Страница 184 из 291
Жизнь странная штука. Порой бывает, поднося в высоту небес, что есть силы роняет на землю. Крылья, едва возродившись из пепла, ломаются, оставляя взамен кровавые раны. Рай, казавшийся полноценной реальностью, позади. Ошметки нелепой наивности, что ворота пропасти ада не откроются и не поглотят с головой, надеждой оседают на душе. Жизнь рушится? О, нет. Она становится прежней. В данном случае неизвестно, что хуже...
Всматриваясь сквозь высокое окно кафетерия вдаль взлетной полосы где, словно большие белые птицы, взлетали и садились самолеты, девушка нетерпеливо помешивала ложечкой сахар в кофе.
Все куда-то спешили, торопились. Кто-то к морю на отдых, желая поскорее понежиться под жаркими лучами сицилийского солнца. Кто-то обратно — домой. В суровую реальность, где ласковая морская волна и тихий бриз покажутся эфемерной сказкой. Где больше нет места беззаботности и покою. Нежности и страсти. Где не будет свободы. Той самой желанной свободы, которую смог подарить лишь романтический итальянский остров. Хотя...
Взор метнулся к барной стойке откуда, рассчитавшись, неспешно шагал мужчина, неся в руках поднос с какими-то блюдами. Сосредоточенный. Чуть нахмуренный. Напряженный, что заметно по слегка ссутулившимся плечам. Главное, такой родной...
Да, какой к черту итальянский остров! Это всё он и только он. Единственный мужчина из юности, ставший ближе родной матери. Ближе брата, которого никогда не имела. Мужчина, которым всегда дорожила и о возвращении которого не грезила. Друг, в одночасье перевернувший сознание и ставший кем-то большим. Гораздо большим. И неважно на Сицилии они, или в далекой Тундре. На диком пляже или посреди людной площади.
Свобода — она не имеет границ и сроков давности. Можно быть свободной, кружась в глухом поле, в одиночку. А можно в объятиях любящего и близкого человека. В нём её свобода. Только в нём...
- Вот, твое любимое тирамису. - Усаживаясь и одновременно с тем протягивая блюдце с пирожным, вздохнул мужчина. - Рейс немного задержали. Я подумал, ты захочешь перекусить.
Благодарно кивнув, Маргарита не удостоила вниманием лакомство, продолжая пристально рассматривать суетящегося за столиком мужчину.
- Что? - Нахмурив брови, удивленно уточнил.
Глупый. Такой глупый. Неужели ничего не понимает? Или все мужчины тугодумы? Во всём всегда приходится признаваться первой...
- Олег… - Тихо, с отчаянием выдохнула.
На миг прикрыла веки. По щеке скатилась невидимая слезинка.
Как же, оказывается, больно просить о чем-либо. Просьба, обращенная к мужчине, для нее всегда была сродни унижению. Падением ниже собственного достоинства. Её могли убивать, физически ломая. Но пока морально держалась, упрямо стоя на своем, не показывая боль и не моля о пощаде, оставалась собой.
Но к чему сравнения? Олег другой. Сегодняшняя просьба далека от тех, что в предназначенное время так и не были озвучены. Что такое просьба о пощаде у страшного зверя, по сравнению с просьбой о всецелом спасении и свободе у любящего мужчины? Мужчины, которому впервые в жизни отдала не просто тело, но и душу. Которого... хотела бы полюбить. По-настоящему. Не как друга или спасителя. Как того, единственного...
Кто знает, что отразилось в это мгновения во взгляде девушки. Немая мольба или обещание полюбить. Научится быть достойной его. Непременно научиться любить. А возможно, уже любовь?.. Любовь, которую еще боится признать до конца...
Но Чернышевский, крепко сжав холодную девичью ладонь, теребящую салфетку, осторожно подметил:
- Я тоже не хочу сегодня возвращаться. Но так надо.
- Нет. - Опустив голову, замотала из стороны в сторону. - Я не поэтому. Боюсь, что по возвращению вновь придется стать холодной и циничной Марго. Притворяться. Надевать маски безразличия и улыбки, а на самом деле рваться на части, потому что это не я... Не я, настоящая. Понимаешь?
- Я помогу тебе забыть всё. - Аккуратно убрав прядку волос с лица девушки. - Ты мне веришь?
- Верю. - Не моргая, всматриваясь в грустные глаза мужчины, заворожено согласилась Рита. Выдержав паузу: — Олег... Я никогда никого ни о чем не просила, но... не оставляй меня одну.
- Не оставлю. - Повторил Чернышевский следом. - Никогда.
- И... не отдавай меня. Ему...
Просьба, прозвучавшая почти не слышно. Она не разобрала, расслышал Олег или прочел по губам, и потому столь отчаянно и уверенно закивал, до хруста сжимая хрупкую ладонь.
Говорить об этом вслух не могла. Называть имя человека, который не так давно казался идеальной партией, спасителем и благодетелем, ныне, после пережитого здесь с Чернышевским, представлялось предательством. Менее грубым и страшным. Но не менее коварным.
Она опасалась признать в себе страхи даже не притворства, а того что придется, как ручной птичке, полетав немного на свободе, вернуться в клетку. Золотую, со всеми удобствами и привилегиями, но закрытую и разрушающую изнутри.
Когда свершился переломный момент, когда Рита всё уразумела? Наверное, глубоко в душе знала всегда. Но сегодня, проснувшись от легкого прикосновения мужской руки к щеке, это понимание вырвалось наружу, поглощая с головой. Что она больше не хочет возвращаться. Не хочет прежней жизни. Не хочет к Кириллу. Что многое отдаст, чтобы, всегда просыпаясь, видеть только его — Олега...