Страница 4 из 57
Где-то в стороне взлетел на воздух ларек с агитационными листовками. Взрыв был настолько мощным, что у многих заложило уши. Бело-красные ошметки обильным снегопадом опускались на головы, кто-то радостно кричал, его поддерживали. От толпы все чаще стояли отделяться те, кто уже не видел смысла маскироваться. Снаряды летели во все стороны.
От одного из армейских постов, вооружившись дубинками, двинулся отряд из пяти человек. Они были уверены, что правда на их стороне, из-под глубоких касок на толпу бесчинствующих смотрели сердитые лица тех, кто относился к рабочему люду, как к скоту.
Но сегодня что-то пошло не так.
Несколько десятков человек отделились от основной массы, окружив бойцов и, прежде чем те поняли, куда вляпались, повалили на землю. Для порядка, солдатам помяли бока, отобрали оружие и военные билеты, оставив валяться на земле. Насильно их никто не держал, и они спокойно могли уйти с поля боя. Вот только как быть с позором? Потеря оружия и документов — серьёзный залёт для военного, и за такое обычно дают гауптвахту, приправляя большим количеством насмешек и обидных шуток.
На площади раздались первые лозунги: «Жить хотим, не выживать!»
Кто-то крикнул в поддержку:
— Долой тиранию!
Сотни глоток подхватили эти слова, и они понеслись высоко над площадью, подобно морским волнам, ударяясь о стены высотных зданий и с новой силой обрушиваясь на головы тех, кто стал источником бури.
Народ довольно быстро осмелел и теперь вовсю крушил газетные ларьки, поджигал урны, предварительно забив их листовками. Больше пяти десятков солдат, что пытались показать свою выучку и двинуться плотным строем на внезапно озверевшую толпу, в мгновение ока были сметены.
Тарас видел, как здоровенный Рыгор Михайло, на пару со своим закадычным товарищем, карликом Симоньяном, бросились в бой. Сима мастерски взобрался на спину Рыгора, осматривая окрестности. Периодически он указывал в ту или иную сторону, где происходило самое интересное. И довольно скоро целью стала группа солдат.
Прежде, чем двинуться вперед, вояки некоторое время пытались построиться клином подобно кавалерии. Когда выяснилось, что никто не хочет быть на острие атаки, как-то подозрительно быстро образовался «полумесяц». Те, что шли самыми первыми, были с краю, по обоим фронтам, и могли в любой момент свалить куда подальше.
Это бравых вояк успокаивало.
Так что, пока народ ликовал от безнаказанности, превращая идеально выметенную площадь в настоящую помойку, в дыму назревающей революции готовился мощный профессиональный удар.
Солдаты умело щелкали по асфальту начищенными берцами, почти в такт, чем могли бы вызвать немалое уважение коллег, если бы звук этот не тонул в общем гвалте. Из дымного облака, прикрыв рты, солдаты вынырнули неожиданно. Правда, они не подозревали, что за минуту до этого в их сторону был направлен карликовый перст Симоньяна.
Рыгор, особо не различающий обстановку, ввиду своей близорукости, шел в четко указанном направлении. Был он, как минимум, на две головы выше всех собравшихся, и очень любил выпить. Собственно, об этом он напоминал своему товарищу, который с жаром обещал отыскать первый же попавшийся винный магазин, как только развеется дым.
Два события произошли одновременно: Сима различил вывеску, на которой четко обозначалось слово «Рюмочная», и двинулись в наступление до этого мешкавшие солдаты. Так вышло, что столкновение происходило немного в стороне от основной массы людей, но это нисколько местного великана не смутило. Они видел блестящие каски, полагая, что это лысины, раздвигая их в разные стороны, как опытный пловец, вышедший на берег с кувшинками.
Старший лейтенант, находившийся в этот момент поблизости, приказал задержать наглого повстанца, что стало фатальной ошибкой для всего отряда. Бой увяз, дубинки напрасно искали слабые места в чешуе опытного литейщика, вокруг которого собралось больше десятка озверевших вояк.
Симоньян кричал что-то про гражданские права, требовал прекратить. Рыгор отпинывался, как жеребец, разбрасывая врагов во все стороны, но его удары, хоть и могучие, но медлительные, особого результата не давали…
Порыв ветра прорвал пелену белесого дыма, и бесчинствующий народ вдруг обратил внимание на странную и несправедливую картину: толпа военных колотит одинокого Рыгора, заставив того упасть на колени. Гнев, только начавший иссякать, воспламенился с новой силой.
В ход, кроме кулаков, ничего не шло и этот мордобой на первый взгляд выглядел мирно. Солдат смели, как остатки хлеба с промасленной столешницы площади, случайно завязалась драка между собой. Полдюжины бравых повстанцев принялись мутузить друг друга, не разобравшись в суматохе, что один из них надел каску в качестве победного трофея. Народ улюлюкал, оглашая площадь дружным хохотом.
Если Сандер Лукас хорошо разбирался в том, что требуется его подопечным, то он наверняка организовал бы именно такой вечер! Всего-то нужно: пару сумок бах-бульбы, ларьки с листовками и несколько десятков единиц «внешнего врага» в лице военных. И вот уже гуляние наполнилось искренним счастьем, как смех новорожденного.
Подхваченный ментальной волной, Тарас взобрался на сцену, и схватил микрофон, что без надобности лежал тут же, на привезенной для артистов аппаратуре. Почему они так и не явились, никто вопросом не задавался — не было времени.
Подсоединить все штекеры и вилки не составило большого труда — Тарас легко ориентировался там, где спасовал бы любой другой представитель рабочего класса. Глядя на толпу, парень нервничал, словно искал в колышущейся массе огни, но они никак не загорались. Билось море, выбрасывая на берег пену эмоций, но что в том толку?
Позади торжественно произносил свои избранные цитаты великий Сандер, из колонок гремела торжественная музыка.
— Работяги! — не без труда перекрыв всеобщий гвалт, закричал Тарас. — Посмотрите, до чего нас довел тиран! В единственном городе на земле мы, без воды и еды, в скотских условиях копаемся в земле, добываем ресурсы. Вояки и учёные ни во что нас не ставят, считают отребьем… А на нас всё держится! Наш народ выжил после смерти мира, но ради чего? Чтобы вот так копаться в грязи под гнетом тирании? Серьёзно?
Чем больше говорил этот инициативный юноша, тем больше он привлекал к себе внимание. Люди оборачивались один за другим, прислушиваясь. Кто-то раздраженно хватал рядом стоящего, указывая пальцем в сторону сцены. Кто-то громогласно требовал тишины.
Несколько человек забрались на помост и наконец-таки отключили оборудование. Исчезло лицо Лукаса, умолкли фанфары. Эхо торжественных слов пронеслось над площадью, в абсолютной тишине. «Он что, серьезно решил всё изменить?» — спросил кто-то шепотом, но казалось, что его услышал почти каждый.
— А почему нет? — смелея с каждым словом спросил загорелый мужик, смяв кепку на своей лоснящейся башке. — Неужели не заслужили, а?
— Дурья башка, нас арестуют! — надломленным голосом просипела какая-то противная баба в цветастом платке.
— Всех не арестуют… — уже догадываясь, чем пахнет дело, оскалился широкоплечий парняга, что немногим уступал Рыгору в росте.
— А кого все таки арестуют, тому мало не покажется… — хныкая на каждом слове, видимо от волнения, произнес полноватый мужичок.
Над площадью, только-только погрузившейся в тишину, раздался пронзительный звон разбившейся витрины. Все то время, пока толпа совещалась, ломая последние преграды на пути к настоящему бунту, Рыгор и Симоньян добирались до винного магазина. Почему-то никто из них не подумал, что шум привлечет внимание. Скорее всего им было на это плевать, ведь коротышка все еще сидел на шее своего товарища, заменяя тому не только глаза, но и мозг.
Гигант взял в руки первую попавшуюся бутылку, молодецким ударом по дну выбил пробку и, взболтав содержимое, одним махом залил в глотку. Все, кто мог, смотрели, кто не видел — ждали пока остальные досмотрят, чтобы спросить.
— А ничего барматуха! — заметил Симоньян, держа в руках бутылку, с ценником трёх своих месячных зарплат.