Обратный отсчет

Рядом находились два агента ФБР, приставленные к ней правительством из соображений безопасности. Оба в джинсах и свободно сидящих ветровках, что, по идее, должны было делать их неразличимыми в толпе и не похожими на агентов ФБР. За время знакомства они и двух слов не сказали, и все, что Миа знала про них, сводилось к тому, что один, звавшийся Рамиресом, был большим охотником до чипсов Doritos, а другой, Чок, поплотнее и пониже ростом, все время держал во рту зубочистку и, когда думал, что никто не видит, крутил ее языком.

Свен тоже был не из разговорчивых. Гибель Тома, да еще от рук ненавистного Стража, совершенно выбила его из колеи. Он про это не говорил, но по тому, как иногда взгляд его застывал, а кулаки непроизвольно сжимались, словно на чьем-то горле, Миа понимала, что происходит в его душе. Когда военный вертолет доставил их на базу Эллингтон Филд, Свен сказал, что ему придется на время покинуть Мию, и что она остается в надежных руках, и что они скоро увидятся. После этого он заключил ее в объятия, напоминавшие одновременно о хватке удава и прикосновении любящего отца. Ей было грустно, и она надеялась, что он действительно еще вернется.

— Кто? – послышалось из-за двери.

— Миа Вард.

Раздался щелчок замка, и дверь отворилась. Перед ней стоял незнакомый человек, и на секунду она подумала, что ошиблась номером, но тут увидела Пола, сидящего на кровати с пультом дистанционного управления в руке.

— Свен передавал привет, – сказала Миа открывшему дверь.

— А Том? — спросил впустивший их человек, сам бывший агент Стража, перешедший на другую сторону.

У Мии болезненно сжалось сердце: память о потере была еще слишком свежа. По ее лицу он все понял.

– Он был один из лучших, — мрачно сказал бывший Стражник и, обогнув агентов ФБР, вышел на лестницу. Миа еще успела увидеть, как он стоит там, сжимая перила.

Перед ней появился Пол и остановился в растерянности, не зная, обнять ее или нет.

— Рад тебя видеть, – начал он. — Значит ли это, что мы свободны?

Она посмотрела на потертый ковер у них под ногами.

– Боюсь, я не за этим, – они вас, возможно, перевезут в другое место через пару дней.

— Я тут уже с ума схожу, – Пол потер висок. — Целыми днями взаперти, из еды — один фастфуд утром, днем и вечером. Какие-то странные люди, приходящие обследовать Зоуи. Она питается через трубку, ей нужно в настоящую больницу.

Миа посмотрела на кровать за спиной Пола и на дочь, укрытую простынями. Рядом стояла капельница. Она села возле ребенка и подняла простыни. Кожа Зоуи была горячей и розоватой, как у Гранта и других, пораженных Зальцбургом.

— Привет, солнышко, -- она погладила волосы ребенка. – Как дела у моей большой девочки?

Зоуи медленно открыла глаза и мигнула под светом лампы.

– Помнишь, как я разбудила тебя однажды песенкой «Время печь бублики» и ты вскочила, радостная в предвкушении веселой стряпни? А это была всего лишь строчка из рекламы Dunkin’ Donuts. И ты стала плакать, потому что думала, что мы вправду будем печь бублики, и не понимала, зачем так говорить, если это неправда. Ты плакала, а я проклинала себя за тупость.

Зоуи смотрела не нее равнодушным, непонимающим взглядом.

Тяжело было видеть дочь в таком состоянии, но еще ужаснее – осознавать, что ребенок ее не узнает.

– Я всегда огорчалась, если ты грустила, но сейчас – уж лучше бы грусть, чем вот это.

Миа, едва сдерживая слезы, гладила дочку по голове, как она всегда делала, укладывая ее спать.

Она взяла маленькую руку дочери в свою. Пальцы Зоуи показались ей ненормально толстыми. Дети растут рывками, это она знала, но тут было что-то противоестественное, особенно для ребенка, которого кормят через трубку. В подобных случаях тело теряет вес, иногда до состояния истощения. И первыми о том, что организму чего-то не хватает, сигнализируют конечности. Помимо еды, ребенка в форме поддерживает подвижность. Как астронавты, проведшие много дней в невесомости, теряют мышечную и костную массу, так и обездвиженные люди, в коме или инвалидном кресле, неизбежно теряют вес. Законы природы однозначны: то, чем ты не пользуешься, ты теряешь.

Миа поднялась и сдернула простыни с дочери.

– Ты что?! – всполошился Пол.

– Ее руки и ноги выглядят толще, чем должны.

– Естественно, мы о ней все время заботимся.

– Не сомневаюсь, Пол. Но это за пределами нормы. Я хочу сделать ей анализ крови.

– Она, может быть, умирает, а ты про вес… – Пол смотрел в недоумении.

– Перестань, – она почти кричала. – Мне наплевать на ее вид. Но то, что с ней происходит, – противоестественно.

Миа ощупала ногу дочери, и ей вспомнился Грант, объявившийся на базе Эндрюс этаким крепышом, при том что за два дня до того он слег с тяжелым переломом бедра.

– Дайте телефон, – обратилась она к одному из агентов ФБР.

•••

– Соедините, пожалуйста, с доктором Мерель Янссон, – звонок бы в Амстердам в Лабораторию молекулярной генетики.

– Прошу прощения, но доктор Янссон сейчас не может с вами поговорить.

– Скажите ей, что это доктор Миа Вард и что это срочно.

– Доктор Янссон за границей, – сообщили ей после паузы.

У Мии упало сердце. Секретарша на том конце говорила, что доктор вернется через неделю-другую.

– Где она находится?

– Я не уверена, что могу…

– Девушка, больные люди могут умереть, если вы не прекратите эту тягомотину с протоколом. Еще раз – где она?

– В Индии, – сдалась секретарша. – В Институте медицинских исследований Калькутты.

– Ну вот. Делов-то, – позволила себе легкую грубость Миа, прежде чем начать искать в телефоне агента Рамиреса номер института в Калькутте. На этот раз переговоры, несмотря на тяжелый бенгальский акцент с той стороны, завершились успешно.

– Миа? – отозвалась доктор Янссен.

– Послушайте, Мерель. У меня совсем мало времени. Зальцбург мутирует. 47-я хроматида скоро обретёт пару.

Миа рассказала о бинарном коде во взрывной волне и его расшифровке Анной. Когда в компании сорока шести хроматид (составляющих двадцать три хромосомы человека) обнаружилась 47-я, названная синдромом Зальцбурга, это можно было объяснить редким генетическим заболеванием. Затем инопланетный корабль начал распространять синдром по всему миру, неся повышенную чувствительность к солнечному свету, снижение костной массы, искажения ДНК и в ряде случаев, как с Зоуи, – нарушение сознания и способности к контакту с другими людьми. Складывалось впечатление, что геном человека меняется таким образом, что скоро люди исчезнут как вид. Трудно было отделаться от мысли, что пришельцы расчищают мир для себя самих или для какого-то созданного ими нового вида. Информация, найденная в бинарном коде, и появление новых симптомов вызывали у Мии опасения по поводу очередной фазы еще более тяжелых мутаций.

– Удивительное совпадение, – датский акцент Янссон стал сильнее. – Здесь в Индии у некоторых пациентов наблюдается рост плотности костной ткани. Институт полностью перепрофилировался на лечение синдрома Зальцбурга. Мы применяем более агрессивную версию генной терапии, которую вы предложили в Амстердаме и которая была успешной. При этом появились новые симптомы, и мы не знаем, то ли мы переборщили, то ли организм некоторых пациентов сопротивляется нашим попыткам глушить гены Зальцбурга.

Пол и агенты ФБР с интересом вслушивались в загадочный разговор.

– Если мы поймем, как Зальцбург вообще попал в наш геном и как корабль дистанционно управляет мутацией хроматиды, мы поймем, как с этим бороться.

Ей бы хотелось сказать больше: что подо льдом Гренландии обнаружен новый корабль и что времени у них всего две недели до возможной новой и окончательной катастрофы.

– В каком смысле мы? – удивилась Янссон.

– Вылетаю ближайшим рейсом, – ответила Миа, глядя, как агенты крутят головами и машут руками. Но смущали ее не они, а перспектива разговора с Джеком о том, что она не поедет с ним в Гренландию.