Страница 2 из 13
Неизвестность — вот что мучило больше прочего. Всего один раз ко мне пустили делегацию от академии: ректора с Элеонорой и Сергеем — но они ничего толком сказать не смогли, в основном пытались подбодрить. По крайней мере, Глушаков. И всё.
Несколько раз вызывали на допрос. Правда, незнакомые инквизиторы всё время недобро косились на печатку на моём пальце. Чудилось, что, будь их воля, так они бы мне палец с этим кольцом отрубили. Неприятие в их голосе прямо сквозило. Но последний допрос был с месяц назад, и от одиночества я уже начинал звереть.
— На допрос? — не выдержав, спросил я у конвоиров, что ожидали снаружи.
— Там скажут, — ответил усатый стражник, которого я помнил по прошлым моим выходам из камеры.
В общем-то, грубости ко мне, как и каких-то жёстких мер, не проявляли. Всё же я был носителем инквизиторского кольца. Поэтому соломенный матрац раз в неделю обновляли, а еду носили дважды в день, регулярно. Не ресторан, понятное дело, но, по крайней мере, было достаточно питательно.
Каких-то запретов или ограничений в пределах камеры у меня не было, поэтому, первую неделю тупо провалявшись на кровати, полный жалости к самому себе, со второй я взял себя в руки и составил примерный распорядок дня.
Утро я начинал примерно часа за полтора до первого приема пищи с хорошей — до пота — зарядки. Потом обтирался смоченным в воде полотенцем, завтракал, пару часов тренировался в составлении паутины известных заклинаний, затем снова приступал к физическим тренировкам с собственным весом, но уже длительным — до полного изнеможения. Далее был полуденный сон, после которого я садился и вспоминал теорию магии, по памяти восстанавливая учебные лекции. Ну а заканчивали мой день второй приём пищи, отдых и растяжка перед сном.
И так по кругу.
За три месяца на шпагат я, конечно, не сел, но уже мог выдать неплохой ура маваши на уровне своей головы. Вот, кстати, тоже выверт памяти, обострившейся в заключении — я вспомнил названия многих ударов из карате, которым сильно увлекался в детстве. Жаль только, что дело не ушло дальше изучения биографии Масутацу Оямы и разглядывания картинок в кустарно выпущенной книге, посвящённой киокушинкай карате, с попытками повторить увиденное дома. На секцию карате меня так и не отдали.
Зато теперь, скинув вес и регулярно растягивая связки, я вспоминал некогда виденные картинки и бодро лупасил стопой и внутренними поверхностями ладоней по каменным стенам, мудро следуя одному из принципов карате: «По твёрдому бей мягким, по мягкому — твёрдым».
Маваши гери, ура маваши, йоко гери, мае гери — я с удовольствием вспоминал забытые названия, катал их на языке, причмокивая от удовольствия, когда получалось особенно хлёстко и громко влупить по камню. Наверное, это тоже спасало меня от отупения.
Когда мы прошли, не останавливаясь, мимо безликого ряда дверей, ведущих в допросные, а затем поднялись на этаж выше, я понял: что-то изменилось, что-то поменялось там, во внешнем мире, с которым у меня не было связи. Даже затеплилась робкая надежда, что меня наконец отпустят.
А затем я увидел знакомое лицо, самого первого встреченного мной в этом мире инквизитора — Амниса. Слегка осунувшийся, с тёмными кругами под глазами, он дождался, когда мы подойдём, и, махнув рукой, коротко бросил моим конвоирам:
— Свободны.
Стражи безмолвно развернулись, и я недоверчиво проводил взглядом их удаляющиеся спины. Неужели моё заточение заканчивается? Вот так, по одному небрежно брошенному слову?
Я бросил пристальный взгляд на Амниса и начал разговор:
— Старший инквизитор…
Но тот прервал меня, строго сообщив:
— Заместитель начальника городского управления и ваш непосредственный начальник, Ширяев.
Я резко замолчал, переваривая услышанное. Получается, меня всё-таки признали инквизитором? А как ещё понимать сказанное? Значит, точно, я свободен?
Последнюю фразу я, видимо, произнёс вслух, потому что Амнис несколько резко заявил:
— Не обольщайтесь, Ширяев, вы теперь на службе. И свободы у вас будет ровно столько, сколько позволят долг, обязанности и воля начальника. Всё понятно?
Я молча кивнул, не поднимая глаз, а инквизитор закончил:
— И служба эта продлится до самой вашей смерти, какой бы длинной или короткой не оказалась ваша жизнь.
От того, как были сказаны эти слова, я невольно поёжился. Веяло от них какой-то безнадёгой.
Немного полюбовавшись моим мрачным видом, Амнис скомандовал:
— За мной!
Дальше всё слилось в калейдоскоп стремительной беготни по этажам, где я что-то подписывал, что-то изучал, что-то забирал с собой… Под конец мне даже выдали инквизиторскую мантию и комплект обмундирования под неё, и я тут же, на складе и под бдительным взглядом каптёра, переоделся. Взгляд у того был намётанный: подошло всё, в том числе и обувь — добротные кожаные сапоги, напоминающие формой кирзачи из моего мира, только усиленные металлическими пластинами в носке и пятке.
— Теперь куда? — спросил я, приободрённый происходящим. Всё-таки после трёх месяцев отсидки служба инквизитора даже с таким пугающим вступлением не казалась чем-то по-настоящему ужасающим.
— А теперь, — холодно, сразу сбив весь мой позитивный настрой, ответил мой новый начальник, — я покажу, что такое «мера ответственности» и к чему её игнорирование может привести.
И мы снова спустились в подвал.
Чем ближе мы подходили к месту назначения, тем морознее становилось вокруг. Под конец из моего рта с каждым выдохом вырывалось облако пара, свидетельствуя о температуре сильно ниже нуля.
— Смотри внимательно, Ширяев. Смотри и запоминай, — произнёс Амнис, когда мы остановились перед покрытой инеем деревянной дверью, — потому что это всё — следствие твоих собственных поступков.
Он толкнул дверь, пропуская меня вперёд. Вот только мне как-то сразу расхотелось заходить. Потому что большое помещение, открывшееся взору, было полностью заставлено столами, на которых лежали трупы. Много трупов — десятки, если не под сотню.
Даже отсюда мне было видно, что они все ужасно обезображены — у многих не хватало частей тела, а где-то наоборот, только отдельные части рук, ног…
— Что встал? Иди, смотри. Это тела горожан, погибших в стычке эльфов и пограничной стражи, что охотились за тобой. Две группы опытнейших бойцов на какого-то мага-недоучку. Забавно, не правда ли? И ведь столько народу перебили, а на тебе — ни царапины.
Несмотря на сказанное, в голосе инквизитора не было и намёка на веселье. Скорее мрачное ожесточение.
— Я не знал, что так будет, — тихо сказал я.
— Зато теперь знаешь, — так же тихо ответил Амнис. — И отныне спрос за подобное с тебя будет уже стократ сильнее. Инквизитору такое не прощается.
Простояв с минуту в гробовом молчании, он закрыл дверь.
— Пойдём.
— Куда? — по въевшейся привычке поинтересовался я, на что замначальника только тяжело вздохнул.
Правда, никакой интриги не получилось, так как пришли мы, по всей видимости, в его собственный кабинет.
— Садись, — властно приказал Амнис, пальцем ткнув в стул у стены.
Захотелось пошутить, что за три месяца насиделся, но не стал. Не стоит вот так сходу злить начальство, которое и без того не шибко довольно. Покорно присел, сложив ладони на коленки.
— Держи.
Порывшись в шкафу у стены, инквизитор достал книжку в толстом кожаном переплёте и сунул мне в руки. Раскрыв ту, я понял, что это блокнот или ежедневник, причём чистый.
— Будешь записывать сюда поставленные задачи и ход их выполнения, отчёт раз в месяц либо по выполнению.
Я покрутил ежедневник в руках и спросил:
— А моё место работы?
— С учётом твоего не до конца выбранного потенциала, — ответил Амнис, садясь за стол, — руководством было принято решение вернуть тебя в академию для дальнейшей учёбы. Но! — он поднял ладонь, не давая мне раскрыть рот. — От службы на благо империи это не освобождает, так что параллельно будешь выполнять задачи от управления.