Страница 97 из 291
- Я думала, ты привез меня сюда для другого.
Не моргая, уставившись на серую гранитную плиту, Маргарита непроизвольно поправила прядку волос, назойливо ниспадающую на лицо из-за пронзающего насквозь сухого ветра.
- Для другого. - Раздался негромкий голос мужчины. - Наверное.
За спиной послышалось шуршание сухой травы и приближающиеся шаги. Мгновение и мужские руки несильно сжались на её плечах.
Невольно вздрогнув, девушка снисходительно хмыкнула.
- Но прежде тебе стоило прийти именно сюда. - Уткнувшись подбородком в девичью макушку, добавил Олег.
- Зачем? - Вздохнула Рита, вздернув плечиками, в попытке избавиться от близости мужчины.
Глаза продолжали невидяще изучать портрет довольно интересной женщины, выгравированный на надгробье. Судя по всему, новенькому.
Странным образом, но не было ни сожаления, ни слез. Одна пустота, изощренно расползающаяся изнутри и пускающая наиболее крепкие корни в глубины сердца.
Вот, оказывается, как бывает. Вместо ожидаемого страха — полное опустошение. Вместо заброшенной комнаты в коммунальной квартире — старое почти неэксплуатируемое кладбище, неподалеку от дома, за сквером.
Поначалу Одинцова крайне удивилась, когда Олег, обойдя стороной необходимый подъезд, потянул в сторону арок. Не задавая лишних вопросов, молчаливо шла следом. Девушка, вообще куда больше желала поскорее вернуться в дом Чернышевского, а не искать новые и новые зацепки минувших дней. Каково было удивление стоило очутиться у ветхих, поскрипывающих без смазки кованых ворот, надпись на табличке которых гласила — «Міський цвинтар».
Сколько в свое время по переезду в коммуналку, Рита боялась и обходила стороной это место. Сколько избегала после того, как стало к кому ходить, помимо покойной бабушки по материнской линии. Теперь по иронии судьбы, возвращаясь к истокам, Чернышевский первым делом потянул именно сюда. Хотела или нет не спрашивал. Снова поставил перед фактом, заявив, что так надо. Маргарита сомневалась в верности утверждения, но что поделать — раз дала слово, нужно сдерживать обещания.
Рассматривая изображение женщины вроде знакомой, известной ей, одновременно такой чужой и далекой, не понимала, как реагировать. Плакать? Но она не плакала даже на похоронах. О каких слезах может идти речь, спустя столько лет?
Наверное, Одинцова чрезмерно черствая, раз не смогла в подходящий момент ощутить горечь потери. Да и теряла ли? Отдаление этой женщины пережила в раннем детстве с уходом отца. Когда она, взамен того, чтобы воспитывать и заниматься родной дочерью, выбрала более близкую и понятную бутылку водки и сомнительную компанию. Формально родная мать, а в реальности совершенно чужой человек.
Рита, помнящая её в регулярном пьяном угаре, растрепанную, в грязной, засаленной одежде и с большими синими кругами под глазами, по-доброму завидовала детям, которым составляло огромных трудностей застать матерей дома, без фартука и чего-нибудь вкусненького перекусить. И глядя на лик, с трудом узнавала ту самую женщину, которую помнила с детства.
Молодая, красивая, с правильными чертами лица и слегка вьющимися, ниспадающими на плечи, темными волосами. Такая живая, искрящаяся, словно вот-вот сойдет с гранита. Добрые чистые глаза, легкая улыбка... Знакомая незнакомка. Лишь подпись внизу принуждала поверить — это один и тот же человек.
Одинцова Мария Семеновна.
После ухода отца, она так и не сменила фамилию на девичью. Порой, во время просветлений от алкогольной зависимости, Рите казалось, что, спустя многие годы, продолжала искренне любить и ждать возвращения мужа.
17.08.1964-21.08.1997.
Надо же — такая молодая. Ушедшая из жизни чуть старше теперешней Маргариты и ровесницей нынешнего Олега. Ранее девушка никогда об этом не задумывалась. Ранее, как бы кощунственно ни звучало, преждевременный уход матери казался наиболее верным и правильным выходом из сложившейся ситуации.
Одинцова хорошо помнила тот год. Ситуация становилась несноснее. Если Мария и прежде категорически отказывалась воспринимать родную дочь, в то время осознанно или нет, делала все, чтобы сжить Риту со свету. Последний день рождения матери сохранила в памяти навсегда.
Середина августа. Стояла изнывающая, плавящая мозг, жара. Маргарита, памятуя о празднике родительницы и надеясь, что та останется трезвой, спешила домой с поздравлениями. Специально пошла пораньше в магазин, чтобы на припрятанные деньги купить праздничный торт и цветы. Изящные и нежные маргаритки. Девушка отчего-то была уверена, что они являются любимыми цветами матери. Да и самой нравились крохотными пестрыми бутонами.
Одинцова намеревалась не просто сделать приятное непутевой матери, в очередной раз попытаться достучаться до разума. Надеялась. До последнего. До того самого момента, как переступила порог комнатушки и не увидела мать... нет, ни пьяной. Хотя наверняка женщина планировала напиться после. И, скорее всего, позже осуществила задуманное. Но когда Рита с идиотской улыбкой, тортом и цветами в руках вошла в квартиру, Мария, умостившаяся на диване с ногами, торопливо перебирала какие-то безделушки в маленькой деревянной шкатулке...