Квантовый волшебник

– И ты ради этого до самого Сагенея летел?

– Тебя удивит, сколько есть людей, интересующихся искусством Кукол.

Она посмотрела ему в глаза. Ее собственные глаза были прекрасны, голубые, старого североевропейского вида, контрастирующие с кожей, почти такой же темной, как у него самого. В них мелькнул еле заметный огонек, она собирала информацию по искусству Кукол из сети. Нахмурилась.

– Фу.

Нахмурилась сильнее.

– Tabarnak![5] – выругалась она. – Что с ними не так? В смысле, за исключением очевидного.

– А им нужно что-то, за исключением очевидного?

– Похоже, нет.

Мадлен поежилась, и огонек в ее глазах исчез.

– Буэ. Так просто теперь не забудешь.

Она повела его через первый зал, мимо столов с рулеткой, крэпсом, блекджеком и баккара. Они подошли к лестнице. Тончайшая лоза обвивала узкий ствол дерева с гладкой корой, из которого через равные промежутки торчали прозрачные, как паутина, листья. Ступени выглядели такими хрупкими, что Белизариус ожидал, что они станут сгибаться под их весом, но Мадлен уверенно повела его вверх. По мере того как они наступали на ступени в виде листьев, те вспыхивали и гасли.

Мозг Белизариуса сразу же принялся рвать на части конструкцию лестницы. Растительные клетки, генномодифицированные, проращивающие внутри ствола и листьев углеродные нановолокна, усиливающие ксилему и флоэму до прочности стали. И внутриклеточные колонии биолюминесцентных бактерий, светящихся под давлением. Чудненько.

– Дель Касаль в комнате для игры в покер у мезонина, – сказала Мадлен.

Вдоль мезонина протекал неглубокий ручей, пузырясь на хрустальной поверхности. Над поверхностью выступали ступени из стекла и кварца. Пройдя по ним, они очутились в соединенных между собой комнатах с высокими потолками. Крыло, где играли в покер.

Белизариус оглядывал множество столов, за которыми играли в стад на пять и семь карт, дро и более экзотические игры. В каждом из трех залов по шестьдесят столов. Отрывистые, напряженные фразы пробудили в нем ностальгию. Ему многих довелось обыграть в этом казино.

Игры в казино не слишком-то изменились с конца девятнадцатого века. Технология изменила людей, но ничего не сделала с картами, лишь покрыла их защитными системами, блюдущими чистоту игры. Вероятно, в «Лануа» было больше решеток Фарадея, встроенных в стены, чем в Англо-Испанских Банках. В невидимой части спектра работали электромагнитные излучатели, создавая интерференцию, особенно в инфракрасной и ультрафиолетовой областях. Подобно бизнесу Кукол с транзитом грузов через их «червоточину», для казино честность игры была вопросом жизни и смерти.

– Он в третьем зале, – сказала Мадлен.

Там, где самые высокие ставки.

– Теперь тебе придется оставить меня, – сказал Белизариус.

Девушка разочарованно глянула на него.

– Мне необходимо некоторое время понаблюдать за ним, прежде чем разговаривать по делу.

Ее плечи поникли. Белизариус сунул ей в руки свой бокал и щедрые чаевые.

– Дай знать, если тебе еще что-то понадобится, – сказала она, улыбаясь не то чтобы невинно. – Ты мне нравишься взрослым, Бел.

– Обещаю.

Она рассмеялась очевидной лжи.

Миновав зал со средними ставками, Белизариус вошел в следующий, с самыми высокими.

Антонио дель Касаль сидел за столом, где играли дро в пять карт, глядя на розыгрыш. Подобно Белизариусу, его предки много поколений назад произошли из Колумбии. Однако в то время как в жилах предков Белизариуса столетиями текла афрокарибская и индейская кровь, дель Касаль унаследовал от предков светлую кожу колонизаторов, и лишь черные глаза и волосы выдавали небольшую примесь метисов.

Белизариус подошел к креслам на краю зала, поглядывая на играющих.

От карт исходило ощущение чистоты. Очевидная равномерность вероятностей была платонически девственна. Политика, насилие, человеческая глупость и богатство ничего не значили перед лицом вероятности. Так проявлялся в Белизариусе Homo quantus. Азартные игры были его родным домом.

А еще карты давали некое ощущение стабильности на протяжении долгих времен. К шестнадцатому веку в Европе уже были в ходу игральные карты, схожие с современными, а их современный канон, с четырьмя мастями по тринадцать карт в каждой, оформился в девятнадцатом. И после этого, подобно ящерицам и акулам, они отказывались эволюционировать, и не в силу своего очарования, а потому, что естественный отбор идеально адаптировал их к их социологической нише. Белизариусу было приятно являться частью чего-то стабильного, даже если она и существовала лишь в человеческом сознании.

Как разум со временем стал естественным атрибутом живого, так азартные игры стали естественным атрибутом разума. Интеллект появился как структура эволюционной адаптации, позволяя людям не только осознавать пространство и окружающий мир, но и предугадывать будущие события. А азартные игры служили тестом для этой машины предсказаний – настолько хорошим, что различали сознающее и несознающее куда лучше теста Тьюринга.

Белизариус никогда не верил в тест Тьюринга. Он зависел от имитации сознания, которой было бы достаточно, чтобы обмануть наделенное сознанием существо. Однако наделенных сознанием существ обмануть весьма легко, и тест Тьюринга часто давал ложноположительный результат. Белизариусу доводилось играть против компьютеров и даже мощных ИИ, таких как Святой Матфей. Рано или поздно хороший игрок определит алгоритмы, заложенные программистами, а Белизариус был очень хорошим игроком. Случайным образом меняя стиль игры и даже случайным образом меняя порог принятия решений, ИИ лишь маскировали лежащие в основе правила их работы, и лишь на время. Играть против любого компьютера и, если сказать шире, даже против Homo quantus в состоянии фуги означало не более чем играть против фиксированного набора алгоритмов, которые можно расшифровать.

Дель Касаль встал и двинулся к столу у бара с видом на главный зал. Белизариус пошел следом. Щелкающие вразнобой рулетки, голоса делающих ставки и сдающих, радостные крики и стоны доносились до бара, смешиваясь в подобие белого шума.

– Доктор, я надеялся получить возможность поговорить с вами, – сказал Белизариус на англо-испанском.

Дель Касаль оглядел Белизариуса. Внутри его глаз определенно заработали устройства дополненной реальности, но характерного поблескивания видно не было; конечно же, у дель Касаля были самые дорогие устройства, обеспечивающие передачу информации напрямую в зрительный центр мозга, без участия посредника в виде сетчатки. И он слегка прищурился.

– Архона, – сказал он. – Ты был почти что мальчишка, когда я последний раз видел тебя в казино, и мне не кажется, что мы тогда разговаривали.

– Это так, – ответил Белизариус, взяв у официанта бокал и подходя ближе.

– Ты Homo quantus, – продолжил дель Касаль, удивленно приподняв бровь, – хотя и не лучший из них, раз ты здесь, среди нас.

Белизариус приподнял бокал.

– В квантовой фуге нет двух вещей – скотча и женщин.

Дель Касаль улыбнулся и приподнял свой бокал.

– Но помогает ли фуга в картах? – спросил он.

– Квантовое восприятие в целом дает контринтуитивные результаты, именно поэтому инвесторы не ломятся на Гаррет и не швыряют нам кучи денег.

– Поэтому мне и интересно, зачем ты здесь и хочешь поговорить со мной, – медленно сказал дель Касаль. – Десять лет назад ты был партнером Уильяма Гэндера.

– У вас хорошие источники информации.

– Подписка на сервисы сбора информации окупается.

– Я некоторое время не работал с Гэндером.

– Он сейчас за решеткой, – сказал дель Касаль. – Полагаю, надурил не того человека.

– А я сейчас занимаюсь предметами искусства другого мира.

– Да, хотя я сомневаюсь, что ты здесь, чтобы предложить мне предметы искусства, – ответил дель Касаль.

– Я почитатель вашего таланта. У меня есть проект, в котором могут пригодиться ваши умения, и я плачу куда выше рыночного уровня.

5

Букв. «дарохранительница» (фр.), квебекское ругательство, аналог русского «срань господня» и английского holy shit.