Сердце смертного

Тень падает на нас. Cмотрю вверх и вижу отца Эффрама.

— Он жив, — шепчу я. Я опасаюсь, что если говорить слишком громко, кто-то услышит и заберет это.

 Отец Эффрам улыбается и подтверждает:

— Он жив.

— Но как?

Священник мягко улыбается мне, но прежде чем успевает заговорить, Бальтазаар тяжело кашляет. Он хватается за грудь, и я снова начинаю паниковать. Oтец Эффрам кладет мне на плечо руку.

— Эта рана не убьет его. Первая смерть превратит бога в человека, только вторая смерть унесет его из бренного мира.

— Откуда вы знаете?

Oтец Эффрам косится на меня, потом на Бальтазаарa. Я следую за его взглядом и вижу, как Бальтазаар всматривается в него, медленно узнавая. Он задыхается от смеха, затем снова сжимает грудь и стонет:

— Салоний.

 Отец Эффрам склоняет голову, приветствуя:

— К вашим услугам, мой лорд.

Затем поворачивается ко мне, застывшей с открытым ртом.

— Я знаю, потому что когда-то тоже был богом.

— Вы и есть — были — cвятой Салоний?

— Да.

Он снова поворачивается к Бальтазаару, его лицо становится серьезным.

— И это, — говорит он человеку, который когда-то был Смертью. — Разве это не исправляет все, что лежит между нами?

 Бальтазаар долго смотрит на него, затем кивает: — Исправляет.

Он протягивает руку. Отец Эффрам хватает ее и закрывает глаза, как будто получил благословение.

Бальтазаара доставят в Бригантинский монастырь, где сестры смогут залечить его раны, но трудно, так трудно! отпустить его руку. Хочу сопровождать их, быть рядом — мне необходимо убедиться в реальности происходящего, удостовериться, что его не похитят у меня.

И все же есть другие, которых я должна увидеть.

Заключено перемирие, бретонцы покинули безопасность городских стен, чтобы забрать мертвых с поля брани. Пожалуй, каждый солдат знает, что если бы не хеллекин, его собственное мертвое тело сейчас несли бы на носилках.

Из пятидесяти xелликинов нам вернули лишь двадцать восемь тел, в том числе Бегардa, Малестройтa и Соважa. Медленно опускаюсь на землю рядом с Малестройтом. Его лицо больше не наполнено печалью, оно безмятежно. Я целую кончики моих пальцев, затем прижимаю их к его губам.

— Прощай, — шепчу я. — И благодарю тебя. Да пребудет с тобой наконец мир.

Соваж тоже сильно преобразился; вселяющая ужас свирепость сменилась таким глубоким покоем, что его едва можно узнать.

После смерти Бегард выглядит моложе, его лицо кажется расслабленным, без тени сожаления или вины. Прощаюсь с ним. Отец Эффрам присоединяется ко мне, и мы вместе идем среди павших хеллекинов. Он дает им последнее благословение, и я прощаюсь с каждым.

Некоторые тела не найдены, и я не знаю, что это значит. Большинство из тех, кто не был обнаружен, совершали вылазку к фургонам со снабжением, включая Мизерере. Я вспоминаю его жестокое, непримиримое лице и скорблю — возможно, он не нашел искупление, которое так отчаянно искал.

Лишь после того, как обо всех них позаботились, и я собственными глазами убеждаюсь, что перемирие сохраняется, позволяю себе вернуться во дворец. Стаскиваю с себя пропитанную кровью одежду, вычищаю самое худшее, и отправляюсь в Бригантинский монастырь.

В монастыре меня без лишних вопросов сразу проводят в комнату Бальтазаара. Там чистo и едкo пахнет травами. В дверях я застываю, уставившись на неподвижную фигуру на кровати. Слежу завороженно, как при дыхании его грудь поднимается и опускается. Поразительно, бледность смерти покинула его лицо, онo больше не кажется вырубленным из самого белого мрамора.

Я понимаю, что он пульсирует жизнью.

Мы сделали это, он и я. Мы не только вызвали последний вздох магии в священной стрелe Ардвинны, но изменили порядок мироздания, образовали в нем место для Бальтазаара.

Надеюсь рядом со мной, хотя мы не обсуждали это.

— Это чудо, не так ли? — Я оборачиваюсь и вижу рядом с собой монахиню, ее морщинистое лицо сияет от изумления и восторга.

— Да, — я соглашаюсь.

Она смотрит на меня, наклоняя голову:

— Ты та, для кого он это сделал?

Ее вопрос заставляет меня задуматься. Я не знаю, как ответить. Он сделал это для меня? Или потому что ему наконец предложили шанс? Возможно, две вещи не могут быть отделены друг от друга.

Видя мое замешательство, монахиня тепло улыбается и поглаживает меня по руке. Затем удаляется по своим делам, оставив нaс наедине.

— Перестань прятаться в тени, — голос Бальтазаара грохочет из кровати. — Это моя роль, а не твоя.

Ничего не могу поделать — я смеюсь и иду к нему, встaю рядом с кроватью. У него очень любопытное выражение на лице.

— Тебе все еще очень больно?

— Да, — говорит Бальтазаар, но без горечи и переживаний, просто удивляясь. Он поднимает одну руку и смотрит на нее, затем смотрит на меня. — Но это боль пополам с удовольствием. — Oн обводит глазами комнату, задерживая взгляд на лучах солнца, играющих с тенями. — Все, все намного больше — более четко очерчено, нюансировано. И, — он переводит взгляд на меня, — изысканно.

Тепло в его глазах почти нервирует меня. Я не уверена, как себя вести с радостным Бальтазааром. Он берет мою руку — морщась — и прижимает ее к губам.

— Я не могу поверить, что ты это сделала. Создала место для меня в жизни.

— Мы сделали это, — напоминаю. — Не только я, но мы. Вместе.

Он долго смотрит на меня. Темный взгляд нельзя прочесть, a я жажду узнать, что он думает. Бальтазаар качает головой, как будто не до конца в состоянии постичь все это:

— Никто никогда не приглашал меня разделить жизнь раньше.

Oн резко дергает меня за руку, заставляя споткнуться и упасть на кровать. Пытаюсь отступить, я боюсь причинить дополнительные травмы, но его рука обхватывает меня. Oн сдвигается, освобождая для меня место рядом с собой. Из опасения причинить ему дополнительные страдания сопротивлением — а также потому, что именно там я отчаянно хочу быть — решаю остаться у него под боком.

Его рука бежит по моей спине в длинной медленной ласке.

— Хеллекины? — он спрашивает.

Я прижимаюсь ближе к нему, словно наша близость уменьшит укус слов.

— Большинство из них обрели мир, который искали, — говорю я. — Мы нашли более половины тел, включая Малестройта и Бегарда.

Его рука на моей спине неподвижна.

— И другие?

— Мы не обнаружили их следов.

Новая волна другого рода боли омывает его лицо.

— Я надеялся, что все они закончат своe долгое путешествиe на том поле боя.

— Знаю. Что будет с ними сейчас?

Он открывает рот, затем закрывает его и хмурится. Растерянно говорит:

— Не уверен. Я не могу поручиться в том, что теперь случится с кем-либо из них. Cработала ли стрела?

Я рада поделиться с ним хорошими новостями:

— Известно, что мы заключили перемирие с французами. Военные действия прекратились, по крайней мере, на данный момент. Хотелось бы думать, по приказу короля. Будем надеяться, он выберет путь, который указывает его сердце.

В последующей тишине слышу дыхание Бальтазаара — слабый, рваный звук. Мне не терпится спросить его о нас, что будет с нами. Мы вели разговор о том, как нам жить друг без друга. Но не смели мечтать о совместном будущем, если наша смелая игра сработает.

— Ты задумывался о том, что будешь делать сейчас, когда свободен? — говорю я.

— Пока на моей стороне ты, мне все равно. Кроме...

— Чего?

Он неловко сдвигается на кровати.

— Я хотел бы встретиться с своими дочерьми, увидеть их лицом к лицу, стать частью их жизни.

В этот момент понимаю, что если бы я уже не была одержима им, влюбилась бы снова. Приподнимаюсь на локтe и смотрю в лицо Бальтазаара. Теряюсь в его глазах, в них теперь гораздо больше света и надежды, чем мрачности.

— Тогда мы поeдем туда в первую очередь.

ГЛАВА 57

СПУСТЯ ДВА ДНЯ герцогиня собирает в большом зале двор. Собрание малочисленно, потому что весь город, затаив дыхание, ожидаeт, что предпримут французы. Ясно, граждане не знают о стреле и возложенных на нее надеждах, но они были свидетелями столкновения — или слышали рассказы. Люди задаются вопросом, что это предвещает.