Страница 37 из 76
В те несколько раз, что я видела Жрицу через это окно, она всегда представала безупречной и хладнокровной. Теперь же длинные волосы растрепались, золотистые глаза лихорадочно бегают, пенные одежды сидят как попало, а трезубец покачивается в дрожащей руке.
Бросив на неё недолгий взгляд, Джек сказал:
— Может, сегодня ты нас и спасла, но Эви теперь у Рихтера на прицеле.
Если он и был потрясён водяным окном, то виду не подал.
Ещё больше арканских безумств, с которыми он вообще не должен был бы столкнуться…
— О, да это же охотник, Генерал Джексон Дево собственной персоной, — произнесла она с особо заметным островным акцентом, — я приглядывала за твоим фортом какое-то время.
— Не достаточно долго.
— Была занята. Мстила за твоих солдат. И кстати, раз мы уже об этом заговорили, разве ты не должен быть мёртвым, как и они?
На его челюсти дёрнулся мускул.
— Спокойно, Джек.
— И, отвечая на твой вопрос, Эви Грин, я не попыталась убить Рихтера, потому что я слабая и не полностью контролирую свои силы. А мне не хотелось окатить тебя кипятком или утопить. Ну как тебя… ребёночка.
Я резко повернулась к Джеку.
Он раскрыл рот от удивления.
— Ты беременна?
— Охотник не знал о моём крестнике? — Цирцея чуть не подавилась смехом.
— Я… собиралась ему сказать.
Что же ему сказать?
— Джек…
В серых глазах отразились боль и недоумение.
— Потом поговорите, — оборвала меня Цирцея, — Император может вернуться, а у меня мало времени.
Повернувшись к Джеку, она сказала:
— Я хочу поговорить с Императрицей наедине. Пойди проверь, как там остальные.
Джек несколько раз моргнул, словно приходя в себя, и перевёл взгляд с Цирцеи на меня.
— Тебя можно с ней оставить?
— Расслабься, охотник, если бы я хотела убить Императрицу, то давно бы это сделала. Она несколько месяцев была окружена моей водяной петлёй, но я ни разу не напала.
Он пристально посмотрел мне в глаза, потом опустил взгляд на живот и сказал:
— Я скоро вернусь.
— Будь осторожен, — крикнула я вдогонку.
И замерла в глубоком шоке. Только что мы столкнулись с Рихтером — остуженная водой лава до сих пор ещё дымится — и вот Джек узнал мою тайну.
Но и я узнала кое о чём: о своих ужасающих потенциальных возможностях. Оказывается, у меня всё это время был доступ к неисчерпаемой силе.
А я ещё боялась, что её может подорвать недостаток солнца или мутация Бэгменов? Нет, её ничто не подорвёт. Кроме меня самой.
Арик был прав: я настолько заглушила чувства, что полностью лишила себя способностей.
— Неловко получилось, — сказал Цирцея, — но, согласись, он должен был узнать.
Я посмотрела вслед уходящему Джеку.
— Наверное, я бы до смерти ему не рассказала.
— Когда поблизости такие уроды, как Рихтер, это вполне вероятно. Разве что Император тоже ослабнет. В конце концов, однажды этот мелкий поджигатель останется без горючего.
Вроде обугленных тел. Я содрогнулась.
В прошлом Смерть ждал, пока Император выдохнется, и тогда нападал. Только вот сейчас Рихтер на вид только разогревается.
— Но ведь ты звала великую Жрицу не из-за Рихтера? Сейчас ты хочешь победить Повешенного. Я почувствовала его активацию.
Я повернулась обратно к Цирцее. Не хочется выпускать Джека из поля зрения, но этого разговора я ждала несколько недель. Жрица — ключ к моему будущему, союзница, которая только что спасла наши жизни.
— Да. Он отравил Финна и перевернул карты над остальными Арканами.
— Тёмный зов.
Я нахмурилась.
— Бабушка о нём упоминала.
— Мы все подвержены этой угрозе. Любая неконтролируемая эмоция может привести к перевороту карты. Гнев, боль, скорбь. Помнишь, у Любовников изображение тоже было перевёрнуто?
Противоположность. Порок. Вот что говорил Мэтью об их карте.
— Но я не раз чувствовала гнев и всё же тёмному зову не подчинилась, — только что будет, если я почерпну из своего источника ярости? Каждый раз, обращаясь к способностям Императрицы, я играю с первобытной силой… и понятия не имею, какую цену придётся заплатить, — после нападения Рихтера я чуть с ума не сошла.
— Но не сошла же. А переворот может наступить, только если сойдёшь. Или Повешенный может подтолкнуть к этому силой мысли, — в ответ на мой нетерпеливый взгляд она продолжила, — тёмный зов существует и без Повешенного, но Повешенный не может существовать без тёмного зова.
Ну, с этим разобрались…
— А почему Пол не перевернул мою карту? Может, я и не поддаюсь внушению, но ведь его сила заключается не только в этом.
Цирцея посмотрела на мой живот.
— Повешенный не может контролировать смертных. Думаю, малыш тебя защищает.
В горле встал ком. Мое отношение к этому ребёнку всегда было неоднозначным. Я не особо беспокоилась о его защите. Но, возможно, он всё это время защищал меня.
— Пол сказал, что не смог бы внушить Арику и Ларк ненависть ко мне, если бы они не были к этому предрасположены. Это правда?
— Ты хочешь спросить, может ли Повешенный посадить дерево без подходящей почвы? Этого я не знаю.
— В прошлом Арик меня действительно ненавидел.
И снова напрашивается вопрос: какое будущее могло у нас быть?
— Однозначно, — она дёрнула худым плечиком, — и я тоже.
Я сжала губы.
— Но его можно спасти или нет?
Что, если внушение Пола будет действовать даже после того, как я его убью? Что, если Арик для меня утрачен навсегда.
— О Повешенном известно очень мало, но я думаю, что сфера с его смертью развеется. А без неё он ни на кого не имеет влияния.
— Со смертью? Тут одна проблемка: насколько я знаю, он неуязвим.
— Это правда. Его нельзя убить обычным оружием. Чтобы крыть такую карту, нужно нечто большее, чем просто пуля или меч, — или когти, — против него есть особое оружие, просто я не могу вспомнить какое. Но я обязательно это узнаю.
Я убрала с лица мокрую прядь.
— Может, у тебя получится наложить какое-нибудь заклятие поиска?
— Может быть. Мой храм — это колдовская книга. Его стены исписаны заклинаниями, и я без сна и отдыха перечитываю каждое слово.
— А твой храм очень большой?
Цирцея встала с трона.
— Огромный.
Водяное окно проследило за её передвижением по освещённому факелами коридору. Я услышала скольжение щупалец, но не смогла разглядеть ничего ниже талии. Жрица вошла в другой зал, и за её спиной сдвинулась каменная плита.
Я начала беспокоиться, почему Джек до сих пор не вернулся. Но одновременно почувствовала, что мы с Цирцеей на пороге новых откровений.
Жрица остановилась у стены и провела пальцем по столбику текста на неизвестном языке, блеснув плавником на локте.
Кажется, она обретает всё больше русалочьих черт, точно так же как Ларк — звериных. В моих воспоминаниях из прошлых игр она выглядела обычной девушкой с несколькими чешуйками на теле. А сейчас, похоже, имеет щупальца вместо ног.
— Цирцея, что с тобой происходит? Ты меняешься?
— Как знать, возможно, в своём храме я и есть настоящая. Может, здесь я каждый день становлюсь всё больше собой.
— Что ты имеешь в виду?
— Я так устала, Эви Грин. От холода ломит кости. В мои владения вторгаются, как к себе домой. Оскверняют каждую клеточку меня. Я часто слышу, что они говорят. Иногда, что говоришь ты. Не слышу только плеска собственных течений. Мне не подносят надлежащих даров.
— Ты о чём? Каких даров?
Теперь и Цирцея заговорила шифрами? Хотя разве я не вела себя так же в разговоре с Ариком. Тогда он сказал: «Что за бред, Императрица?»
— Если бы мне поднесли надлежащую жертву — то, чего мне давно не хватает, — я смогла бы вернуть свою силу и контроль над своей стихией.
Демонстрируя мне больше своих владений, чем когда-либо, Жрица отправилась в следующий зал. Я увидела каменный стол, запятнанный кровью. Жертвенный алтарь?