Уханьский синдром

Звонок человека такого уровня не мог не настораживать. К тому же Кросман предложил встретиться в неформальной обстановке в закрытом гольф-клубе, пообещав, что разговор пройдёт без посторонних глаз. Отказ от такого предложения мог повлечь за собой кучу проблем, особенно на фоне начавшегося расследования по пыткам в офшорных тюрьмах. Хосвей помнила, как несколько лет назад, когда президент рекомендовал её на должность замдиректора ЦРУ, руководимый демократами Комитет по разведке не одобрил её кандидатуру. Помнила она и то, что, после того как Конгресс дал согласие на назначение её директором, у неё состоялся короткий брифинг со спикером-демократом, которая прозрачно намекнула на то, что именно ей она обязана своим карьерным ростом.

Меньше всего директору ЦРУ хотелось оказаться вовлечённой в борьбу демпартии против президента. Её не интересовала политика, и тот публичный, перешедший все границы разумного срач, который устроили две группы вашингтонской элиты, ей был просто противен. Даже национальные интересы её по большому счету не волновали. Она просто страстно любила свою работу, обожала почти безграничную власть над людьми, которую даёт её должность. Просыпаясь каждое утро, Хосвей мечтала поскорее оказаться у себя в кабинете, прочитать свежую сводку событий за ночь и с головой погрузиться в увлекательную игру, имя которой – глобальная разведка. У директора не было политических амбиций. Она достигла всего, о чём мечтала, и не желала дальнейшего карьерного роста. В крупнейшей разведке мира ей было комфортно, спокойно и уютно. Совсем как в семье, которую ей из-за работы и скверного характера так и не удалось создать.

К сожалению, позиция директора ЦРУ по своей природе была одной из самых политизированных в вашингтонской верхушке, и Хосвей стоически принимала наезды на неё со стороны элит. Пока ей удавалось лавировать между двух огней в бушующем пожаре войны между президентом и демпартией. Её искусство в этом становилось всё более утончённым и отточенным, а уверенность в том, что ей удастся справиться с любыми проблемами, неуклонно укреплялась.

Закрытый частный гольф-клуб ВИП-уровня находился в сотне километров к северо-западу от Вашингтона в предгорьях невысокого массива Блу-Ридж. Её вертолет приземлился на площадке чуть в стороне от основного здания. Четвёрка охранников в лёгкой броне со штурмовыми винтовками спрыгнула ещё до того, как шасси коснулось газона, и, отбежав на несколько десятков метров, заняла позиции по периметру. Ещё пара в просторных куртках, которые скрывали тяжелые бронежилеты, осталась при боссе, чтобы прикрыть её в случае нападения.

Со стороны здания гольф-клуба показался администратор в безупречном фраке с бабочкой, словно внутри шёл концерт камерной музыки для искушённой публики.

Приняв руку охранника, Хосвей спустилась по ступенькам вертолёта и осмотрелась. Ещё с воздуха она заметила, что освещаемые тёплыми лучами закатного солнца поля для гольфа, площадки для отработки ударов, теннисные корты и парковка были пусты. В это вечернее время члены клуба обычно заполняли шикарный ресторан, лаундж-бар и открытую террасу, но на этот раз и там не было никого. Значит, Кросман действительно позаботился, чтобы они были одни. Учитывая заоблачные цены этого элитного заведения, такая забота влетела клубу в серьёзную копеечку.

– С прибытием, мэм, – администратор остановился в нескольких шагах, чуть склонил голову в почтительном жесте и, не обращая внимания на суровых телохранителей, полным достоинства голосом продолжил: – Вас ожидают в приватной секции ресторана, мэм.

Во внутреннем убранстве основного зала отсутствовала напускная роскошь и ставший привычным для богатых заведений Вашингтона и Нью-Йорка дешёвый, граничащий с безвкусицей гламур. Интерьер ресторана был оформлен в аскетичном духе закрытого клуба влиятельных английских джентльменов конца ХIХ века и всем своим видом подчёркивал солидность и серьёзность собирающейся здесь публики. В том же стиле был выдержан и небольшой каминный зал с четвёркой роскошных, обтянутых мягкой замшей глубоких кресел, расставленных вокруг низкого резного столика из красного дерева. В одном из них с развёрнутой газетой в руках сидел пожилой, по-военному подтянутый мужчина на вид лет семидесяти в светлых брюках и фирменном клубном поло. Он отреагировал на произнесённую администратором фразу «Миссис Хосвей, сэр» с чуть заметной задержкой, которая однозначно давала понять, кто здесь хозяин. Выдержав секундную паузу, Кросман сложил газету, свернул её трубкой и отправил в стоящую рядом корзину, где уже лежало несколько экземпляров других изданий.

– Боже! Куда мы катимся, – посетовал он, вставая. – Миссис Хосвей, вы можете ответить мне на этот вопрос?

– Извините, сэр? – немного смутилась директор, не ожидавшая такого начала беседы. Старик вёл себя так, как будто знал её уже давно, а разговор происходил где-нибудь на кухне.

– Я про тот бардак, который творится в мире, – он подошёл к ней и, протянув руку, представился. – Лари Кросман. Можно просто Лари. Проходите, присаживайтесь. Так вот… На этот вопрос сейчас не может ответить никто. Ни госдеп, ни Пентагон, ни полдюжины мозговых центров, считающих себя супераналитиками, ни разведка, – он, опёршись на подлокотники, медленно опустился в кресло и продолжил: – И знаете, я подумал, может быть, ответ есть у вас?

– Именно за этим вы меня сюда пригласили? – Хосвей подозрительно посмотрела на старика.

– В том числе. В том числе, – задумчиво пробормотал тот, внимательно изучая свою собеседницу. – А вы в жизни выглядите ещё более э… жёсткой, чем на фото- и видеоматериалах. Особенно когда чувствуете, что вышли из зоны комфорта.

– Вы изучали моё досье? С какой целью, Лари? – вопреки приличиям, она умышленно назвала его по имени, думая, что это как-то унизит старика, но тот пропустил её укол мимо ушей. Оказавшись в непривычной роли изучаемого объекта, директор почувствовала некоторую неловкость. Обычно она изучала материалы на других людей, зачастую решая их судьбу, а тут старик чуть ли не в домашних тапочках ведёт себя так, как будто она пришла к нему наниматься в горничные.

– Не смущайтесь, пожалуйста. Должен же я знать, с кем имею дело. Про вас, знаете ли, разные слухи ходят. Мне действительно очень важно ваше мнение как главы разведки о сложившейся ситуации в Америке и за её пределами. Не кажется ли вам, что критическая масса проблем неуклонно нарастает?

– С такими выводами сложно не согласиться, – немного расслабилась Хосвей, чувствуя, что они переходят к теме разговора. – Противостояние президента с демпартией и СМИ переросло в открытую конфронтацию. Оно не даёт сосредоточиться на решении внутренних проблем, ослабляет наше внутреннее единство и подрывает глобальное лидерство, давая возможность России и Китаю нарастить своё влияние. К тому же накапливаются серьёзные финансовые риски, растущий госдолг, дефицит бюджета, падение производительности труда и сокращение промышленного производства в пользу финансово-спекулятивного сектора, – после этой фразы она с вызовом посмотрела в глаза собеседнику, ожидая его реакции на такой укол, но тот лишь чуть кивнул, приглашая её продолжить. – Всё это грозит нам серьёзным кризисом, если не экономическим крахом, который на фоне поляризации общества может привести к беспорядкам, а в худшем случае – к гражданской войне и расколу США. Это если в двух словах, сэр. Более полный анализ с выкладками и сценариями вы найдёте в годовом обзоре рисков, подготовленном ЦРУ. Я уверена, вы имеете к нему доступ.

– Читал я этот доклад. И рад, что вы тоже его изучили. Ваш предшественник не очень интересовался ни разведкой, ни вопросами национальной безопасности. Ему было важно попасть в Белый дом, чтобы каждый день мелькать своей толстой никчёмной задницей на телевидении. А вы, я вижу, к работе относитесь серьёзно. Публичности избегаете. Дела делаете тихо, но основательно. Это правильный подход.

– Безопасность Америки – мой приоритет, – ответила директор, чуть было не ляпнув «Спасибо, сэр». Это бы и вовсе поставило её в подчинённое положение. Несмотря на расслабленные манеры, старик производил впечатление опытного охотника, со знанием дела расставляющего ловушки вокруг своей добычи.