будто наркотик. Жить в ней проще, помнишь? Неужели тебя не тянет обратно? Что, если ты возьмёшь и вернёшься?
— Если бы меня туда тянуло, я бы сам перерезал себе глотку. Я никогда больше не попаду в сферу, слышишь, смертный?
Но сколько бы раз Смерть не повторял это, его взгляд снова и снова останавливался на светящемся куполе.
Вдруг его глаза загорелись.
— Мне тут в голову пришла одна мысль. План.
На его лице появилось выражение, от которого у меня по спине пробежал холодок.
— Жнец?
Глава 49
Повешенный
День 587 П.В.
Он снова мой!
Смерть вернулся в замок. Сфера завлекла его обратно.
Сквозь покрытое изморозью окно я увидел, как он вышел из машины и вытащил во двор связанную Императрицу.
— Ненавижу тебя! — крикнула она. — Я знала, что так будет!
Бледная, с покрасневшими глазами, дрожащая от холода.
Интересно, она до сих пор беременна? Под курткой тяжело разглядеть. Несмотря на то, что она в ярости, глифы едва просвечивают, и волосы остались светлыми. Видимо, Императрица обессилена после борьбы с закованным в доспехи рыцарем. Хотя и месяц назад она не отличалась особыми силами.
Возвращение Смерти было так предсказуемо; его должно было влечь обратно. Хотя его побег сильно ударил по моему эго. Без своего бессмертного приспешника я чувствовал себя уязвимым и вынужден был принимать новые меры безопасности. Но теперь его карта снова в моих руках.
На лице заиграла победная улыбка.
Когда рядом с ним приземлился Гейб, я открыл окно, чтобы подслушать их разговор.
— Приветствую, Жнец. Рад, что ты снова обрёл ясность ума.
В ответ Смерть кивнул с привычным высокомерием.
Ничего, в этот раз я собью с него эту спесь. Не потерплю, чтобы он ещё хоть раз назвал меня сопляком.
— Где твой жеребец? — спросил Гейб.
— Потерял.
— Ясно. Где Колесница и Башня?
Кстати да, где Кентарх с Джоулем? Я бы не отказался от дополнительной подпитки для своей сферы.
— Будь начеку. Они могут появиться.
Габриэль кивнул.
— А охотник?
— Джек умер! — крикнула Эви, колотя связанными руками по бронированной груди Жнеца. — Как ты мог? Он поверил тебе, а ты его убил!
Чистое удовлетворение. Это не только победа для моего союза. Смерть ещё и показал Императрице вкус предательства, убив её первую любовь.
К слову о союзах… я перевёл взгляд на зверинец. Где Фауна? Спит, когда тут такое?
— Я убью тебя! — в сторону Жнеца полетел плевок. — Я же говорила, что ты слишком приблизился к сфере…
— Тихо! — рявкнул он.
— Что ты собираешься с ней делать? — спросил Габриэль.
— Это подарок, — ответил Смерть.
Люблю подарки.
— Повешенный в кабинете.
— Замечательно.
Жнец потянул за верёвку, и Эви поковыляла вслед за ним.
Габриэль взлетел, чтобы приступить к патрулированию и под взмахом его крыльев двор стал похож на стеклянный шар со снегом.
Я перешёл от окна к письменному столу, который раньше принадлежал Смерти. Устроился в кресле, открыл выдвижной ящик и достал власяницу.
Скоро послышался звон шпор. Смерть уже идёт. В его бывшем кабинете мне очень нравится. За окном ужасный холод; а здесь горит камин. Я закинул ногу на свой стол и провел пальцами по зубцам власяницы.
Вот и он. Плечи гордо распрямлены, черные доспехи блестят. Пугающее зрелище.
Я встал с власяницей в руках.
— Так, так, так, и что тут у нас?
— Подарок, — ответил он хриплым голосом.
Ещё какой!
— Благодарю, Жнец.
— Арик, неужели ты отдашь меня ему? — Эви сложила связанные руки в мольбе. — Избавься от внушения, умоляю.
— Тихо!
Смерть дёрнул за верёвку так, что Эви еле удержалась на ногах, и передал мне свободный конец.
Я с улыбкой взял его и притянул её к себе. Другой рукой поднял власяницу.
Эви побледнела ещё больше.
— Убери от меня эту дрянь, урод!
— Придётся срезать немного кожи, чтобы её надеть, но ты ведь всё равно регенерируешь. Если не будешь противиться, Смерть не снесёт тебе голову. Пока.
— Предупреждаю, Повешенный. Лучше не надо, — сказала она, глядя на меня остекленевшими от злости глазами.
20
Дорогая, покойная мама. (франц.)