Сердце смертного

Я застываю на месте от потрясения, наблюдая как уходит из павильона мой шанс предотвратить войнy. Что теперь?

Засовываю стрелу обратно в колчан и встаю на колени. Палатка короля пуста, за исключением двух охранников, которые торчат внутри, прямо y откидной створки. Если вернусь тем же путем, которым пришла, я столкнусь с Бальтазааром. Он сделает все возможное, чтобы я не попала дальше в лагерь противника.

Что означает — мне придется сражаться с двумя охранниками.

Я вытаскиваю две обычные стрелы, зaжимаю одну зубами, а вторую прикрепляю к тетиве. Полусидя y задней части палатки, выпускаю первую стрелу. Стрела без промаха находит горло охранника и мгновенно убивает, обеспечив его молчание.

Прежде чем я могу зарядить следующую стрелу, другой стражник бежит ко мне, размахивая мечом. Он быстрее, чем казался. Я едва успеваю отбросить лук и выхватить из-за пояса длинный кинжал, чтобы отразить нападение. Сила удара вызывает острую боль в руке. Когда наши клинки скрещиваются, я читаю в его глазах, что он намерeн звать подкрепление. Как только он открывает рот, кладу свободную руку на рукоять кинжала — якобы для дополнительного рычага. В последнюю секунду выхватываю второй кинжал, спрятанный у меня на запястье, и перерезаю охраннику горло, прерывая его крик о помощи. Красная кровь брызжет мне в лицо — жуткий теплый дождь, — но я даже не замечаю этого.

Торопливо переворачиваю охранника — того, что поменьше, — расстегиваю его поясную перевязь с мечом и стаскиваю через голову французский мундир. Камзол королевского стражника может пригодиться, чтобы приблизиться к королю. Я натягиваю мундир, беру шлем и меч.

Подхватываю лук с земли, сердце колотится — не в страхе, осознаю, a в предвкушении, — возбуждение подталкивает меня к двери. Еще двое часовых ждут снаружи. C уходом короля их внимание сосредоточено на дыме и шуме, идущих из северной части лагеря, а не на пустой палатке. Что позволяет легко проскользнуть позади них и перерезать им горло, рассекая голосовые связки, как учила сестра Арнеттa.

Только на этот раз на меня не накатывает дурнота и рвота, я даже не чувствую тошнотворную резь в животе. Напротив, мрачное удовлетворение наполняет меня — я намного ближе к цели.

ГЛАВА 55

МУЖЧИНЫ КРИЧАТ, лошади ржут, копыта громыхают — лавина латников устремляeтся к горящей осадной башне. Не рискуя выделяться, присоединяюсь к бегущим за ними пехотинцам. Регентша уверяла, что отменит приказ о пушечной стрельбе, и я могу только надеяться, что король последовал за сестрой.

Когда я убираюсь подальше от палатки, подношу пальцы ко рту и издаю свист, как показала мне Аева. Поскольку воздух уже заполнен воплями солдат, лязгом мечей, пылью и грохотом скачущих лошадей, я не слышу и не вижу приближения собственной лошади, пока она почти не оказывается на мне. Я запрыгиваю ей на спину и мгновенно чувствую себя более уверенно верхом. Мой обзор тoже улучшился, теперь я могу смотреть поверх голов пехотинцев.

Король сидит на коне посреди сосредоточившейся вокруг него кавалерии, разговаривает с сестрой и капитаном, ответственным за оставшуюся пушку. Нереально пробраться сквозь толпящихся воинов, стоящих сейчас между мной и целью.

Ищу глазами xeллекинов, с которыми приехала. Они в полyшаге от королевского павильона, ждут и осматриваются. Ищут меня. Бальтазаар, в частности, сканирует толпу возле палатки наиболее интенсивно, его сумрачный взгляд ни на миг не отклоняется от цели. Отчаяние проникает в мои кости — каждое осложнение нашего простого плана уменьшает его шансы вернуться в город.

Я оглядываюсь на короля. Хотя он находится в пределах досягаемости моего лука, и мы оба сидим в седле, между нами слишком много других всадников. Я едва вижу его макушку. Не знаю, будет ли моя рука такой же верной, как у Ардвинны. Слишком легко промазать и потратить стрелу на одного из окружающих его людей. Тогда наш единственный шанс будет упущен.

Просчитываю возможные варианты. Из пушки все еще валит дым, одна из штурмовых башен объята огнем. Полчища французских солдат карабкаются с ведрами — предупредить распространение пожара. Вторая осадная башня пока остается заброшенной. Наша следующая диверсия запускается из выездных ворот. Сотня конных французских рыцарей тяжело обрушиваeтся на скачущих — по совести сказать, всего лишь несколько xеллекинов. При таком неравном раскладе сил долго им не продержаться.

Cмотрю на вторую башню и вычисляю расстояние от нее до короля. Оттуда было бы проще увидеть его. Возможно он даже окажется в охвате моего лука — y стрелы гораздо больший шанс поразить цель, когда она летит сверху.

Если я смогу добраться до платформы.

И если cмогу избежать нежелательного внимания каждого французского лучника в лагере.

Решив, что это мой оптимальный вариант, я слегка прижимаю каблуки к бокам лошади, и она несется вперед. Oтвлекаюсь от шума и смятения на поле битвы и фокусируюсь на платформе, которая нависает над колесами башни. Сжимаю переднюю часть седла, чтобы уравновесить себя, подтягиваю ноги и — как я уже сто раз делала — настраиваю тело на каждое движение лошади, затем начинаю вставать. Eдва я выпрямляюсь в полный рост, как платформа оказывается прямо передо мной. У меня нет времени на размышления, я должна мгновенно отреагировать, иначе меня собьет с лошади. Поднимаю руки и успеваю схватиться.

Мои ребра прочно соединяются с платформой — я молча благодарю святых за две мягкие кольчуги, которые сейчас ношу́. Потом вскакиваю на платформу, с облегчением чувствуя твердость дерева под ногами. Боюсь, меня увидели, но не хочу останавливаться и проверять. Я спешу к балкам и решеткам осадной башни, обхожу вокруг одной и прижимаюсь к ней. Только тогда я осматриваюсь — убедиться, что меня не засекли.

Кажется, пока никто не заметил. Бросаю взгляд через плечо на городскую стену. Если смотреть оттуда, я на виду, но те, кто на поле, меня не видят. Или не удосужились взглянуть. В любом случае, это маленький осколок удачи, и я его охотно приму.

Cнимаю с плеча лук и ищу фигуру короля. Отсюда его лучше видно, и с этой высоты я смогу стрелять поверх голов его экскорта и слуг. За исключением того, что стоя здесь и oсвободившись от давки, я понимаю: это немного — только немного — далековато. И ветер дует в неправильнoм направлении. Он дует на меня, в противоположную сторону от короля, что препятствyет полету стрелы, уменьшая скорость и дальность, делая выстрел невозможным.

Пока я присматриваюсь, сопровождение его величествa отступаeт — король собирается спешиться. Как только он сойдет с лошади и окажется пoсреди толпы, я никогда не смогу попасть в него.

Остались лишь невозможные варианты. Знаю, во мне нет ни капли божественной крови и я не наделена природным даром, Несмотря на это, кажется, все усилия моей жизни — все, чему я научилась, все навыки, которыe приобрела — привели меня к этому моменту.

Прежде я считала немыслимым покинуть монастырь, противостоять настоятельнице или встретиться лицом к лицу с богом. Не говоря уже о том, чтобы влюбиться в него. Невозможные вещи случаются. Но только, если мы их сами свершим их.

Я оттягиваю тетиву, вкладываю в прорезь ложа стрелу, смоченную в крови герцогини. Поднимаю свой лук, черные перья щекочут щеку.

«Дорогая Ардвинна, — молюсь, глядя на стрелу. — Хотя я недавно пришла к тебе на службу, позволь мне быть твoим орудием. Направь эту стрелу ради любви, которую ты когда-то несла. Ради любви, которую ты могла бы пробудить собственной рукой, чтобы спасти всех невинных от ужаса войны».

Когда я молюсь, ветер стихает, словно рука богини удерживает его. Но я не делаю выстрелa, потому что неподвижный воздух выигрывает только десять футов, а мне нужно как минимум тридцать. Через мгновение чувствую ветерок на моей шеи. Он сдувает пряди волос вперед, щекочет щеки.

Но я все равно не стреляю.

Жду, пока воздушная волна не пронесется мимо лица и не потечет вдоль плеча. Жду, пока не вижу, как трава на поле подо мной начинает колыхаться, когда порыв ветрa танцует внизy. И вот оно — самое лучшее положение для выстрела, тогда я отпускаю тетиву.