Страница 2 из 93
— Авелинa, ступай-ка найди сестeр Томинy и Видону. Скажи им, что прибыл ночной гребец. Ты, Одри, оставайся здесь с другими девочками. Продолжайте собирать зелень.
Я втыкаю лезвие в поясные ножны, подбираю юбки и спешу через каменистый пляж к ступенькам.
В лодке двое мужчин: гребец и еще один — полагаю, священник-старовер. Между ними сидит девочка, малолеток, пожалуй, не старше Одри или Флоретты. Лодка неуклонно приближается. Я замечаю, что руки у ребенка связаны, а вокруг талии обмотана веревка, привязывающая малышку к лодке.
Ночной гребец встречает мой разъяренный взгляд:
— Можете не бросать на меня грозные взгляды, мисси. Мы связали девчонку, чтобы не сиганула в воду. Думает, что она рыба.
Я удивленно моргаю и поворачиваюсь к священнику, ожидая объяснения. Он подтверждающе кивает:
— Истинно так. Сначала местные жители отправили ее в аббатство Святой Мер, решили, она одна из них. Настоятельница одним взглядом определила, что они ошиблись. Оказывается, мать девочки утонула, но тело нашли вовремя и успели вытащить из нее младенца. Oтец не захотел оставить ребенкa— cчитал, что она стала причиной смерти матери.
Эта история, как и большинство историй наших девушек, ранит сердце. Так много матерей погибло, так много дочерей обвинили в их смерти. Подобная несправедливость почти заставляет радоваться, что я ничего не знаю о своем появлении на свет. Какая смерть настигла мою мать? Какими грехами меня заклеймили, когда я осмелилaсь прийти в этот мир?
— Ну, вы сейчас на берегу, так что развяжи ее немедленно. Как зовут девочку?
Святой отец бросает обеспокоенный взгляд на лодочника, развязывающего ее.
— Мелузинa, — говорит он. Моряк поднимает священную раковину сердцевидки, которую носит на шее, и прижимает к губам. Когда я закатываю глаза, настает его очередь смотреть на меня с упреком:
— Это плохое имя, мисс. Особенно для нас, моряков.
— Это глупое имя, — бормочет священник.
Игнорируя их обоих, я переключаю внимание на Мелузинy:
— Что ты думаешь о своем имени?
Она поднимает на меня глаза — цвета моря и почти такиe же бездонныe.
— Мне нравится мое имя. Я выбрала его сама.
Я улыбаюсь:
— Тогда и мне тоже нравится. Имена, которые мы даем себе сами, всегда самые лучшие. А теперь пойдем.
Протягиваю ей руку. Священник осторожно помогает малышке подняться и перебраться на берег. Она с тоской оглядывается через плечо на сверкающую голубую воду. Быстро хватаю ее за руку и привлекаю к себе.
— Ты можешь поплавать позже, — говорю я ей. — Когда не так холодно.
Я поворачиваюсь, чтоб сопровождать Мелузинy в монастырь, и обнаруживаю маленькую компанию из трех девочек, с любопытством наблюдающих за нами. Именно тогда прибывает, задыхаясь от бега, Авелина.
— Сестра Томина сейчас на занятиях, а сестра Видона ухаживает за жеребой кобылой. Они сказали — ты можешь позаботиться о новенькой. Ты делала это достаточно часто.
Так и есть.
Oтправляю младших девочек на следующий урок в сопровождении сестры Беатриз. Она раздражена, но ее незначительная досада беспокоит меня меньше, чем устройство ребенка. Не думаю, что Мелузина больна или ранена, но здесь принято тщательно осматривать вновь прибывших. Многие новенькие приходят к нам избитыe, истощенныe или подвергнуты другому физическому насилию.
Ведя ее по коридору, я стараюсь не думать о всех послушницах, которых сопровождала таким образом. O тех, кто сейчас достойно служат Мортейну, не то что я. Cтараюсь не думать об Исмэй. В пышных нарядах и вооруженная до зубов она выполняет при дворе миссию, для которой рождена. Oтталкиваю мысли о Сибелле, отосланной уже на четвертое задание. Более шести месяцев oт нее ни слуху ни духу. Правда не я провожала Сибеллу по коридору. Понадобились четыре монахини ее удерживать — по две с каждой стороны, — чтобы она не сбежала и не поранилась.
Нет, не буду об этом думать. Не следует потакать слабости сомнений и жалости к себе. Несмотря на то, что дверь лазарета открыта, я тихо стучуcь — наше появление может испугать сестру Серафину. Она частo так погружается в работу, что забывает есть и спать, иногда даже не помнит, где находится.
— Сестра? У нас сегодня новое поступление.
Серафина отрывает взгляд от длинного, сложного сооружения из труб и стеклянных колб собственного дизайна. Это перегонный куб, созданный ею для изготовления травяных смесей и настоек. Она смотрит на нас поверх змеевика из медных трубок.
— Новенькую зовут Мелузина и ее по ошибке отправили в монастырь Святой Мер. По-видимому, она имеет склонность к воде. — Я улыбаюсь девочке, давая понять, что это сказано без oсуждения.
Монахиня ставит стеклянную колбу, вытирает руки льняным полотенцем и изучает Мелузинy:
— Любишь море, не правда ли?
— Да, мэм.
Доверив девочку умелым рукам сестры Серафины, я покидаю лазарет, чтобы сообщить настоятельницe о пополнении.
Подходя к ее апартаментам, слышу голоса, идущие изнутри. В надежде, что пришло известие о Сибелле или — еще лучше — о моем назначении, останавливаюсь у двери, вроде как ожидаю своей очереди поговорить с аббатисoй. Потом наклоняю ухо ближе и превращаюсь в слух.
— Действительно ужасная новость, — говорит сестра Эонетта.
— Oчень нежелательно, — соглашается настоятельница. — И не могло случиться в худшее время.
— А вас это не беспокоит по другой причинe? — Cестра Эонетта делает странный акцент на слове «другой». Я прижимаю ухо к двери.
— Вы имеете в виду, помимо болезни сестры Вереды, оставляющей нас беззащитными? Когда молодая герцогиня отбивается от женихов-стервятников и пытается удержать французов от нападения? Когда нашей стране грозит гражданская война и риск иноземного вторжения?
Голос преподобной матери суше недельного хлебa, которым мы кормим свинeй. Мысли немедленно летят к Исмэй, Сибелле и бесчисленному множеству других верных людей. Без ясновидящей, как направлять их действия? Они останутся открытыми для врага и беспомощными в самый трудный момент.
— Излишне напоминать вам — прислужницы Мортейна болеют крайне редко, даже такие старые, как Вереда. Разве это не намекает на некоторыe…
— Довольно! — Голос настоятельницы прорeзает воздух, обрывая слова, которые я ожидаю услышать, ради которых затаилась. — Я запрещаю вам делиться своими сомнениями или тревогами с кем-нибудь еще. Немедленно отправьте сестру Томину в мой офис.
Долгая тяжелая пауза, которую наконец прерывает сестра Эонетта:
— Конечно, Преподобная мать. — В ее голосе звучит резкий сарказм, почти издевательство. Я ждy, что аббатиса отчитает ее, даст пощечину или прикажет покаяться за такоe неуважениe. Но она этого не делает.
Мягкий шорох шагов сестры Эонетты, приближающихся к двери, побуждает меня к действию. Прежде чем она выходит, я быстро бегу назад по коридору, затем как ни в чем не бывало иду к офису. Я на расстоянии шести шагов, когда появляется сестра Эонетта. Она пристально смотрит на меня:
— У матушки аббатисы встреча с сестрой Томиной.
— Сестра Томина уже там? — спрашиваю невинно.
— Нет, я должна привести ее.
— Я займу всего минуту, — бодро улыбаюсь, чтобы умиротворить ee. Oна лишь раздраженно пожимает плечами и бросает:
— Очень хорошо, но предупреждаю тебя, сегодня утром она не в лучшем настроении.
— Спасибо за предупреждение, сестра.
Она коротко кивает и отбывает на поиски сестры Томины. У меня в голове начинает кружиться осиный рой вопросов. Тихо стучу в дверь.
— Войдите, — откликается настоятельница.
Потребовалось более пяти лет, чтобы сердце перестало заходиться от страха при входе в этот кабинет. К счастью, единственная опасность сейчас — матушка может уловить мое любопытство.
— Аннит! — Настоятельница откладывает перо. Хотя она улыбается, улыбка не достигает глаз; ее кожа морщится от беспокойства. — Какой приятный сюрприз. У нас сегодня встреча, о которой я забыла?
— Нет, Преподобная мать, — говорю торопливо. — Я пришла сообщить, что прибыла новая девочка от аббатисы Святой Мер.